На повестке дня - вставка изображений.
Пробуем...
Пробуем...
Внимание!
суббота, 26 ноября 2011
Второй день пытаюсь разобраться с этим своим лытдыбром, но, видимо, есть вещи, слишком сложные для моего неокрепшего мозга. Кто-нибудь, подскажите, как вставить цитату из чужого коммента в свой комментарий? Знаю, что есть надпись: "Чтобы вставить цитату с этой страницы, выделите её и нажмите на эту строку". Выделяю, нажимаю, а меня просто выкидывает в начало страницы, и вся любовь!
Кстати, в чужих дневниках со мной происходит то же самое!
Может, у меня браузер как-то не так настроен?
Кстати, в чужих дневниках со мной происходит то же самое!
Может, у меня браузер как-то не так настроен?
пятница, 25 ноября 2011
Ну, вот! Рассказы разместила, теперь можно и про жисть поговорить. Но пока не с кем...
Пойду искать!
Пойду искать!
2-я часть рассказа***
Следующие пару дней Виктору и Славе приходилось наблюдать, как депрессивные настроения их брата идут по нарастающей. Витька переживал ужасно. А Славка вдруг стал злиться на Антона. Он в какой-то момент понял, что хочет исправить ситуацию не столько ради Тошки, сколько для того, чтобы Витька не мучился. Почему-то душевное состояние старшего брата его волновало куда больше. Временами ему даже хотелось набить морду Тошке за то, что он посмел причинить боль Вите. Странно...
А на третьи сутки Антон отколол нечто и вовсе ни на что не похожее. В тот день с самого утра он лежал на тахте и смотрел в потолок. Славка пытался его растормошить, но безрезультатно.
- Тошк, ну что с тобой такое?! – в отчаянии крикнул он брату.
Тот лишь усмехнулся:
- Я бы сказал тебе, но ты опять будешь мной недоволен.
- Да на хуй моё довольство! Что случилось?
Антон сел на постели.
- Слав... я не могу без этого. Просто не могу.
- Без чего? – спросил тот, но брат снова лишь усмехнулся, и тогда до парня стало доходить, о чём он говорит.
- Слав, а может, ты сам меня трахнешь? – вдруг неожиданно предложил Антон.
- Ты чего, Антох?! Озверел, что ли?!
- Ну не Витьку же мне просить... Бр, от одной мысли передёргивает.
- Так, братишка, приди в себя! Никто здесь никого не трахнет.
Антон вдруг резко вскочил с тахты:
- А на кой чёрт ты тогда это затеял?! – вдруг в гневе закричал он. – Кто тебя просил?! Зачем ты это сделал?! – пацан метался по комнате, пиная и расшвыривая всё, что попадалось на пути.
- Да успокойся ты! – Славка даже испугался.
На шум прибежал Виктор. Но и у него не получилось унять разошедшегося братца. Тот принялся откровенно орать на Славу:
- Вечно всюду лезешь! Кто тебе сказал, что ты самый умный?! Как будто ты знаешь, что нужно другим?!
- Антон, ты не справедлив, - попытался вступиться за него Витя.
- А ты вообще не лезь! – обернувшись к нему, выкрикнул Тошка. – Ты же во всём с ним соглашаешься! Да ты со всеми соглашаешься! Раз у тебя собственного мнения нет, то думаешь, все такие? Меня же никто не спрашивал, чего я хочу! Почему вы оба всё решаете за меня?! Не лезьте в мою жизнь!!! – гаркнул он обоим братьям, и кинулся в коридор.
Славка услышал, как Антон поднял телефонную трубку и набирает какой-то номер.
- Сергей Борисович, – чуть дрожащим голосом, но достаточно спокойно произнёс он, когда дозвонился, - это Антон. Вы могли бы сейчас за мной приехать?.. Да, жду.
Он повесил трубку, вернулся в комнату и стал собирать свои вещи в большую спортивную сумку.
- Антон, не надо, - робко попросил его Виктор.
- Извини, я не могу. Вить, прости меня, я тебя очень люблю. Но не могу сейчас здесь оставаться. Я знаю, вы хотели как лучше. Но есть вещи, которые человек может решить только сам.
Минут через двадцать раздался звонок в дверь.
- Ого! – буркнул Антон. – Неужели Сергей так быстро доехал?
Когда он открыл дверь, на пороге действительно стоял Баринов, который тут же сгреб паренька в объятия. Бородач был так счастлив, что даже мрачные лица Виктора и Славки, стоявших тут же в прихожей, не смогли погасить его улыбку и светящегося влюблённого взгляда, устремленного на Тошку. Мальчишка отдал ему сумку с вещами, поцеловал на прощание обоих братьев и ушёл.
А Витька, ни на кого не глядя, отправился в свою комнату и заперся там. Слава стучал, пытался поговорить, но ответа не получил.
Вечером того дня Виктор впервые в жизни зверски напился. Не сумев достучаться до брата, Славка отправился в качалку, потому что для него это был самый простой способ снять стресс. А когда вернулся...
Виктор сидел на кухне, уронив голову на руки. На столе перед ним стояла пустая бутылка из-под коньяка.
- Охуеть! – невольно выдохнул Слава. – Витёк, ты чё, это всё один выжрал?
- А, Славка! – старший брат поднял голову, с трудом фокусируя взгляд на вошедшем парне. – Садись, выпьем.
- Так пить уже нечего, ты всё выжрал!
- А я сейчас схожу и ещё куплю! – с трудом ворочая языком, произнёс Виктор и попытался встать. Однако ноги его уже тоже не держали, и желание подняться закончилось тем, что он завалился на холодильник и упал бы, если б Славка его не подхватил.
- Бля, Витёк, ты даёшь! Никогда тебя таким не видел!
- Я в порядке, - с трудом выговорил биолог, заваливаясь в другую сторону.
Несмотря на свою силу, Славке непросто было дотащить пьяного Виктора до кровати. Когда тот рухнул на покрывало, то уткнулся в подушку и заревел пьяными слезами.
- Это я во всём виноват, - бормотал он, размазывая солёные капли по щекам. – Я был ему плохим братом...
- Витька, что ты несёшь? При чём здесь ты?
- Нет, я знаю, что сам во всём виноват! Как я мог воспитывать младшего брата, если я сам – такое ничтожество! Я плохой брат. Ты ведь тоже так думаешь, скажи честно! Ты ведь тоже меня презираешь!
Славка пытался возражать, но невменяемый Виктор его не слушал. Он продолжал обвинять себя заплетающимся языком, пока парень пытался повернуть его на бок и уложить поудобнее.
- Как я раньше не замечал? Я не справился. Если бы родители были живы, такого бы никогда не произошло! Я подвёл его, понимаешь?
- Понимаю, понимаю, ложись, - уговаривал его Славка.
- Биологией своей занимался. Вот тебе и биология... Теперь слишком поздно... ничтожество... плохой брат... не справился... если бы отец был... – его речь становилась всё более сбивчивой, пока Витя, наконец, не провалился в тяжёлый пьяный сон.
Славка сидел рядом с ним на постели, и его прямо трясло от гнева. Как он ненавидел Антона в эту минуту! Ну не мог он понять, как можно бросить этого чудесного доброго и умного человека ради какого-то развратного ёбыря с обезьяньей мордой! Ведь кто-кто, а Тошка знал, насколько Витька беззащитный, ранимый, как легко ему причинить боль. Да как он посмел так обойтись с ним! «Урою этого гадёныша!» – думал он про себя. Славка осторожно снял с Виктора очки и погладил по волосам. «Он без очков такой красивый», – мягко улыбнулся парень, разглядывая спящего. Тут старший брат стал слегка ворочаться на покрывале. «Ему, наверное, в одежде неудобно, - решил Слава. – Надо его раздеть да под одеяло уложить». Он аккуратно стал снимать с мужчины рубашку. Это удалось без особых трудов. А вот с джинсами пришлось повозиться. Они никак не хотели сниматься с Витькиной задницы! Уж Славка и так, и этак! В итоге, он развернул брата на живот и стал стягивать джинсы, ухватив за штанины. Стянул. Но только вместе с трусами, чего делать вовсе не собирался. Его взгляду открылась смуглая выпуклая попа. Кожа гладкая, нигде никаких волос. Славка не удержался и потрогал. Булочки упругие, нежные, словно шелковистые. У парня закружилась голова. С трудом взяв себя в руки, он поднялся, выдернул из-под брата одеяло и аккуратно накрыл им спящего обнажённого Витьку. Потом погасил свет и вышел из комнаты.
Весь вечер Славка себе места не находил. Метался по квартире, словно дикий зверь, запертый в клетку. Вот уж не думал он, что столкнётся с такой проблемой. Он возбудился на Витьку! И успокоиться не мог. Более того, Славка понял, что уже давно его хотел, только не желал признаться себе в этом. И вот теперь возбудился, и не в состоянии думать больше ни о чём, только о соблазнительной Витькиной заднице.
«Он никогда мне не даст, - думал парень. – Я ведь ему брат, хоть и не родной, а двоюродный. Не даст. А я полжизни готов отдать ради того, чтоб ему хоть разочек засадить. Только так, чтоб ему понравилось, чтоб он стонал подо мной. Ммм, не могу! До чего же хочется! Какая же у него классная жопка, хоть бы разок в неё кончить. Может, хоть подрочить на него?» Вдруг он понял, что это, в принципе, вариант. Витька спит беспробудным сном, и если рядом с ним даже рота солдат дрочить будет, он не заметит!
Славка тихо вошёл в Витькину комнату. Старший брат продолжал мирно спать. Парень включил ночник и при его слабом свете приблизился к Виктору. Осторожно откинул одеяло. Мужчина лежал на животе, согнув одну ногу. Его попка была видна как нельзя лучше. Слава расстегнул ширинку и достал свой твёрдый и возбуждённый хуй. Слегка подрачивая его, он положил одну руку на Витькины ягодицы и стал их поглаживать. Он разводил половинки в стороны, и тогда его взору открывалась аккуратная розовая дырочка ануса. Это отверстие манило его, почти лишая воли. И вдруг Славка понял: «Я его выебу! Всё равно выебу! Он сейчас, скорее всего, этого даже и не почувствует. А если и почувствует, то наутро ничего не вспомнит. Может, это мой единственный шанс».
Он сбегал в ванную, где отыскал какой-то крем, и аккуратно смазал им очко брата и собственный стоящий член. Свои брюки и трусы он скинул, чтобы не мешались. После подумал и отправил в тот же угол и рубашку. Потом лёг на бок сзади Витьки и навис над ним, тычась членом в его розовое смазанное колечко. Анус спящего мужчины был расслаблен, и член Чекменёва проскользнул туда легко. Но дальше произошло то, чего он от себя не ожидал – он сразу кончил. Не успел сделать даже нескольких фрикций. «Тьфу, чёрт, чего это я? – нахмурился парень. – Перевозбудился, наверное. Это ж разве можно считать, что я его ебал? Ну, уж нет, надо тогда по второму кругу». Славка чуть передохнул и возобновил движения в попке Виктора.
На сей раз это уже был полноценный трах. Парень разводил руками в стороны ягодицы брата, стараясь засадить ему поглубже, так, чтобы яйца плотно прижимались прямо к дырочке. В какой-то момент Витька начал постанывать. «Ему хорошо? – подумал Слава. – Или я ему просто спать мешаю?» В глубине души он понимал, что второе, но, чтобы не ломать кайф, начал убеждать себя в обратном: «Нет, ему хорошо, конечно, хорошо! Он же гомик, пидор, ему нравится, когда его ебут!» Парень стал двигаться в Витьке ещё быстрее, интенсивно долбя своим членом. «Да, ему наверняка приятно! – убеждал он себя. – Особенно, когда вот так, поглубже! Ммм, какой сладкий у меня братишка!» Оргазм, нахлынувший на Славку, был, пожалуй, самым сильным за всю его жизнь! И парень обессиленно рухнул на спину своего спящего любовника. Сон и его тоже клонил неодолимо. «Ладно, я утром к себе перейду», - подумал он и позволил себе остаться.
Под утро Слава проснулся. Ещё не рассвело, но в комнате по-прежнему горел ночник. Первое, что парень осознал – это то, что прижимается к обнажённому телу своего двоюродного брата. И почти сразу он вспомнил, что сделал с ним вечером.
«Блядь! Я же его ебал! Собирался только подрочить, а сам выебал по полной программе!» – дёрнулся Славка. Эта мысль должна была бы его ужаснуть, вызвать отвращение или страх. Но вместо этого парень тут же возбудился. Его член отвердел, а поскольку он всё ещё прижимался к ягодицам Виктора, то автоматически его налившаяся силой головка упёрлась в анальное отверстие мужчины. Не отдавая себе отчёта, правильно ли он поступает, а просто поддавшись волне возбуждения, Славка чуть надавил вперёд, и его орган снова мягко вошёл в попку брата. И вновь ему было безумно приятно погружаться в Витькин задний проход по самые яйца.
Вот только Виктор уже почти совсем отрезвел. И на этот раз, пока Славка драл его зад, он проснулся, оглянулся и встретился глазами с братом. Но тот не остановился, а продолжал долбить попку биолога, как остервенелый. Витька отвернулся и сдался на волю насильника.
Когда Слава вновь сладко спустил ему в зад и рухнул на постель, старший брат притворился, что опять уснул.
- Витька... – шёпотом позвал его парень. – Ты спишь?
Но тот не отозвался.
«Ладно, - подумал Славка. – Утром разберёмся. А сейчас мне уже нет смысла уходить, если он меня всё равно видел. Останусь до утра».
Когда поздним утром Слава проснулся, уже рассвело. Он прекрасно выспался и довольно потянулся, с улыбкой поглядывая на лежащего к нему спиной Виктора. И вдруг его внимание привлёк странный звук. Он сперва даже не понял, что это такое. А потом сообразил: это Витька тихонько всхлипывает! Он плачет!
- Витенька! Ты чего? – он нежно развернул брата к себе. – Витенька! Ну что с тобой? Не плачь! – слёзы брата приводили его в отчаянье. - Пожалуйста, не плачь! Ну кто тебя обидел? Ой, да ведь это, наверное, я сам! Чёрт! Обещаю, я сам себе морду набью, ухитрюсь как-нибудь! Витенька, родной, ну убей меня, только не плачь! – Слава стал покрывать Витькино лицо поцелуями. Щёки, глаза, брови, снова и снова. Ему и впрямь хотелось умереть, лишь бы брату никогда не было больно!
Сперва растерявшийся Виктор, наконец, улыбнулся:
- Славка... Значит, всё не так, как я думал? Я-то решил, что ты меня до такой степени презираешь, что решил просто использовать в качестве резиновой куклы...
- Во дурак! – шепнул ему Славик, продолжая целовать мокрое от слёз лицо брата. – Я же люблю, люблю тебя!
Он сказал это неожиданно для себя самого. Но едва произнеся эти простые слова вслух, в ту же секунду понял – это сущая правда.
***
До конца новогодних выходных оставалось шесть дней. Целых шесть дней, когда они могли быть вдвоём, не разлучаясь ни на минуту. Вот только время стало играть со Славкой в какие-то странные игры. Иногда минуты растягивались в века. Так бывало, например, когда парень просыпался ранним утром и ждал, когда проснётся Витька. Он ждал, ждал... Ему просто нужно было узнать, улыбнётся ли брат, когда откроет глаза и увидит его. И что он захочет на завтрак. И можно ли будет ещё до завтрака его немного... ну, это самое. А порой время просто останавливалось, его вовсе не существовало. Не было никакого времени, когда Славка устраивался в кресле перед бухтящим праздничными голосами телевизором, сажал Витю к себе на колени, и они принимались целоваться. Нежно, ласково, тепло. Они не слышали телевизора, не реагировали на звонящий телефон. Весь мир вокруг исчезал, и время исчезало вместе с ним. Но в конечном итоге Славка пришёл к выводу, что время просто мчится, словно арабский скакун - парень не успел оглянуться, как эти самые счастливые в его жизни шесть дней подошли к концу.
Виктор тоже огорчился, хотя и не так сильно, как Славка. Он просто немного подустал за эти дни. Ведь он уже не подросток и не может трахаться, как кролик, днями и ночами. А его двоюродный брат лез на него раз по пятнадцать за день.
- Славка, да отдохни ты хоть немного, - с улыбкой просил он, когда парень в очередной раз зажимал его в каком-нибудь углу квартиры. – Ты вообще о чём-нибудь другом думать можешь?
- Нет, - честно ответил Чекменёв, утыкаясь губами в шею брата.
- Наверное, так и есть, - усмехнулся Виктор. – В твоём возрасте у меня тоже, помню, стояк был перманентный.
- Какой? – вопросительно глянул на него Слава.
Витька с улыбкой потрепал его по белокурой макушке:
- Эх, неуч ты мой любимый, - ласково шепнул он, целуя чуть приоткрытые губы парня.
А Славке хотелось только одного: чтобы эти дни длились вечно. Он любил брата где придётся: в спальне, в гостиной, на кухне, в прихожей или ванной – где у него встанет, там он на Витьку и накидывается. Парень сам не понимал, что с ним происходит. Когда он успел так сильно влюбиться? И ещё его удивляло то, что Виктор, хоть и был на пятнадцать лет старше, производил впечатление человека, в сексе совсем неопытного. Минет он делал, правда, улётно! Но во всем остальном зажимался, комплексовал, и Славке приходилось его в буквальном смысле развращать, словно это он был старшим. Витька, например, стеснялся своей наготы и поначалу раздевался только в темноте. Хотя чего там стесняться – непонятно, фигура у него была, словно у юноши. Славке приходилось силовыми методами бороться с его комплексами.
Однажды он уселся на кресле в гостиной и велел брату сесть напротив.
- А теперь разденься, Витюш, - мягко попросил он. – Посмотреть хочу.
- Ой, ты что, Слав, не надо, - покраснел тот.
- Надо, - не терпящим возражений тоном ответил младший брат.
- Я не буду...
- Будешь. Раздевайся. Только медленно.
В кои-то веки Славка благодарил судьбу за то, что его брат такой безотказный. Краснея от стыда, Виктор стянул с плеч рубашку. Потом торопливо спустил вниз брюки.
- Постой, - остановил его Чекменёв, - притормози. Раздвинь ноги.
Бедный биолог немного развёл колени в стороны.
- Шире...ещё.
- Мне джинсы мешают, - полыхая от смущения, возразил Витя.
- Ладно, сними их совсем. Вот так. Теперь раздвинь ножки пошире... Хорошо...
Витькины щёки вспыхнули от стыда, словно маки, когда Слава приблизился к нему, опустился на колени меж его разведенных ног и стал жадно разглядывать бугор под его трусами, который от всего происходящего увеличивался с каждой секундой. Паренёк легонько поглаживал эту выпуклость подушечками пальцев. Вскоре под мягкой трикотажной тканью можно было различить даже вздувшиеся венки на возбужденном члене.
- Молодец, - сказал вполголоса Славка, вдоволь насладившись этой картиной. – Теперь сними трусы.
- Слава, не надо, ну пожалуйста! – жалобно зашептал Витька. – Пойдем лучше в спальню, я тебе дам, если хочешь...
- Разговорчики в строю. Снимай, сказано!
Дрожащими руками Витя спустил на пол последнюю деталь своего туалета. Член бесстыдно взвился, указывая на потолок. Он пульсировал и истекал смазкой.
У Витьки закружилась голова. Было ужасно стыдно. Он отворачивался и зажмуривался, боясь встретиться взглядом со Славкой, хотя тот был целиком и полностью поглощён открывшимся перед ним зрелищем. Голова кружилась всё сильнее, и Вите вдруг показалось, что он вот-вот кончит! Что же это такое?!
- Слава... - слабым голосом пробормотал он, не смея открыть глаза. – Слава, можно я оденусь?
Но в ту же секунду он почувствовал лёгкое прикосновение ладони младшего брата к своим подтянутым от возбуждения яичкам. Потом пальцы мягко скользнули по влажному от смазки стволу члена. И всё вокруг словно взорвалось и затанцевало! Виктор хрипло застонал и обильно излился себе на живот.
Даже не успев восстановить сбившееся дыхание, он почувствовал, как нежные Славкины руки стали неторопливо оглаживать всё его тело.
- Ну вот видишь, дурачок, - прошептал тот, - а ты боялся! – и Славка жарко поцеловал ещё не опавший влажный член брата.
С этого дня Чекменёв стал регулярно вгонять Виктора в краску, заставляя его раздеваться в самых неожиданных ситуациях. Однажды, например, они возились на кухне с ужином. Старший брат начал мыть посуду, когда Славка вдруг погладил его по попке и спокойно приказал:
- Снимай одежду, - а сам достал ситцевый фартук с оборочками, лет сто висевший без дела на дверце кладовки, и протянул его Вите. – Наденешь вот это.
Мужчина знал, что возражать пацану бесполезно. Краснея, он торопливо скинул с себя футболку, брюки и повязал на пояс полученный фартук. Спереди он, конечно, закрывал всё то, что Виктор так стыдился показывать. Но вот сзади...
- Ну что стоишь? – улыбнулся Славка. – Продолжай мыть посуду.
Биолог повернулся к раковине и принялся за дело. Младший брат сел позади него на табуретку и стал просто смотреть. Витя знал, что сейчас его обнажённая задница перед парнем как на ладони. Он безумно смущался, но вдруг снова почувствовал, что начинает возбуждаться. Отвердевший член стал приподнимать переднюю часть фартука. «Хорошо, что хоть этого Славка не видит», - подумал он. Но возбуждение всё больше и больше захватывало его, и вдруг, неожиданно для самого себя, Виктор стал прогибать спину, словно похотливая кошка, ещё больше открывая себя для взгляда Славки.
- Умница мой, - страстно прошептал зритель сзади. – Прогнись ещё немножко... Вот та-ак. И ножки расставь.
Парень ещё пару минут полюбовался попой старшего брата, так развратно выставленной на его обозрение. Витька тем временем даже стал тихонько постанывать от возбуждения. Тогда Славка сжалился над ним – подошёл, прижался сзади, ввёл член и выебал его как следует прямо у мойки. Одной рукой он при этом ласкал вздыбленный член своего любимого, отчего Витька кончил даже раньше Славки, что было нечасто. И как кончил! Прямо искры из глаз!
А на другой день нахальный пацан и вовсе выкинул такой номер, какого брат от него никак не ожидал.
Обычно после того, как Слава сливал в него свою сперму, Виктор шёл в туалет и там от неё избавлялся – не любил он эти лужи в постели. Так было и в этот раз. Славка уже кончил, а Витя ещё нет. Он аккуратно выполз из-под переводящего дыхание брата и попытался встать с кровати.
- Куда? – вдруг хрипло выкрикнул Чекменёв и, резким движением схватив мужчину за талию, парень кинул его обратно на постель. – Я тебе не разрешал уходить!
Он положил брата поперёк кровати и широко развёл ему ноги в стороны.
- Ой! – только и выдохнул тот, зажмурившись от стыда.
Витя не мог больше удерживать сперму внутри себя и почувствовал, как она медленно вытекает, рискуя залить смятую простыню. И тут Славка стал ласкать его отверстие пальцами. Он нежно размазывал сочащуюся сперму круговыми движениями.
- Какой ты тут мокрый... - шепнул он брату. – Тебе приятно, когда я так делаю?
Виктор даже не смог ответить. Краска смущения залила его лицо, и он отвернулся, пряча взгляд. Только всё напрасно: за него ответил его пенис, с каждым Славкиным движением всё увереннее поднимавшийся в боевое положение.
- Слав, мне в туалет нужно, - робко попросил мужчина.
- Да брось, кончай зажиматься! Мне нравится смотреть, как ты весь течёшь, словно похотливая сучка. Расслабься.
И он вдруг нагнулся и лизнул влажную Витькину дырочку своим горячим языком, отчего старший брат вздрогнул, выгнулся и зашипел.
- Нравится? – улыбнулся Славка. – Хочешь ещё?
Витя не ответил, только сильнее покраснел.
- Ну, молчание – знак согласия.
И парень продолжил свои ласки. Постепенно он сам всё больше увлекался: растягивал дырочку в стороны, стараясь раскрыть побольше, и то жадно вылизывал её внутри языком, то покрывал снаружи нежными поцелуями. Славка уже здорово возбудился от этого. Он тёрся напряжённым членом о скомканную простыню. Ужасно хотелось помочь себе рукой разрядиться, но пока обе руки ему были нужны для другого.
А с Витей творилось просто что-то невообразимое! Он метался, выгибал спину и стонал до крика. Сладкий туман заволок глаза, голова кружилась почти до дурноты. В какой-то момент он схватил себя за член обеими руками. Но Славка тут же силой оттащил его руки от паха:
- Нет, не дрочи, не дрочи! Я сам всё сделаю, - и он продолжил ласки ануса, одной рукой при этом обхватив Витькин член и начав его медленно поглаживать.
- Быстрее, - шептал тот, - пожалуйста, быстрее, - но Славка продолжал свои мучительно медленные движения, растягивая брату удовольствие и не позволяя сразу кончить.
Когда измученного этой нежной пыткой Виктора накрыл оргазм, это было так ярко – почти на грани боли. Он впервые кричал в голос. Его так крутило! Несмотря на то, что он почти ничего не соображал, в какой-то миг ему даже стало страшно: вдруг сердце остановится, не выдержав такого? Но вот, наконец, наступило сладкое расслабление. Мягкие, нежные волны удовольствия разливались по телу гораздо дольше, чем у него это было обычно. А Славка не прекращал своих ласк, пока брата окончательно не отпустили эти последние волны сладкой дрожи.
Ночью Виктору приснился странный сон. Ему снилось, что его двоюродный брат – на самом деле демон, доставляющий удовольствие в обмен на душу. Но вот странно: во сне Витя готов был к этому обмену. Он пошёл бы за этим неземным существом на край света. Он готов был отдать что угодно, только бы этот бесконечно любимый парень был с ним всегда.
***
Тошка звонил братьям регулярно. Говорил, в основном, с Виктором. Сообщал, что у него всё в порядке, спрашивал, как у них дела. На последний вопрос старший брат лишь отбивался банальностями типа «нормально», «всё путем» или «порядок». Ни он, ни Славка не решались рассказать Антону о переменах в своих отношениях. Пару раз пацан забегал к ребятам в гости, но эти встречи проходили каждый раз несколько напряжённо: братья не могли быть с Тошкой до конца откровенными, а парень воспринимал эту натянутость как обиду на свой уход. Но рано или поздно ситуация должна была как-то разрешиться, это понимали все.
Разрешилась она через пару месяцев, когда Антон в очередной раз забежал в выходной день проведать братьев. Он открыл дверь своим ключом, как делал всегда. Но почему-то никто не вышел его встречать. Парень, было, подумал, что никого нет дома, когда услышал в глубине квартиры весьма недвусмысленные звуки – из спальни Витьки раздавались такие стоны на все голоса, что не догадаться о том, что происходит в комнате за закрытой дверью, было невозможно!
Тошка тихонько прокрался на кухню и, как когда-то Славка, заставший его самого за аналогичным занятием, стал ждать выхода «на поклон» действующих лиц этого звукового спектакля. Он с трудом сдерживал смех, думая о том, как всё обернулось. Спустя некоторое время в дверном проёме нарисовался Славка – растрёпанный, без майки, в одних расстёгнутых джинсах.
- Тошка? – удивлённо пробормотал парень. – Ты давно здесь?
После этих слов Антон уже не в состоянии был сдерживаться и звонко расхохотался:
- Класс! Зеркальное дежавю! Когда ты меня застукал, я у тебя то же самое спросил!
Славка растерянно переминался с ноги на ногу. Сзади подошёл пунцовый от смущения Виктор, торопливо застёгивая рубашку.
- Ну здорово, братишка! – поприветствовал его с ехидной улыбочкой Антон.
- Тошк, ты понимаешь, мы... ну, мы это...
- Да сядьте вы, не маячьте! И так всё понятно, не нужны мне ваши объяснения.
Слава, успевший немного взять себя в руки, сел напротив Тошки и притянул Виктора к себе на колени.
- Это я всё начал, - сказал он, обнимая своего любимого, словно пытаясь защитить его от нападок.
- Ну этого следовало ожидать, - ещё шире улыбнулся Антон.
- И ты так спокоен? – дрожащим голосом спросил Витя.
- А чего мне беспокоиться?
- Ты что, даже не удивился?
- Удивился... Удивился тому, что вы так долго с этим тянули! Я ж давно уже видел, как вы друг на друга смотрите.
- Да брось! – вытаращился на пацана Славка. – Мы же ни о чём таком поначалу и не думали! Просто друзьями были.
- Ну да, конечно! Просто друзья! У которых, правда, нет почти ничего общего, но которые, тем не менее, дня друг без друга прожить не могут. И пока один в школе, а другой на работе, эти друзья за день созваниваются раз по десять, чтобы только голос друг друга услышать. А по вечерам друг от друга не отходят. И вместе слушают плеер, взяв каждый по наушнику. И пьют пиво из одной бутылки. И держатся за руки на прогулке. Мне продолжать этот список?
- Вот чёрт! По ходу, так и было...
- Слав, ты просто тормоз! Да между вами чуть ли не с самого начала ощущалась такая химия, что завидовать впору!
- Химия? Тогда уж биология, - улыбнулся Чекменёв, притягивая к себе Виктора и целуя его в губы.
- Ой, я не могу! – снова заржал Тошка. – И этот человек мне морали читал!
- Да ты понимал бы чего в морали! Порнозвезда районного масштаба! – тоже со смехом отозвался Славка.
Антон швырнул в него подвернувшееся под руку кухонное полотенце, за что получил в ответ щелчок по носу. Тут вмешался Виктор и прекратил всю эту щенячью возню. Однако все ощутили, как рухнула, наконец, та стена неискренности и напряжения, которая разделяла их в последние месяцы. Теперь они снова были вместе!
Витька заварил чай, Слава наделал бутербродов, а Тошка достал принесённые с собой конфеты. Когда все уселись пить чай, Антон вдруг серьёзно обратился к братьям:
- Ребята, раз уж у нас пошла такая пьянка, то у меня к вам просьба. Можно я к вам в гости Сергея приведу?
Виктор и Славка переглянулись.
- Ну ладно вам, мужики! – продолжил Антон. - Хватит уже на него дуться, как мыши на крупу – он ни в чём не виноват! Просто он меня любит и иногда понимает мои желания даже лучше, чем я сам. Вы мне все очень дороги, и эта война уже порядком достала!
- Что значит «твои желания»? – изумился Чекменёв. – Так значит, он был прав? Тебе это всё действительно нравилось?
- Ну, вообще-то, да, нравилось. Только мне проще было думать, что меня заставили, а я тут ни при чём. В глубине души я всегда понимал, что этот шантаж – чистая липа. На самом деле, это Сергей Борисович был у меня на крючке, а не я у него. Я ведь чувствовал, что ради меня он на что угодно согласится. А все эти угрозы – так, игрушки. Только не надо ничего говорить – ты уже высказался по поводу моей морали, достаточно! Ну так как насчёт Сергея?
Виктор вздохнул и вопросительно взглянул на Славку.
- Ну ладно! – чуть помедлив, улыбнулся тот. – В следующую субботу тащи сюда своего бородатого перца. Будем закапывать топор войны.
Так в одночасье решилась проблема с Тошкой.
Но сложнее было с матерью Славки. Майя Петровна (так звали его маму) тоже регулярно приезжала в гости проведать сына. И тут уж парням приходилось соблюдать максимальную осторожность, чтобы не вызвать подозрений. К счастью, женщина была настолько в восторге от результатов перевоспитания сына, что просто боготворила Виктора – ведь он оправдал её ожидания даже сверх меры! На Чекменёва практически перестали жаловаться в школе. Приводов в милицию с начала учебного года не было. И даже – страшно сказать – Славка стал гораздо меньше материться! Раньше он и пары слов без мата сказать не мог, а теперь ей уже не приходилось краснеть за него в присутствии знакомых. Как же удалось добиться таких подвигов от её сына? Но Виктор ничего не мог ей ответить, поскольку и сам не знал, как это получилось.
Но увы, не всё было так просто. Славка ведь не превратился разом из отпетого хулигана в агнца небесного. Иногда прежний характер давал о себе знать. Ровно через неделю после последнего разговора, полного восторгов в адрес сына, Славкина мать вдруг позвонила Виктору.
- Слава опять что-то натворил, - без предисловий сказала она. – Меня в школу вызывают. Опять к классному руководителю.
- А что натворил?
- Я не знаю, - в её голосе слышались слёзы. - Витенька, может, ты сходишь? Узнаешь, что к чему. Меня же он всё равно слушать не станет, а ты хоть пропесочишь его потом как следует!
- Хорошо, Майя Петровна, я схожу, - вполне ожидаемо согласился тот.
Визит Виктора в школу и его знакомство с классной руководительницей двоюродного брата состоялись в тот же вечер. Славка до последнего упорно отмалчивался.
- Слушай, да скажи ты, в чём дело? – трепал его за рукав Витька. – Подрался с кем-нибудь?
- Нет... Да ну, ерунда! Даже говорить не хочу.
И только в кабинете у классной Витя узнал, что же произошло. Оказалось, что Славка нахамил учительнице истории. Вера Матвеевна, пожилой человек и заслуженный педагог, иногда, к сожалению, была резка с учениками. Порой кто-то из ребят и огрызнётся, всякое бывает. Но такое!
- Понимаете, Виктор Георгиевич, - охала классная руководительница - я ведь большую часть сказанного вашим братом даже повторить не могу! Со слов Веры Матвеевны, «плешивая карга» – это самые вежливые слова в его тираде, а почти всё остальное – трёхэтажный мат! Пожалуйста, Виктор Георгиевич, вы ведь воспитанный, интеллигентный человек – повлияйте как-нибудь на Славу. Мальчик в последнее время стал вести себя гораздо лучше, чем раньше. Видимо, это вам спасибо. Учителя говорят, он даже сквернословить почти перестал. И вдруг опять за старое! Оскорбил уважаемую учительницу, женщину пенсионного возраста... Поговорите с ним, прошу вас!
Домой братья возвращались молча. Виктор выглядел расстроенным и усталым. А Славка не знал, что ему сказать. Он совершенно не чувствовал никакой вины за собой. Эта старая грымза сама во всём виновата! На прошлом уроке им давали контрольный тест. И Славка – о чудо! – ответил правильно на все вопросы. Какого же было его изумление, когда, получив назад свою работу, он увидел в нижнем правом углу листа жирную тройку! Эта коза в парике, видимо, даже проверять его работу не стала – просто ляпнула оценку с потолка, считая, что на большее он не способен. Когда Слава попытался разобраться, она лишь обругала его и ничего перепроверять не стала. Ну вот он и высказал ей всё, что о ней думает! Он же прав!
Дома Витя сел в кресло у окна, взял в руки газету, но вместо того, чтобы её читать, рассеянно смотрел в окно. Временами он устало потирал переносицу под очками, и выглядел ужасно огорчённым.
- Вить, пойдём ужинать - мягко окликнул его Славка.
- Я пока не хочу есть, спасибо. Я попозже.
- Витюша, ну хорэ дуться! Ты меня выслушать не хочешь?
- Слав, ну что ты мне хочешь объяснить? Что у тебя были причины для того, чтобы так поступить? Я не сомневаюсь в этом. Разумеется, были – кто же без причин такое сделает! Я просто... да нет, я просто есть не хочу. Ты иди, Слав. Иди, кушай. Я приду попозже, - и старший брат снова расстроенно уставился в газету.
Чекменёв обиделся и ушёл на кухню. «Ну и пусть сидит голодный хоть до ночи! – подумал он. – Что мне, на колени перед ним становиться?» Славка уселся за стол в одиночестве. Вот только есть ему тоже расхотелось. В душе клокотала обида. Надо же! Даже выслушать не захотел!
И вдруг Славка представил себе, как его сегодняшний поступок должен выглядеть в глазах Виктора. Ведь его старший брат и мухи не обидит. Он был бы вежлив даже с самым отъявленным хамом, потому что Витька выше этого. Что же он должен думать о человеке, обругавшем пожилую женщину?! Да что бы она не сделала – какая разница! Обругать матом старенькую седую учительницу! Славка вдруг вспомнил, что у Веры Матвеевны к концу дня всегда слезились глаза, она стеснялась этого и тайком промакивала их платочком. Наверное, потому и работу не проверила – тяжело ей уже вечерами за тетрадками сидеть. Она, конечно, не права, но... Парень снова вспомнил, как она спешно вытирает платком глаза под очками, надеясь, что никто не заметит. И ему стало так гадко, как никогда в жизни!
Спустя четверть часа Славка снова подошёл к Виктору и серьёзно сказал:
- Вить, я всё понял. Прости меня. Я завтра извинюсь перед ней. Ну... перед Верой Матвеевной. Больше такого не повторится. Обещаю.
Брат поднял на него потеплевший взгляд.
- Спасибо, Славка! Я знаю, ты ведь совсем не такой.
- Прости. Ну дурака свалял, бывает! Не расстраивайся, я завтра всё исправлю, честно! Пойдём ужинать. А то посмотри на себя – у тебя от голода аж щёки ввалились.
На этот раз парню удалось-таки уговорить Витьку поесть. А после ужина почти сразу он повёл брата в постель.
В ту ночь Славка любил Виктора долго и нежно. Он не думал о себе – только о нём, о Витьке, старался доставить ему как можно больше удовольствия. Парень двигался в нём очень медленно, осторожно, чтобы не вызвать даже намёка на болевые ощущения – он просто ласково массировал его задний проход своим членом, сам же в это время поглаживал руками тело брата: шею, плечи, грудь, живот, бёдра. Потом стал нежно сжимать в ладони его яички. Только член не трогал – не хотел, чтобы Витька слишком быстро кончил. Когда тот был уже близок к оргазму, Славка вдруг вышел из него. Он перевернул брата на спину, дал немного отдышаться, а потом резко заглотил его член и стал с упоением отсасывать. Минет парень делал не так искусно, как Виктор – чёрт его знает, почему так же хорошо не получалось. Но зато сейчас в этот процесс он вложил всю душу. Два пальца правой руки Славка ввёл в ещё влажную Витькину норку и нашёл там бугорок простаты. Ему не всегда удавалось её нащупать – только когда Витька бывал сильно возбуждён. Сейчас она стала твёрдой, набухшей, и парень начал нежными кругообразными движениями массировать этот горячий холмик. Витька стонал и метался, комкая простыни, а когда Славка особенно удачно ласкал языком уздечку, то старший брат лишь жарко бормотал:
- Славочка, что ж ты со мной делаешь... любимый мой... Славка...
Когда Витя обильно излился в рот парню, тот с наслаждением выпил всё до капли. Самому ему достаточно было после этого лишь немного потереться своим стояком о расслабленное, горячее тело брата, чтобы разбрызгать своё семя по кровати.
На следующий день Чекменёв при всём классе принёс извинения Вере Матвеевне. Он просил прощения совершенно искренне, и, видимо, учительница это почувствовала. Вечером Славка с гордостью рассказывал Витьке, что на последней переменке, когда он случайно проходил мимо учительской, то краем уха услышал голос исторички. Она говорила кому-то, что «Слава Чекменёв – в душе добрый и хороший мальчик, просто очень вспыльчивый». Её собеседница не возражала. Медленно, но верно учителя меняли своё отношение к бывшему двоечнику и хулигану.
Когда через четыре месяца Вячеслав Чекменёв закончил школу, в его аттестате не оказалось ни одной тройки! Такого от него никто не ожидал, за исключением Витьки, конечно. Директор школы, вручая на торжественной церемонии парню диплом, вдруг по-мальчишески весело подмигнул ему и крепко пожал руку. Почти по всем предметам у Славки вышли четвёрки. Но одна пятёрка у него всё же была! Не трудно догадаться, по какому предмету.
Биология.
Следующие пару дней Виктору и Славе приходилось наблюдать, как депрессивные настроения их брата идут по нарастающей. Витька переживал ужасно. А Славка вдруг стал злиться на Антона. Он в какой-то момент понял, что хочет исправить ситуацию не столько ради Тошки, сколько для того, чтобы Витька не мучился. Почему-то душевное состояние старшего брата его волновало куда больше. Временами ему даже хотелось набить морду Тошке за то, что он посмел причинить боль Вите. Странно...
А на третьи сутки Антон отколол нечто и вовсе ни на что не похожее. В тот день с самого утра он лежал на тахте и смотрел в потолок. Славка пытался его растормошить, но безрезультатно.
- Тошк, ну что с тобой такое?! – в отчаянии крикнул он брату.
Тот лишь усмехнулся:
- Я бы сказал тебе, но ты опять будешь мной недоволен.
- Да на хуй моё довольство! Что случилось?
Антон сел на постели.
- Слав... я не могу без этого. Просто не могу.
- Без чего? – спросил тот, но брат снова лишь усмехнулся, и тогда до парня стало доходить, о чём он говорит.
- Слав, а может, ты сам меня трахнешь? – вдруг неожиданно предложил Антон.
- Ты чего, Антох?! Озверел, что ли?!
- Ну не Витьку же мне просить... Бр, от одной мысли передёргивает.
- Так, братишка, приди в себя! Никто здесь никого не трахнет.
Антон вдруг резко вскочил с тахты:
- А на кой чёрт ты тогда это затеял?! – вдруг в гневе закричал он. – Кто тебя просил?! Зачем ты это сделал?! – пацан метался по комнате, пиная и расшвыривая всё, что попадалось на пути.
- Да успокойся ты! – Славка даже испугался.
На шум прибежал Виктор. Но и у него не получилось унять разошедшегося братца. Тот принялся откровенно орать на Славу:
- Вечно всюду лезешь! Кто тебе сказал, что ты самый умный?! Как будто ты знаешь, что нужно другим?!
- Антон, ты не справедлив, - попытался вступиться за него Витя.
- А ты вообще не лезь! – обернувшись к нему, выкрикнул Тошка. – Ты же во всём с ним соглашаешься! Да ты со всеми соглашаешься! Раз у тебя собственного мнения нет, то думаешь, все такие? Меня же никто не спрашивал, чего я хочу! Почему вы оба всё решаете за меня?! Не лезьте в мою жизнь!!! – гаркнул он обоим братьям, и кинулся в коридор.
Славка услышал, как Антон поднял телефонную трубку и набирает какой-то номер.
- Сергей Борисович, – чуть дрожащим голосом, но достаточно спокойно произнёс он, когда дозвонился, - это Антон. Вы могли бы сейчас за мной приехать?.. Да, жду.
Он повесил трубку, вернулся в комнату и стал собирать свои вещи в большую спортивную сумку.
- Антон, не надо, - робко попросил его Виктор.
- Извини, я не могу. Вить, прости меня, я тебя очень люблю. Но не могу сейчас здесь оставаться. Я знаю, вы хотели как лучше. Но есть вещи, которые человек может решить только сам.
Минут через двадцать раздался звонок в дверь.
- Ого! – буркнул Антон. – Неужели Сергей так быстро доехал?
Когда он открыл дверь, на пороге действительно стоял Баринов, который тут же сгреб паренька в объятия. Бородач был так счастлив, что даже мрачные лица Виктора и Славки, стоявших тут же в прихожей, не смогли погасить его улыбку и светящегося влюблённого взгляда, устремленного на Тошку. Мальчишка отдал ему сумку с вещами, поцеловал на прощание обоих братьев и ушёл.
А Витька, ни на кого не глядя, отправился в свою комнату и заперся там. Слава стучал, пытался поговорить, но ответа не получил.
Вечером того дня Виктор впервые в жизни зверски напился. Не сумев достучаться до брата, Славка отправился в качалку, потому что для него это был самый простой способ снять стресс. А когда вернулся...
Виктор сидел на кухне, уронив голову на руки. На столе перед ним стояла пустая бутылка из-под коньяка.
- Охуеть! – невольно выдохнул Слава. – Витёк, ты чё, это всё один выжрал?
- А, Славка! – старший брат поднял голову, с трудом фокусируя взгляд на вошедшем парне. – Садись, выпьем.
- Так пить уже нечего, ты всё выжрал!
- А я сейчас схожу и ещё куплю! – с трудом ворочая языком, произнёс Виктор и попытался встать. Однако ноги его уже тоже не держали, и желание подняться закончилось тем, что он завалился на холодильник и упал бы, если б Славка его не подхватил.
- Бля, Витёк, ты даёшь! Никогда тебя таким не видел!
- Я в порядке, - с трудом выговорил биолог, заваливаясь в другую сторону.
Несмотря на свою силу, Славке непросто было дотащить пьяного Виктора до кровати. Когда тот рухнул на покрывало, то уткнулся в подушку и заревел пьяными слезами.
- Это я во всём виноват, - бормотал он, размазывая солёные капли по щекам. – Я был ему плохим братом...
- Витька, что ты несёшь? При чём здесь ты?
- Нет, я знаю, что сам во всём виноват! Как я мог воспитывать младшего брата, если я сам – такое ничтожество! Я плохой брат. Ты ведь тоже так думаешь, скажи честно! Ты ведь тоже меня презираешь!
Славка пытался возражать, но невменяемый Виктор его не слушал. Он продолжал обвинять себя заплетающимся языком, пока парень пытался повернуть его на бок и уложить поудобнее.
- Как я раньше не замечал? Я не справился. Если бы родители были живы, такого бы никогда не произошло! Я подвёл его, понимаешь?
- Понимаю, понимаю, ложись, - уговаривал его Славка.
- Биологией своей занимался. Вот тебе и биология... Теперь слишком поздно... ничтожество... плохой брат... не справился... если бы отец был... – его речь становилась всё более сбивчивой, пока Витя, наконец, не провалился в тяжёлый пьяный сон.
Славка сидел рядом с ним на постели, и его прямо трясло от гнева. Как он ненавидел Антона в эту минуту! Ну не мог он понять, как можно бросить этого чудесного доброго и умного человека ради какого-то развратного ёбыря с обезьяньей мордой! Ведь кто-кто, а Тошка знал, насколько Витька беззащитный, ранимый, как легко ему причинить боль. Да как он посмел так обойтись с ним! «Урою этого гадёныша!» – думал он про себя. Славка осторожно снял с Виктора очки и погладил по волосам. «Он без очков такой красивый», – мягко улыбнулся парень, разглядывая спящего. Тут старший брат стал слегка ворочаться на покрывале. «Ему, наверное, в одежде неудобно, - решил Слава. – Надо его раздеть да под одеяло уложить». Он аккуратно стал снимать с мужчины рубашку. Это удалось без особых трудов. А вот с джинсами пришлось повозиться. Они никак не хотели сниматься с Витькиной задницы! Уж Славка и так, и этак! В итоге, он развернул брата на живот и стал стягивать джинсы, ухватив за штанины. Стянул. Но только вместе с трусами, чего делать вовсе не собирался. Его взгляду открылась смуглая выпуклая попа. Кожа гладкая, нигде никаких волос. Славка не удержался и потрогал. Булочки упругие, нежные, словно шелковистые. У парня закружилась голова. С трудом взяв себя в руки, он поднялся, выдернул из-под брата одеяло и аккуратно накрыл им спящего обнажённого Витьку. Потом погасил свет и вышел из комнаты.
Весь вечер Славка себе места не находил. Метался по квартире, словно дикий зверь, запертый в клетку. Вот уж не думал он, что столкнётся с такой проблемой. Он возбудился на Витьку! И успокоиться не мог. Более того, Славка понял, что уже давно его хотел, только не желал признаться себе в этом. И вот теперь возбудился, и не в состоянии думать больше ни о чём, только о соблазнительной Витькиной заднице.
«Он никогда мне не даст, - думал парень. – Я ведь ему брат, хоть и не родной, а двоюродный. Не даст. А я полжизни готов отдать ради того, чтоб ему хоть разочек засадить. Только так, чтоб ему понравилось, чтоб он стонал подо мной. Ммм, не могу! До чего же хочется! Какая же у него классная жопка, хоть бы разок в неё кончить. Может, хоть подрочить на него?» Вдруг он понял, что это, в принципе, вариант. Витька спит беспробудным сном, и если рядом с ним даже рота солдат дрочить будет, он не заметит!
Славка тихо вошёл в Витькину комнату. Старший брат продолжал мирно спать. Парень включил ночник и при его слабом свете приблизился к Виктору. Осторожно откинул одеяло. Мужчина лежал на животе, согнув одну ногу. Его попка была видна как нельзя лучше. Слава расстегнул ширинку и достал свой твёрдый и возбуждённый хуй. Слегка подрачивая его, он положил одну руку на Витькины ягодицы и стал их поглаживать. Он разводил половинки в стороны, и тогда его взору открывалась аккуратная розовая дырочка ануса. Это отверстие манило его, почти лишая воли. И вдруг Славка понял: «Я его выебу! Всё равно выебу! Он сейчас, скорее всего, этого даже и не почувствует. А если и почувствует, то наутро ничего не вспомнит. Может, это мой единственный шанс».
Он сбегал в ванную, где отыскал какой-то крем, и аккуратно смазал им очко брата и собственный стоящий член. Свои брюки и трусы он скинул, чтобы не мешались. После подумал и отправил в тот же угол и рубашку. Потом лёг на бок сзади Витьки и навис над ним, тычась членом в его розовое смазанное колечко. Анус спящего мужчины был расслаблен, и член Чекменёва проскользнул туда легко. Но дальше произошло то, чего он от себя не ожидал – он сразу кончил. Не успел сделать даже нескольких фрикций. «Тьфу, чёрт, чего это я? – нахмурился парень. – Перевозбудился, наверное. Это ж разве можно считать, что я его ебал? Ну, уж нет, надо тогда по второму кругу». Славка чуть передохнул и возобновил движения в попке Виктора.
На сей раз это уже был полноценный трах. Парень разводил руками в стороны ягодицы брата, стараясь засадить ему поглубже, так, чтобы яйца плотно прижимались прямо к дырочке. В какой-то момент Витька начал постанывать. «Ему хорошо? – подумал Слава. – Или я ему просто спать мешаю?» В глубине души он понимал, что второе, но, чтобы не ломать кайф, начал убеждать себя в обратном: «Нет, ему хорошо, конечно, хорошо! Он же гомик, пидор, ему нравится, когда его ебут!» Парень стал двигаться в Витьке ещё быстрее, интенсивно долбя своим членом. «Да, ему наверняка приятно! – убеждал он себя. – Особенно, когда вот так, поглубже! Ммм, какой сладкий у меня братишка!» Оргазм, нахлынувший на Славку, был, пожалуй, самым сильным за всю его жизнь! И парень обессиленно рухнул на спину своего спящего любовника. Сон и его тоже клонил неодолимо. «Ладно, я утром к себе перейду», - подумал он и позволил себе остаться.
Под утро Слава проснулся. Ещё не рассвело, но в комнате по-прежнему горел ночник. Первое, что парень осознал – это то, что прижимается к обнажённому телу своего двоюродного брата. И почти сразу он вспомнил, что сделал с ним вечером.
«Блядь! Я же его ебал! Собирался только подрочить, а сам выебал по полной программе!» – дёрнулся Славка. Эта мысль должна была бы его ужаснуть, вызвать отвращение или страх. Но вместо этого парень тут же возбудился. Его член отвердел, а поскольку он всё ещё прижимался к ягодицам Виктора, то автоматически его налившаяся силой головка упёрлась в анальное отверстие мужчины. Не отдавая себе отчёта, правильно ли он поступает, а просто поддавшись волне возбуждения, Славка чуть надавил вперёд, и его орган снова мягко вошёл в попку брата. И вновь ему было безумно приятно погружаться в Витькин задний проход по самые яйца.
Вот только Виктор уже почти совсем отрезвел. И на этот раз, пока Славка драл его зад, он проснулся, оглянулся и встретился глазами с братом. Но тот не остановился, а продолжал долбить попку биолога, как остервенелый. Витька отвернулся и сдался на волю насильника.
Когда Слава вновь сладко спустил ему в зад и рухнул на постель, старший брат притворился, что опять уснул.
- Витька... – шёпотом позвал его парень. – Ты спишь?
Но тот не отозвался.
«Ладно, - подумал Славка. – Утром разберёмся. А сейчас мне уже нет смысла уходить, если он меня всё равно видел. Останусь до утра».
Когда поздним утром Слава проснулся, уже рассвело. Он прекрасно выспался и довольно потянулся, с улыбкой поглядывая на лежащего к нему спиной Виктора. И вдруг его внимание привлёк странный звук. Он сперва даже не понял, что это такое. А потом сообразил: это Витька тихонько всхлипывает! Он плачет!
- Витенька! Ты чего? – он нежно развернул брата к себе. – Витенька! Ну что с тобой? Не плачь! – слёзы брата приводили его в отчаянье. - Пожалуйста, не плачь! Ну кто тебя обидел? Ой, да ведь это, наверное, я сам! Чёрт! Обещаю, я сам себе морду набью, ухитрюсь как-нибудь! Витенька, родной, ну убей меня, только не плачь! – Слава стал покрывать Витькино лицо поцелуями. Щёки, глаза, брови, снова и снова. Ему и впрямь хотелось умереть, лишь бы брату никогда не было больно!
Сперва растерявшийся Виктор, наконец, улыбнулся:
- Славка... Значит, всё не так, как я думал? Я-то решил, что ты меня до такой степени презираешь, что решил просто использовать в качестве резиновой куклы...
- Во дурак! – шепнул ему Славик, продолжая целовать мокрое от слёз лицо брата. – Я же люблю, люблю тебя!
Он сказал это неожиданно для себя самого. Но едва произнеся эти простые слова вслух, в ту же секунду понял – это сущая правда.
***
До конца новогодних выходных оставалось шесть дней. Целых шесть дней, когда они могли быть вдвоём, не разлучаясь ни на минуту. Вот только время стало играть со Славкой в какие-то странные игры. Иногда минуты растягивались в века. Так бывало, например, когда парень просыпался ранним утром и ждал, когда проснётся Витька. Он ждал, ждал... Ему просто нужно было узнать, улыбнётся ли брат, когда откроет глаза и увидит его. И что он захочет на завтрак. И можно ли будет ещё до завтрака его немного... ну, это самое. А порой время просто останавливалось, его вовсе не существовало. Не было никакого времени, когда Славка устраивался в кресле перед бухтящим праздничными голосами телевизором, сажал Витю к себе на колени, и они принимались целоваться. Нежно, ласково, тепло. Они не слышали телевизора, не реагировали на звонящий телефон. Весь мир вокруг исчезал, и время исчезало вместе с ним. Но в конечном итоге Славка пришёл к выводу, что время просто мчится, словно арабский скакун - парень не успел оглянуться, как эти самые счастливые в его жизни шесть дней подошли к концу.
Виктор тоже огорчился, хотя и не так сильно, как Славка. Он просто немного подустал за эти дни. Ведь он уже не подросток и не может трахаться, как кролик, днями и ночами. А его двоюродный брат лез на него раз по пятнадцать за день.
- Славка, да отдохни ты хоть немного, - с улыбкой просил он, когда парень в очередной раз зажимал его в каком-нибудь углу квартиры. – Ты вообще о чём-нибудь другом думать можешь?
- Нет, - честно ответил Чекменёв, утыкаясь губами в шею брата.
- Наверное, так и есть, - усмехнулся Виктор. – В твоём возрасте у меня тоже, помню, стояк был перманентный.
- Какой? – вопросительно глянул на него Слава.
Витька с улыбкой потрепал его по белокурой макушке:
- Эх, неуч ты мой любимый, - ласково шепнул он, целуя чуть приоткрытые губы парня.
А Славке хотелось только одного: чтобы эти дни длились вечно. Он любил брата где придётся: в спальне, в гостиной, на кухне, в прихожей или ванной – где у него встанет, там он на Витьку и накидывается. Парень сам не понимал, что с ним происходит. Когда он успел так сильно влюбиться? И ещё его удивляло то, что Виктор, хоть и был на пятнадцать лет старше, производил впечатление человека, в сексе совсем неопытного. Минет он делал, правда, улётно! Но во всем остальном зажимался, комплексовал, и Славке приходилось его в буквальном смысле развращать, словно это он был старшим. Витька, например, стеснялся своей наготы и поначалу раздевался только в темноте. Хотя чего там стесняться – непонятно, фигура у него была, словно у юноши. Славке приходилось силовыми методами бороться с его комплексами.
Однажды он уселся на кресле в гостиной и велел брату сесть напротив.
- А теперь разденься, Витюш, - мягко попросил он. – Посмотреть хочу.
- Ой, ты что, Слав, не надо, - покраснел тот.
- Надо, - не терпящим возражений тоном ответил младший брат.
- Я не буду...
- Будешь. Раздевайся. Только медленно.
В кои-то веки Славка благодарил судьбу за то, что его брат такой безотказный. Краснея от стыда, Виктор стянул с плеч рубашку. Потом торопливо спустил вниз брюки.
- Постой, - остановил его Чекменёв, - притормози. Раздвинь ноги.
Бедный биолог немного развёл колени в стороны.
- Шире...ещё.
- Мне джинсы мешают, - полыхая от смущения, возразил Витя.
- Ладно, сними их совсем. Вот так. Теперь раздвинь ножки пошире... Хорошо...
Витькины щёки вспыхнули от стыда, словно маки, когда Слава приблизился к нему, опустился на колени меж его разведенных ног и стал жадно разглядывать бугор под его трусами, который от всего происходящего увеличивался с каждой секундой. Паренёк легонько поглаживал эту выпуклость подушечками пальцев. Вскоре под мягкой трикотажной тканью можно было различить даже вздувшиеся венки на возбужденном члене.
- Молодец, - сказал вполголоса Славка, вдоволь насладившись этой картиной. – Теперь сними трусы.
- Слава, не надо, ну пожалуйста! – жалобно зашептал Витька. – Пойдем лучше в спальню, я тебе дам, если хочешь...
- Разговорчики в строю. Снимай, сказано!
Дрожащими руками Витя спустил на пол последнюю деталь своего туалета. Член бесстыдно взвился, указывая на потолок. Он пульсировал и истекал смазкой.
У Витьки закружилась голова. Было ужасно стыдно. Он отворачивался и зажмуривался, боясь встретиться взглядом со Славкой, хотя тот был целиком и полностью поглощён открывшимся перед ним зрелищем. Голова кружилась всё сильнее, и Вите вдруг показалось, что он вот-вот кончит! Что же это такое?!
- Слава... - слабым голосом пробормотал он, не смея открыть глаза. – Слава, можно я оденусь?
Но в ту же секунду он почувствовал лёгкое прикосновение ладони младшего брата к своим подтянутым от возбуждения яичкам. Потом пальцы мягко скользнули по влажному от смазки стволу члена. И всё вокруг словно взорвалось и затанцевало! Виктор хрипло застонал и обильно излился себе на живот.
Даже не успев восстановить сбившееся дыхание, он почувствовал, как нежные Славкины руки стали неторопливо оглаживать всё его тело.
- Ну вот видишь, дурачок, - прошептал тот, - а ты боялся! – и Славка жарко поцеловал ещё не опавший влажный член брата.
С этого дня Чекменёв стал регулярно вгонять Виктора в краску, заставляя его раздеваться в самых неожиданных ситуациях. Однажды, например, они возились на кухне с ужином. Старший брат начал мыть посуду, когда Славка вдруг погладил его по попке и спокойно приказал:
- Снимай одежду, - а сам достал ситцевый фартук с оборочками, лет сто висевший без дела на дверце кладовки, и протянул его Вите. – Наденешь вот это.
Мужчина знал, что возражать пацану бесполезно. Краснея, он торопливо скинул с себя футболку, брюки и повязал на пояс полученный фартук. Спереди он, конечно, закрывал всё то, что Виктор так стыдился показывать. Но вот сзади...
- Ну что стоишь? – улыбнулся Славка. – Продолжай мыть посуду.
Биолог повернулся к раковине и принялся за дело. Младший брат сел позади него на табуретку и стал просто смотреть. Витя знал, что сейчас его обнажённая задница перед парнем как на ладони. Он безумно смущался, но вдруг снова почувствовал, что начинает возбуждаться. Отвердевший член стал приподнимать переднюю часть фартука. «Хорошо, что хоть этого Славка не видит», - подумал он. Но возбуждение всё больше и больше захватывало его, и вдруг, неожиданно для самого себя, Виктор стал прогибать спину, словно похотливая кошка, ещё больше открывая себя для взгляда Славки.
- Умница мой, - страстно прошептал зритель сзади. – Прогнись ещё немножко... Вот та-ак. И ножки расставь.
Парень ещё пару минут полюбовался попой старшего брата, так развратно выставленной на его обозрение. Витька тем временем даже стал тихонько постанывать от возбуждения. Тогда Славка сжалился над ним – подошёл, прижался сзади, ввёл член и выебал его как следует прямо у мойки. Одной рукой он при этом ласкал вздыбленный член своего любимого, отчего Витька кончил даже раньше Славки, что было нечасто. И как кончил! Прямо искры из глаз!
А на другой день нахальный пацан и вовсе выкинул такой номер, какого брат от него никак не ожидал.
Обычно после того, как Слава сливал в него свою сперму, Виктор шёл в туалет и там от неё избавлялся – не любил он эти лужи в постели. Так было и в этот раз. Славка уже кончил, а Витя ещё нет. Он аккуратно выполз из-под переводящего дыхание брата и попытался встать с кровати.
- Куда? – вдруг хрипло выкрикнул Чекменёв и, резким движением схватив мужчину за талию, парень кинул его обратно на постель. – Я тебе не разрешал уходить!
Он положил брата поперёк кровати и широко развёл ему ноги в стороны.
- Ой! – только и выдохнул тот, зажмурившись от стыда.
Витя не мог больше удерживать сперму внутри себя и почувствовал, как она медленно вытекает, рискуя залить смятую простыню. И тут Славка стал ласкать его отверстие пальцами. Он нежно размазывал сочащуюся сперму круговыми движениями.
- Какой ты тут мокрый... - шепнул он брату. – Тебе приятно, когда я так делаю?
Виктор даже не смог ответить. Краска смущения залила его лицо, и он отвернулся, пряча взгляд. Только всё напрасно: за него ответил его пенис, с каждым Славкиным движением всё увереннее поднимавшийся в боевое положение.
- Слав, мне в туалет нужно, - робко попросил мужчина.
- Да брось, кончай зажиматься! Мне нравится смотреть, как ты весь течёшь, словно похотливая сучка. Расслабься.
И он вдруг нагнулся и лизнул влажную Витькину дырочку своим горячим языком, отчего старший брат вздрогнул, выгнулся и зашипел.
- Нравится? – улыбнулся Славка. – Хочешь ещё?
Витя не ответил, только сильнее покраснел.
- Ну, молчание – знак согласия.
И парень продолжил свои ласки. Постепенно он сам всё больше увлекался: растягивал дырочку в стороны, стараясь раскрыть побольше, и то жадно вылизывал её внутри языком, то покрывал снаружи нежными поцелуями. Славка уже здорово возбудился от этого. Он тёрся напряжённым членом о скомканную простыню. Ужасно хотелось помочь себе рукой разрядиться, но пока обе руки ему были нужны для другого.
А с Витей творилось просто что-то невообразимое! Он метался, выгибал спину и стонал до крика. Сладкий туман заволок глаза, голова кружилась почти до дурноты. В какой-то момент он схватил себя за член обеими руками. Но Славка тут же силой оттащил его руки от паха:
- Нет, не дрочи, не дрочи! Я сам всё сделаю, - и он продолжил ласки ануса, одной рукой при этом обхватив Витькин член и начав его медленно поглаживать.
- Быстрее, - шептал тот, - пожалуйста, быстрее, - но Славка продолжал свои мучительно медленные движения, растягивая брату удовольствие и не позволяя сразу кончить.
Когда измученного этой нежной пыткой Виктора накрыл оргазм, это было так ярко – почти на грани боли. Он впервые кричал в голос. Его так крутило! Несмотря на то, что он почти ничего не соображал, в какой-то миг ему даже стало страшно: вдруг сердце остановится, не выдержав такого? Но вот, наконец, наступило сладкое расслабление. Мягкие, нежные волны удовольствия разливались по телу гораздо дольше, чем у него это было обычно. А Славка не прекращал своих ласк, пока брата окончательно не отпустили эти последние волны сладкой дрожи.
Ночью Виктору приснился странный сон. Ему снилось, что его двоюродный брат – на самом деле демон, доставляющий удовольствие в обмен на душу. Но вот странно: во сне Витя готов был к этому обмену. Он пошёл бы за этим неземным существом на край света. Он готов был отдать что угодно, только бы этот бесконечно любимый парень был с ним всегда.
***
Тошка звонил братьям регулярно. Говорил, в основном, с Виктором. Сообщал, что у него всё в порядке, спрашивал, как у них дела. На последний вопрос старший брат лишь отбивался банальностями типа «нормально», «всё путем» или «порядок». Ни он, ни Славка не решались рассказать Антону о переменах в своих отношениях. Пару раз пацан забегал к ребятам в гости, но эти встречи проходили каждый раз несколько напряжённо: братья не могли быть с Тошкой до конца откровенными, а парень воспринимал эту натянутость как обиду на свой уход. Но рано или поздно ситуация должна была как-то разрешиться, это понимали все.
Разрешилась она через пару месяцев, когда Антон в очередной раз забежал в выходной день проведать братьев. Он открыл дверь своим ключом, как делал всегда. Но почему-то никто не вышел его встречать. Парень, было, подумал, что никого нет дома, когда услышал в глубине квартиры весьма недвусмысленные звуки – из спальни Витьки раздавались такие стоны на все голоса, что не догадаться о том, что происходит в комнате за закрытой дверью, было невозможно!
Тошка тихонько прокрался на кухню и, как когда-то Славка, заставший его самого за аналогичным занятием, стал ждать выхода «на поклон» действующих лиц этого звукового спектакля. Он с трудом сдерживал смех, думая о том, как всё обернулось. Спустя некоторое время в дверном проёме нарисовался Славка – растрёпанный, без майки, в одних расстёгнутых джинсах.
- Тошка? – удивлённо пробормотал парень. – Ты давно здесь?
После этих слов Антон уже не в состоянии был сдерживаться и звонко расхохотался:
- Класс! Зеркальное дежавю! Когда ты меня застукал, я у тебя то же самое спросил!
Славка растерянно переминался с ноги на ногу. Сзади подошёл пунцовый от смущения Виктор, торопливо застёгивая рубашку.
- Ну здорово, братишка! – поприветствовал его с ехидной улыбочкой Антон.
- Тошк, ты понимаешь, мы... ну, мы это...
- Да сядьте вы, не маячьте! И так всё понятно, не нужны мне ваши объяснения.
Слава, успевший немного взять себя в руки, сел напротив Тошки и притянул Виктора к себе на колени.
- Это я всё начал, - сказал он, обнимая своего любимого, словно пытаясь защитить его от нападок.
- Ну этого следовало ожидать, - ещё шире улыбнулся Антон.
- И ты так спокоен? – дрожащим голосом спросил Витя.
- А чего мне беспокоиться?
- Ты что, даже не удивился?
- Удивился... Удивился тому, что вы так долго с этим тянули! Я ж давно уже видел, как вы друг на друга смотрите.
- Да брось! – вытаращился на пацана Славка. – Мы же ни о чём таком поначалу и не думали! Просто друзьями были.
- Ну да, конечно! Просто друзья! У которых, правда, нет почти ничего общего, но которые, тем не менее, дня друг без друга прожить не могут. И пока один в школе, а другой на работе, эти друзья за день созваниваются раз по десять, чтобы только голос друг друга услышать. А по вечерам друг от друга не отходят. И вместе слушают плеер, взяв каждый по наушнику. И пьют пиво из одной бутылки. И держатся за руки на прогулке. Мне продолжать этот список?
- Вот чёрт! По ходу, так и было...
- Слав, ты просто тормоз! Да между вами чуть ли не с самого начала ощущалась такая химия, что завидовать впору!
- Химия? Тогда уж биология, - улыбнулся Чекменёв, притягивая к себе Виктора и целуя его в губы.
- Ой, я не могу! – снова заржал Тошка. – И этот человек мне морали читал!
- Да ты понимал бы чего в морали! Порнозвезда районного масштаба! – тоже со смехом отозвался Славка.
Антон швырнул в него подвернувшееся под руку кухонное полотенце, за что получил в ответ щелчок по носу. Тут вмешался Виктор и прекратил всю эту щенячью возню. Однако все ощутили, как рухнула, наконец, та стена неискренности и напряжения, которая разделяла их в последние месяцы. Теперь они снова были вместе!
Витька заварил чай, Слава наделал бутербродов, а Тошка достал принесённые с собой конфеты. Когда все уселись пить чай, Антон вдруг серьёзно обратился к братьям:
- Ребята, раз уж у нас пошла такая пьянка, то у меня к вам просьба. Можно я к вам в гости Сергея приведу?
Виктор и Славка переглянулись.
- Ну ладно вам, мужики! – продолжил Антон. - Хватит уже на него дуться, как мыши на крупу – он ни в чём не виноват! Просто он меня любит и иногда понимает мои желания даже лучше, чем я сам. Вы мне все очень дороги, и эта война уже порядком достала!
- Что значит «твои желания»? – изумился Чекменёв. – Так значит, он был прав? Тебе это всё действительно нравилось?
- Ну, вообще-то, да, нравилось. Только мне проще было думать, что меня заставили, а я тут ни при чём. В глубине души я всегда понимал, что этот шантаж – чистая липа. На самом деле, это Сергей Борисович был у меня на крючке, а не я у него. Я ведь чувствовал, что ради меня он на что угодно согласится. А все эти угрозы – так, игрушки. Только не надо ничего говорить – ты уже высказался по поводу моей морали, достаточно! Ну так как насчёт Сергея?
Виктор вздохнул и вопросительно взглянул на Славку.
- Ну ладно! – чуть помедлив, улыбнулся тот. – В следующую субботу тащи сюда своего бородатого перца. Будем закапывать топор войны.
Так в одночасье решилась проблема с Тошкой.
Но сложнее было с матерью Славки. Майя Петровна (так звали его маму) тоже регулярно приезжала в гости проведать сына. И тут уж парням приходилось соблюдать максимальную осторожность, чтобы не вызвать подозрений. К счастью, женщина была настолько в восторге от результатов перевоспитания сына, что просто боготворила Виктора – ведь он оправдал её ожидания даже сверх меры! На Чекменёва практически перестали жаловаться в школе. Приводов в милицию с начала учебного года не было. И даже – страшно сказать – Славка стал гораздо меньше материться! Раньше он и пары слов без мата сказать не мог, а теперь ей уже не приходилось краснеть за него в присутствии знакомых. Как же удалось добиться таких подвигов от её сына? Но Виктор ничего не мог ей ответить, поскольку и сам не знал, как это получилось.
Но увы, не всё было так просто. Славка ведь не превратился разом из отпетого хулигана в агнца небесного. Иногда прежний характер давал о себе знать. Ровно через неделю после последнего разговора, полного восторгов в адрес сына, Славкина мать вдруг позвонила Виктору.
- Слава опять что-то натворил, - без предисловий сказала она. – Меня в школу вызывают. Опять к классному руководителю.
- А что натворил?
- Я не знаю, - в её голосе слышались слёзы. - Витенька, может, ты сходишь? Узнаешь, что к чему. Меня же он всё равно слушать не станет, а ты хоть пропесочишь его потом как следует!
- Хорошо, Майя Петровна, я схожу, - вполне ожидаемо согласился тот.
Визит Виктора в школу и его знакомство с классной руководительницей двоюродного брата состоялись в тот же вечер. Славка до последнего упорно отмалчивался.
- Слушай, да скажи ты, в чём дело? – трепал его за рукав Витька. – Подрался с кем-нибудь?
- Нет... Да ну, ерунда! Даже говорить не хочу.
И только в кабинете у классной Витя узнал, что же произошло. Оказалось, что Славка нахамил учительнице истории. Вера Матвеевна, пожилой человек и заслуженный педагог, иногда, к сожалению, была резка с учениками. Порой кто-то из ребят и огрызнётся, всякое бывает. Но такое!
- Понимаете, Виктор Георгиевич, - охала классная руководительница - я ведь большую часть сказанного вашим братом даже повторить не могу! Со слов Веры Матвеевны, «плешивая карга» – это самые вежливые слова в его тираде, а почти всё остальное – трёхэтажный мат! Пожалуйста, Виктор Георгиевич, вы ведь воспитанный, интеллигентный человек – повлияйте как-нибудь на Славу. Мальчик в последнее время стал вести себя гораздо лучше, чем раньше. Видимо, это вам спасибо. Учителя говорят, он даже сквернословить почти перестал. И вдруг опять за старое! Оскорбил уважаемую учительницу, женщину пенсионного возраста... Поговорите с ним, прошу вас!
Домой братья возвращались молча. Виктор выглядел расстроенным и усталым. А Славка не знал, что ему сказать. Он совершенно не чувствовал никакой вины за собой. Эта старая грымза сама во всём виновата! На прошлом уроке им давали контрольный тест. И Славка – о чудо! – ответил правильно на все вопросы. Какого же было его изумление, когда, получив назад свою работу, он увидел в нижнем правом углу листа жирную тройку! Эта коза в парике, видимо, даже проверять его работу не стала – просто ляпнула оценку с потолка, считая, что на большее он не способен. Когда Слава попытался разобраться, она лишь обругала его и ничего перепроверять не стала. Ну вот он и высказал ей всё, что о ней думает! Он же прав!
Дома Витя сел в кресло у окна, взял в руки газету, но вместо того, чтобы её читать, рассеянно смотрел в окно. Временами он устало потирал переносицу под очками, и выглядел ужасно огорчённым.
- Вить, пойдём ужинать - мягко окликнул его Славка.
- Я пока не хочу есть, спасибо. Я попозже.
- Витюша, ну хорэ дуться! Ты меня выслушать не хочешь?
- Слав, ну что ты мне хочешь объяснить? Что у тебя были причины для того, чтобы так поступить? Я не сомневаюсь в этом. Разумеется, были – кто же без причин такое сделает! Я просто... да нет, я просто есть не хочу. Ты иди, Слав. Иди, кушай. Я приду попозже, - и старший брат снова расстроенно уставился в газету.
Чекменёв обиделся и ушёл на кухню. «Ну и пусть сидит голодный хоть до ночи! – подумал он. – Что мне, на колени перед ним становиться?» Славка уселся за стол в одиночестве. Вот только есть ему тоже расхотелось. В душе клокотала обида. Надо же! Даже выслушать не захотел!
И вдруг Славка представил себе, как его сегодняшний поступок должен выглядеть в глазах Виктора. Ведь его старший брат и мухи не обидит. Он был бы вежлив даже с самым отъявленным хамом, потому что Витька выше этого. Что же он должен думать о человеке, обругавшем пожилую женщину?! Да что бы она не сделала – какая разница! Обругать матом старенькую седую учительницу! Славка вдруг вспомнил, что у Веры Матвеевны к концу дня всегда слезились глаза, она стеснялась этого и тайком промакивала их платочком. Наверное, потому и работу не проверила – тяжело ей уже вечерами за тетрадками сидеть. Она, конечно, не права, но... Парень снова вспомнил, как она спешно вытирает платком глаза под очками, надеясь, что никто не заметит. И ему стало так гадко, как никогда в жизни!
Спустя четверть часа Славка снова подошёл к Виктору и серьёзно сказал:
- Вить, я всё понял. Прости меня. Я завтра извинюсь перед ней. Ну... перед Верой Матвеевной. Больше такого не повторится. Обещаю.
Брат поднял на него потеплевший взгляд.
- Спасибо, Славка! Я знаю, ты ведь совсем не такой.
- Прости. Ну дурака свалял, бывает! Не расстраивайся, я завтра всё исправлю, честно! Пойдём ужинать. А то посмотри на себя – у тебя от голода аж щёки ввалились.
На этот раз парню удалось-таки уговорить Витьку поесть. А после ужина почти сразу он повёл брата в постель.
В ту ночь Славка любил Виктора долго и нежно. Он не думал о себе – только о нём, о Витьке, старался доставить ему как можно больше удовольствия. Парень двигался в нём очень медленно, осторожно, чтобы не вызвать даже намёка на болевые ощущения – он просто ласково массировал его задний проход своим членом, сам же в это время поглаживал руками тело брата: шею, плечи, грудь, живот, бёдра. Потом стал нежно сжимать в ладони его яички. Только член не трогал – не хотел, чтобы Витька слишком быстро кончил. Когда тот был уже близок к оргазму, Славка вдруг вышел из него. Он перевернул брата на спину, дал немного отдышаться, а потом резко заглотил его член и стал с упоением отсасывать. Минет парень делал не так искусно, как Виктор – чёрт его знает, почему так же хорошо не получалось. Но зато сейчас в этот процесс он вложил всю душу. Два пальца правой руки Славка ввёл в ещё влажную Витькину норку и нашёл там бугорок простаты. Ему не всегда удавалось её нащупать – только когда Витька бывал сильно возбуждён. Сейчас она стала твёрдой, набухшей, и парень начал нежными кругообразными движениями массировать этот горячий холмик. Витька стонал и метался, комкая простыни, а когда Славка особенно удачно ласкал языком уздечку, то старший брат лишь жарко бормотал:
- Славочка, что ж ты со мной делаешь... любимый мой... Славка...
Когда Витя обильно излился в рот парню, тот с наслаждением выпил всё до капли. Самому ему достаточно было после этого лишь немного потереться своим стояком о расслабленное, горячее тело брата, чтобы разбрызгать своё семя по кровати.
На следующий день Чекменёв при всём классе принёс извинения Вере Матвеевне. Он просил прощения совершенно искренне, и, видимо, учительница это почувствовала. Вечером Славка с гордостью рассказывал Витьке, что на последней переменке, когда он случайно проходил мимо учительской, то краем уха услышал голос исторички. Она говорила кому-то, что «Слава Чекменёв – в душе добрый и хороший мальчик, просто очень вспыльчивый». Её собеседница не возражала. Медленно, но верно учителя меняли своё отношение к бывшему двоечнику и хулигану.
Когда через четыре месяца Вячеслав Чекменёв закончил школу, в его аттестате не оказалось ни одной тройки! Такого от него никто не ожидал, за исключением Витьки, конечно. Директор школы, вручая на торжественной церемонии парню диплом, вдруг по-мальчишески весело подмигнул ему и крепко пожал руку. Почти по всем предметам у Славки вышли четвёрки. Но одна пятёрка у него всё же была! Не трудно догадаться, по какому предмету.
Биология.
Название: «Биология»
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21.
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, инцест, сомнительное согласие, групповой секс, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Отчаянный хулиган Слава Чекменёв попадает в дом своего двоюродного брата - тихого интеллигентного и безотказного человека. Парень может крутить им как угодно. Вопрос в том, КАК ему угодно?
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
1-я часть рассказаСлавкина мать орала на него часа два кряду и, наконец, выдохлась. Её можно было понять – до окончания школы оставалось меньше года, только поэтому Славку пожалели и до сих пор не выгнали. Но если так дальше дело пойдет, то учителя плюнут на все гуманные соображения, и он вылетит из школы, как пробка из бутылки.
- От тебя одни неприятности, Слава! Ты хоть что-нибудь хорошее в своей жизни сделал? Так, чтобы не из-под палки?! – охрипшим от крика голосом спросила мать.
Сын лишь упрямо молчал, равнодушно пялясь в окно.
Славка Чекменёв был отчаянным хулиганом. Мать воспитывала его одна – отца своего он видел последний раз лет восемь назад, когда того отпустили из тюрьмы на побывку за хорошее поведение. Он провёл с семьёй неделю и снова вернулся в места заключения. Оттуда Чекменёв-старший больше не вышел – умер от туберкулёза в тюремной больнице три года спустя. Но этот последний его визит Славка помнил очень хорошо. В день своего приезда отец на радостях здорово напился и подрался с соседом на лестничной площадке, куда пошёл покурить. Мать едва сумела утащить пьяного мужа в квартиру. А Славик сам ходил к соседу, уговаривая не заявлять на отца в милицию.
- Ты уж извини, сынок, - оправдывался тот на утро, когда протрезвел. – Не удержался я. Такой гад этот Максимов! Терпеть не могу таких! Гнида...
- Почему? – удивился Славик.
- Да ну... Фраер, бля, мать его! Холёный, в костюмчике, пялится на меня через свои очки – мы для него не люди, а мусор, бля! «Не надо, - говорит, - курить возле моей двери»! Я ему: «Слышь, ты щас чё тут погнал?» Он опять херню какую-то несёт – наглый, как колымский пидор! А сам-то? Чего он может? Да он тяжелей своей барсетки в жизни ничего не поднимал! Я такого одной левой уложу! Он там про ментуру что-то прогнал – думал, что меня так просто на измену высадить. Фраерок явно в непонятках: что главное в мужике? Сила! А он не мужик – он вошь подкожная. У нас в лагере такого бы сразу под шконку отправили!
- Куда отправили? – переспросил Славка.
- Ну, в смысле, раком загнули.
- Чем загнули? – опять не понял мальчик.
Отец, усмехнувшись, взглянул на него:
- Ну это тебе ещё рано. Короче, запомни, Слав: сила для мужчины самое важное. Если силы в тебе нет – ты не мужик. Докажи всем, что ты сильнее, тогда к тебе будут относиться как к человеку. Понял?
- Понял, - кивнул пацан.
Вот с тех пор и пошло. Славик, который не так уж много времени в своей жизни успел провести с отцом, тем не менее, считал его непререкаемым авторитетом. И следовал его наказу до сих пор. Он качался в спортзале до одурения. И дрался по поводу и без повода. Приводов в милицию за хулиганство было уже больше десяти. В последний раз его в детской комнате предупредили: не возьмётся за ум – после следующего привода отправят в колонию. На какое-то время Чекменёв взял себя в руки. Мать немножко успокоилась. И тут такой прокол! По-глупому вышло. Это мать ещё не догадывается, как всё на самом деле было.
А было вот что. Есть у Славки старый дружбан – Денисом звать. Они познакомились в качалке года три назад. Общего оказалось много, и почти всё время после уроков они вместе шатались по улицам, ища способы развлечься. Дэн тоже оказался отвязным малым. Жаль, что учился он в другой школе, а то вместе они бы всех к ногтю прижали! У Дэна одна внешность чего стоила: глянешь – страшно, аж жуть! Парни его типа обычно в кино играют бандитов или телохранителей. И вот однажды Славка, как обычно, вышел после обеда на улицу, где его уже ждал Денис, сидя на лавочке у подъезда. Когда Славик подошёл, его друг, заглядевшись на что-то, не среагировал на его появление.
- Здорово! – гаркнул Чекменёв.
- А, это ты... – рассеянно буркнул Дэн, но не взглянул на него, продолжая рассматривать что-то на улице.
- Ты на что так выпялился?
- Глянь-ка, - кивнул в ту сторону Денис.
Славка обернулся и увидел парнишку из соседнего дома, держащего в руках футляр со скрипкой. Это был аккуратно причёсанный красивый еврейчик в бархатном костюме. Он учился в той же школе, что и Славка, только на год младше. Чего на него пялиться? Чекменёв его и за человека-то не считал. Маменькин сынок! Сколько Славик себя помнит, этого мальчика всё время его еврейская мамаша за ручку водила. То в музыкальную школу, то в художественную, то на английский или ещё куда. И вечно его наряжали в какие-то идиотские шмотки, навроде этого бархатного костюма, да ещё бантик какой-то на шее навяжут, как у котёнка. Славка бы всех поубивал, если бы его попытались так одеть! Правда, последние полгода еврейчик шатался по своим кружкам и курсам без сопровождения мамаши – видимо, до той, наконец, дошло, что сыночку уже давно не пять лет.
- Ну и чё? – удивлённо спросил Дениса Славка.
- Каждый день, пока я тебя жду, он со своей скрипкой мимо проходит.
- Ну и?
Дэн усмехнулся:
- Да так. Просто он весь такой бархатный, мягонький, прям помацать хочется.
- Помацать? Ты чё, в педики записался?
- Да брось. Глянь, какая у него попка. Да за такую любая девка полжизни отдаст! Так и хочется помять. Скажешь, нет?
Славка посмотрел вслед удаляющемуся мальчику. Нда, попка и впрямь выглядела очень аппетитно.
- А чё, давай как-нибудь по приколу его подкараулим, - подмигнул он Денису. – Кустов-то в нашем районе дофига.
- А нажалуется?
- Не нажалуется! Девка бы нажаловалась, а пацан даже и не вякнет. Кто ж о таком будет рассказывать?
Сказано-сделано. На следующий день Денис, едва Чекменёв вышел из дома, напомнил ему о вчерашней договорённости. Они выбрали рядом с соседним домом кусты погуще и встали с двух сторон от них. Когда еврейский мальчик проходил мимо, ребята взяли его «в клещи» и повлекли за собой.
- Вы чего? – удивился тот.
- Не бойся, - шепнул ему Дэн, - пойдём с нами. Тебе понравится.
Скрывшись за кустами от посторонних глаз, Денис привлёк мальчика к себе.
- Не вздумай заорать – только зря опозоришься. Мы тебе ничего не сделаем, только потрогаем.
Парни начали в четыре руки мять на все лады стройное тело еврейчика. Тот пытался вырываться, краснея от стыда.
- Ребята, не надо! Чего вы? Не надо...
Но, не реагируя на этот скулёж, друзья спокойно продолжали делать то, что им нравится. Они лапали его, как хотели. Трогали и мяли везде. Под одежду, правда, залезть не рискнули, не считая того, что Славка расстегнул бархатную курточку и через рубашку потискал грудки паренька.
- Ух ты, бля! А сиськи у него тоже мягкие. Потрогай, - посоветовал он Дэну.
Но тот не отреагировал. Он в это время пристроился к мальчику сзади и, схватив его обеими руками за бедра, плотно прижимал попкой к себе и тёрся об неё своей вздыбленной ширинкой. Этот процесс, видимо, захватил его полностью. Он хрипло дышал, уткнувшись лицом в шею паренька. Славка решил не мешать другу получать удовольствие и продолжил единолично тискать мягкие грудки жертвы, чувствуя через рубашку, как отвердели его соски.
Через пару минут Дэн резко оттолкнул от себя еврейчика.
- Уф! – тяжело выдохнул он. – Чуть не кончил... Ладно, хорэ, иди гуляй, - обратился он к пунцовому от смущения пацану, шлёпнув его напоследок по попке. Славка тоже выпустил мальчика из своих загребущих рук. Тот быстро подхватил свой футляр со скрипкой, упавший в процессе развлечений на землю, и моментально скрылся за листвой кустарника.
- Ну чё? – обратился к другу Денис. – Классно получилось! Только член теперь гудит.
- Ничего, это скоро пройдёт. А кайфово, да? Он ваще как девка!
- Ещё бы. Он ведь наверняка гомик.
- С чего ты взял?
- А, по-твоему, - хмыкнул Денис, - нормальный пацан нацепил бы на себя такой костюмчик с бантиком?
- Ха! Так ему, наверное, понравилось!
- Через денёк-другой ещё добавим, - довольно кивнул Дэн.
Через пару дней они и впрямь повторили свою «операцию Ы». Еврейский мальчик был успешно заведён поглубже в кусты и облапан не менее старательно, чем в прошлый раз. Но их спугнули. Какая-то собака, учуяв людей, ломанула к ним через кустарник, а за ней с шумом полезла хозяйка. Ребята кинулись врассыпную.
- Слушай, - потом говорил Славка своему другу, - мы когда этого недоделанного скрипача лапали, я до его ширинки случайно дотронулся. И, по-моему, у него стояк был. Я, правда, не уверен...
- Ну я же говорил, что ему понравится! – заржал Денис. – В следующий раз проверим.
Проверка не заставила себя долго ждать. Несколько дней спустя в тех же кустах парни снова тискали сдавшегося на их милость пацана. Славке пришло в голову, что их «жертве» было бы чертовски просто избежать очередного нападения – достаточно было поменять маршрут и пойти другой дорогой. Однако путь паренька неизменно пролегал именно мимо этого густого кустарника. Вывод напрашивался.
На сей раз Денис решил расстегнуть на мальчишке рубашку и теперь мял руками его обнажённую безволосую грудь. Потом спустился ниже, и его ладонь вдруг скользнула на выпуклый бугор под застёжкой бархатных брючек. Пацан, почувствовав чужую руку на своём члене, судорожно вздохнул и задрожал всем телом.
- Слышь, Славк, - осклабился Дэн, - да у него стояк железный! – он стал интенсивно поглаживать бархатистую выпуклость, отчего мальчик слегка застонал.
- Кайфуешь, гомик? – спросил прижавшийся к нему сзади Слава.
- Бля, ну раз ты такой пидор, - ухмыльнулся Денис, - то давай подрочи нам! Давай-давай, - и он настойчиво надавил на плечи паренька, заставляя его опуститься на колени.
Вжикнула молния, и донельзя возбуждённый член Дэна вырвался на свободу прямо перед лицом мальчика. Тот жалобно глянул снизу вверх на своего мучителя. Но парня не тронул этот взгляд.
- Бери в руки и дрочи, чего смотришь? – вполголоса скомандовал Денис.
Мальчик осторожно взял одной рукой его хуй и начал поглаживать так осторожно и неуверенно, словно боялся причинить ему боль.
- Да крепче сжимай, - ласково усмехнулся Дэн. – Ты чего, себе никогда не дрочил, что ли?
Пацан сжал кулачок вокруг ствола чуть покрепче и продолжил движения рукой. Вскоре он почувствовал, что член парня стал очень твёрдым и скользким от смазки. Дэн хрипло дышал, прикрыв глаза, и лишь иногда шептал:
- Давай, дрочи... Ещё быстрее... О-ох, класс!
В какой-то момент Денис стал терять контроль над собой. Он тихо застонал, зарылся пальцами обеих рук в шевелюру еврейчика и стал притягивать его лицо к своему сочащемуся смазкой члену. Мальчик попытался отстраниться, вырваться. Но тут Дэн грубо схватил его за волосы, прижал к своему паху и стал вовсю тереться своим елдаком о лицо пацана. Он возил членом по красивому личику мальчишки, размазывая по щекам выступающую смазку и прижимаясь к нему своими упругими волосатыми яйцами. Потом Денис стал просто шлёпать его своим увесистым концом по носу, щекам, губам. Но пареньку, видимо, это даже понравилось, потому что в какой-то момент он жадным, голодным движением схватил губами Денисов агрегат и стал смачно его сосать. Дэн застонал так громко, что Славка вынужден был шикнуть на него:
- Тише ты, - одёрнул он друга, - нас же застукают!
- Ладно, - шёпотом согласился тот и продолжил ебать в рот паренька.
Процесс был недолгим: довольно скоро Дэн весь как-то напрягся, выгнулся и стал кончать в рот еврейчику. Тот выпил его сперму всю до капельки, но продолжал посасывать. Славке показалось, что он не хочет выпускать изо рта член Дениса. Но пришлось, потому что теперь была его, Славкина, очередь. К счастью, юный красавчик не стал ломаться и отсосал второму парню без проблем.
С тех пор вот уже два месяца, как каждые два-три дня ребята напару вафлили этого мальчишку в кустах. Тому это явно нравилось. Он так увлечённо сосал, аж слюнки текли. А уж как это нравилось Денису и Славке! Они никогда не говорили между собой об этой странной общей привычке давать в рот парню. И никаким сомнениям свою собственную сексуальную ориентацию ребята не подвергали. Оба к тому времени уже не раз спали с девчонками, обоим это нравилось. И им даже в голову не могло бы прийти, что кайф, который они ловили со смазливым еврейским мальчиком, делает их голубыми. Всё это казалось парням просто безобидным развлечением.
Однажды Славка возвращался из школы. Дениса ещё, конечно, не было – он должен был зайти за ним только после обеда. Проходя мимо соседнего дома, Чекменёв вдруг заметил впереди знакомую стройную фигурку – это еврейский мальчик возвращался домой. Когда он зашёл в свой подъезд, Славка был совсем рядом. И, повинуясь порыву, он вдруг быстро отворил скрипучую деревянную дверь и вошёл в подъезд следом за пареньком. Тот уже заходил в лифт, когда Слава тихо подошёл сзади и проследовал в кабину за ним. Мальчишка обернулся и узнал его, но выйти из лифта не попытался. Двери закрылись. Когда они тронулись вверх, Чекменёв нажал красную кнопку «стоп». Но кабина не остановилась. Парень жал «стоп» снова и снова, но безрезультатно.
- У нас эта кнопка не работает, - виновато улыбнулся ему пацан.
- Чёрт! – ругнулся Славка. – Ну, блядь, теперь ни хуя не успеем... Ладно, давай хоть попку помацаю немножко.
Он развернул мальчика к себе спиной и, прижав к стене лифта, стал гладить и мять его булочки. Потом обхватил пацана руками и начал тереться о его мягкий зад своей промежностью. Ему уже стало очень кайфово, и он не сумел вовремя среагировать, когда лифт доехал до нужного этажа. Двери кабины открылись... и прямо у дверей лифта стояла, поджидая своего сына, еврейская мамаша!
Вот так Чекменёв и прокололся по-глупому. Возмущённая в лучших чувствах еврейка явилась к его матери. К счастью, у неё хватило мозгов, чтобы не рассказывать всё как есть – испугалась, что так вся округа скоро может узнать о том, что её сына лапали в лифте. Она просто заявила, что Славка его избил ни за что - ни про что. И если, мол, этот поганец посмеет ещё раз приблизиться к её сыну хоть на десять метров, то она немедленно идёт в милицию!
Славкина мать после этой истории из него всю душу вытрясла:
- Слава, ты совсем идиот?! Ты хоть понимаешь, что будет, если она пойдёт в милицию?! Тебе повезло, засранец, что она сразу туда не пошла! Это ведь очень серьёзно! Тебя же инспектор Федотова предупреждала? Предупреждала или нет?!
- Ну предупреждала...
- Тебя же в колонию отправят! Понимаешь?! В колонию!
Парень молчал. Мать устало опустилась на стул:
- Нет, я ничего не понимаю... Куда ты катишься? Хочешь стать таким, как отец?
- Отца не трожь! – возмущённо крикнул Славка.
Ночью мать не спала. Мальчик слышал, как она ходила по квартире: то рылась в аптечке, то пила чай на кухне. И даже через стенку было слышно, как она тяжело вздыхает.
Наутро сын ожидал новых упрёков, но мать начала разговор с ним удивительно спокойно.
- Вячеслав, - ровным голосом произнесла она, - я всю ночь думала. И мне ясно одно: я не могу с тобой справиться. Я просто не знаю, что с тобой делать, ты не слушаешься... Думаю, тебе нужна мужская рука. Завтра поедешь к дяде Вите.
У Славки просто челюсть отвисла! Он чуть не расхохотался – вот это решение! Это Витя-то – «мужская рука»? Смех, да и только!
Дядя Витя на самом деле никакой не дядя Славке, а двоюродный брат. Но он старше его на пятнадцать лет, и мальчик с детства привык называть его дядей и слушаться. Но сейчас ситуация сильно изменилась. Виктору чуть за тридцать – молодой, по сути, мужик. А Славка уже перестал быть ребёнком. И теперь уже дядей он бы Витьку звать не стал. А слушаться – тем более. Ведь он на голову выше и чуть ли не на полметра шире в плечах, чем этот дохлик!
Да и вообще, Виктор относился к той категории людей, которых Славка с детства презирал. Интеллигент! Учёный! Серьёзно, настоящий учёный. Биолог. Мать говорила, что он очень талантливый, на что Славик лишь ехидно кривился. Кому нужна его биология? Несмотря на свои способности, Витька после горбачёвской «перестройки» долго мыкался без работы. Но, наконец, устроился в какую-то фармацевтическую компанию - ему дали лабораторию и приличный оклад. Это было очень кстати, потому что деньги были нужны – на руках Виктора остался младший брат Антошка после смерти родителей. У братьев была большая разница в возрасте – Тошка даже на год младше Славки. Чекменёв редко навещал их, и двоюродные братья казались ему совсем чужими. Чего ему там делать? А вспомнив о том, что теперь придётся ежедневно больше часа тратить на дорогу в школу, Славка выматерился про себя.
Самое обидное, что никакой «мужской руки» там нет! Витя – робкий тихоня в очках с толстыми стёклами. Человек, по жизни не умеющий конфликтовать или настаивать на своём. Из него все подряд вьют верёвки. Даже у Антошки характер твёрже, чем у него. И это на его воспитание мать надеется?! Вот умора!
Возражать Славка не стал – молча собрал вещи и отправился к Вите и Тошке. Какие уж тут споры? Пусть будет так, как хочет мама. Он действительно был виноват. Ему до сих пор было стыдно за то, как он по-идиотски лоханулся с этим еврейчиком.
Самое смешное, что спустя полгода он как-то встретил на улице Дэна с тем самым пареньком чуть ли не под ручку. Оказалось, что после его отъезда они стали встречаться! Как парочка! Славка чуть в осадок не выпал! И потом по секрету Дэн ему рассказал, что Ромка (так звали этого мальчишку) уже давно дал ему оттрахать свою попку. И он, Денис, все эти полгода чуть ли не каждый день у себя дома после школы долбит паренька во все дыры, и оба кайфуют от этого. Славка долго смеялся: невинность своего сыночка еврейской мамаше сберечь всё же не удалось. От судьбы не уйдёшь!
- Слушай, - усмехнулся тогда Чекменёв, - жаль, что я так рано в другой район переехал! Может, как-нибудь в гости заглянуть? Паренёк по мне не соскучился?
Он просто пошутил, у него и в мыслях не было всерьёз искать встреч с еврейчиком. Но Дэн мрачно, без улыбки взглянул на друга и коротко бросил:
- Тронешь Ромку – убью.
И по его глазам Славка понял – он не шутит.
***
День, когда Славка приехал домой к Вите и Тошке, мог бы стать хорошей иллюстрацией к эссе о необоснованности надежд его матери. Приняли его хорошо, накормили-напоили, поселили в одной комнате с Антоном и помогли разобрать вещи. Но вечером парню пришлось стать свидетелем небольшой ссоры между братьями, и ссора эта была весьма показательна.
- Почему ты опять подменял этого Добросердова на частных уроках? – возмущённо говорил Виктору Антон. - Он же не платит тебе за это ни копейки!
- Понимаешь, - Витя смутился, - он меня попросил...
- Ну и что, что попросил? Откажись!
- Зачем же отказывать, если я могу человеку помочь? - неуверенно спросил старший брат.
- Витя! Приди в себя! Он тебя каждый раз об этом просит! Сколько ты его уже подменял? Раз пятнадцать? Двадцать? Ты же до дома только к ночи доползаешь! Он получает деньги, а ты за него работаешь! Он классно устроился. А ты себя ведёшь, как тюлень!
- Да, я понимаю, ты прав, - краснея, опустил глаза Виктор. – Я в следующий раз ему непременно откажу.
Тошка только махнул рукой и вышел из комнаты. По его виду Слава понял, что это обещание было далеко не первым.
«Прикольно, - подумал Чекменёв, - он действительно никому отказать не может? Ща проверим!». И как только Тошка вышел, Слава безапелляционным тоном заявил Виктору:
- Вить, я завтра утром твою машину возьму. А то до школы целый час добираться.
- А как же я? – растерялся тот.
- Бля, да тебе тут ехать-то всего ничего, на трамвае по прямой!
Ни с того, ни с сего лишённый собственной машины Виктор рассеянно моргал.
- А может всё-таки...
- Да брось, мне же нужнее. Ну, замётано?
- Ладно, - вздохнул двоюродный брат, - бери. Ключи висят около зеркала...
- Ну ты даёшь! – расхохотался Славка. – Я же пошутил! У меня даже прав нет. А ты что, правда бы на работу пешком потащился? Во дела! Надо мне права купить, такой добротой грех не воспользоваться!
- Я просто подумал, - смущённо пытался оправдаться Виктор, - что тебе действительно нужнее...
Тошка оказался прав, Витька действительно был редкостным тюленем, в этом Славка вскоре имел возможность убедиться, и не раз. Соседи-алкоголики занимали у него деньги и не отдавали их. Он уступил знакомому место на автостоянке. По утрам возил на работу сына одной подруги. Даже то, что Славка поселился у него, было показательным. Ведь так разобраться – на кой чёрт двум братьям нужен в доме хулиганистый трудный подросток, с которым никто не может справиться? А Славкина мать попросила, и отказать Виктор не смог.
Чекменёв сразу усёк, что к чему, и тоже стал пользоваться безотказностью старшего брата, причём, даже тогда, когда и не надо было, а просто по приколу. Виктор мыл за него посуду, делал ему домашнее задание, даже читал перед сном. А ведь сам уставал после работы, видно же! Но когда Славик его о чём-то просил (нет, не просил – скорее, требовал), Витька только грустно вздыхал и молча исполнял просьбу.
Отношения у Славки с братьями были несколько натянутыми. Виктор терпел его эгоистичные выходки и трёхэтажный мат, но откровенно сторонился парня, даже стал чаще задерживаться на работе. А Тошка всё видел и не мог простить такого Славкиного отношения к старшему брату, а потому тоже держался с ним несколько отчуждённо. Сам Славка виноватым себя не чувствовал ни капельки! Он смотрел свысока на этого биолога-лунатика – ничего, кроме презрения, его мягкий характер у парня не вызывал. Он же просто тряпка, и получает то, на что сам напрашивается!
Но однажды Виктор попытался-таки робко защититься. Как-то вечером Чекменёв в очередной раз всучил старшему брату учебник химии и свою тетрадку.
- Слава, - тот поднял на него покрасневшие глаза, - я так устал сегодня... А мне ещё обед на завтра варить.
В ответ парень лишь нахально вскинул брови:
- Да чё ты мне пáришь про свой обед?! Давай, не тяни!
- Слав, я правда устал... – повторил было Виктор, но тот перебил его:
- Ну, тем более, раз устал, то кончай базар! Быстрее сделаешь – быстрее дрыхнуть завалишься.
Витя только устало вздохнул и, послушно устроившись за столом, стал вчитываться в учебник. Довольный Славка уселся с ногами на диване, нацепил наушники и врубил плеер. Он слушал панк-рок, а сам тайком разглядывал Виктора. «Интересно, - подумал он, - Витёк совсем ни в чём отказать не может? А если его кто-нибудь попросит... ну, например, отсосать? Или ещё что похлеще? Он и на это согласится? – парень презрительно усмехнулся. – А что? За желающими не заржавеет. Фигура у него ничё так. Мыщца нулевая, но зато он весь такой стройный, изящный... и мягонький, наверное». Славка подумал об это в шутку. Но вдруг ему вспомнился еврейчик со скрипкой, и он представил, что с Виктором можно было бы делать то же самое... И вдруг с ужасом почувствовал, что при одной мысли об этом его член начал быстро твердеть!
Парню стало неловко. «Чёрт, что я такое несу, задрот позорный?! Совсем охренел! Девку срочно надо найти, все равно какую, пусть и страшную, лишь бы давала. А то совсем мозги набекрень». Ошарашенный собственными постыдными мыслями, парень ещё пару минут рассеянно пялился на Витьку. «А чего он так сутулится? – вдруг подумалось ему. – Совсем устал, наверное. А я... скотина».
Славка отшвырнул в сторону наушники, подошёл сзади к брату и осторожно положил руку ему на плечо.
- Вить, ты это... оставь... я сам сделаю.
- Спасибо, - тихо ответил тот, поднимая на Чекменёва припухшие от усталости глаза.
Этой ночью Славка часов до трёх ворочался в постели, никак не мог заснуть. Снова и снова ему вспоминался Витькин благодарный, ласковый взгляд и тихое «спасибо». А за что спасибо-то? Он чувствовал себя сволочью, и сам не мог понять, почему. И причины своей внезапной бессонницы парень тоже не понимал. Он просто ощущал: что-то произошло. И эта смутная тревога не давала ему уснуть.
С того вечера Славка перестал понапрасну нагружать бедного старшего брата своими проблемами. Даже наоборот, пытался помочь, где было возможно. Виктор это оценил, и вскоре их отношения потеплели настолько, что биолог перестал избегать Чекменёва. Они стали общаться, и с каждым днём всё больше. И только тогда Славка смог по-настоящему оценить этого человека. С ним всегда было интересно. Он знал массу занимательных историй обо всём на свете! Парень мог слушать его часами, удивляясь, как можно столько всего прочитать и запомнить.
И даже Витькина запредельная воспитанность уже не раздражала Славу, а казалась даже забавной. Например, однажды в местном универмаге они нарвались на хамоватую кассиршу. Её диалог с биологом выглядел примерно следующим образом:
- Мужчина, я же русским языком сказала, что в мою кассу очередь не занимать! У вас уши есть?
- Прошу прощения, но осмелюсь обратить ваше внимание, что ни одна другая касса не работает.
- А мне какое дело? Стой и жди! Тоже мне барин! Понаедут тут из разных деревень, русского языка не понимают!
- Уверяю вас, я коренной москвич.
- А проход на цепочку закрыть мозгов не хватает? Вон к тому крючку прицепи!
- С превеликим удовольствием.
- И деньги без сдачи готовь!
- Благодарю, вы очень любезны.
А рядом стоял Славка и еле сдерживался, чтобы не заржать на весь магазин.
Но больше всего парню нравилось в Витьке то, что он не делал ему замечаний и не пытался воспитывать, хотя поводы для этого Чекменёв давал брату регулярно.
Младший Тошка, увидев перемены в Славкином поведении, тоже перестал его дичиться. Они сблизились: обменивались книжками и компьютерными игрушками, играли в футбол во дворе, а перед сном подолгу болтали о всякой ерунде. И скоро Славка прижился здесь настолько, что стал себя чувствовать даже более уютно и свободно, чем дома.
Эта идиллия длилась пару месяцев. Но однажды Чекменёв узнал, что у братьев есть тайна, которую они ему не открыли, несмотря на наладившиеся отношения.
***
Это произошло случайно. Славка как-то пораньше пришёл из школы. Ещё снимая обувь в прихожей, он вдруг услышал какие-то стоны, доносившиеся из глубины квартиры. Тихонько парень прошёл дальше. Стоны доносились из той комнаты, где жили они с Антоном. «Тошка девку, что ли, привёл?» - с удивлением подумал Славка. Дверь оказалась чуть приоткрыта. Заглянув в щель, парень увидел такое, что челюсть отвисла: на кровати на четвереньках стоял голый Тошка, а сзади его сношал в попу какой-то бородач с волосатым телом весьма крупных габаритов! Оба при этом постанывали от удовольствия.
Первой реакцией Славки было желание ворваться и раскидать этих козлов по разным углам! Но на него какой-то ступор напал. Он потом сам не мог понять, что его удержало. Наверное, Антона пожалел. Сначала. Парень уже сделал было несколько шагов назад. Но вдруг... вдруг ему стало любопытно, и захотелось посмотреть. В конце концов, это как живая порнуха! Слава тихо подошёл обратно к двери.
Зрелище и впрямь оказалось возбуждающим. Тошка был от природы чуть полноват, и трахающий его мужик с удовольствием мял ручищами его толстенькие ляжки и попку. Иногда он прижимался к пареньку сверху и начинал лапать его грудь. И всё время ритмично двигался внутри Тошки. Тот так стонал, что Славка уже начинал ему завидовать. Неужели это так приятно? Любовники стали менять позу и повернулись к двери лицом. Непрошеный зритель, боясь, что его заметят, поспешил ретироваться. Тихонько дав задний ход, он добрался до кухни, уселся и стал ждать, когда Антон выйдет.
«Ну охуеть! – думал Славка, пытаясь прийти в себя. – Значит, Тошка – гомик?» Добрых полчаса пришлось парню просидеть в ожидании, слушая чужие стоны, прежде чем из комнаты вышли те, кто их издавал.
- Сергей Борисович, вы сумку забыли, - услышал он голос Антона.
«По имени-отчеству и на "вы"? – усмехнулся про себя Славка. – Обычно после такого на "ты" переходят». Судя по звукам, любовники в прихожей долго целовались и о чём-то вполголоса договаривались. Наконец, входная дверь захлопнулась за визитёром. И Слава сразу позвал:
- Антон!
Бледный Тошка в халате на голое тело зашёл на кухню:
- Славка? – растерянно промямлил он. - Ты здесь? Давно?
- С полчаса.
Младший брат, кажется, побледнел ещё больше.
- Значит, ты всё слышал?
- И даже видел.
Красный от стыда Антон опустился на табуретку напротив.
- Извини, - смущённо пробормотал Тошка, - ты не должен был этого видеть. Я понимаю, тебе неприятно. Мы обычно здесь этим не занимаемся. Просто Сергей Борисович торопился. Он заехал за мной в школу, и мы пошли сюда просто потому, что это ближе. Я думал, ты не раньше трёх будешь.
- Что это за волосатый кент ваще? Откуда он взялся?
- Баринов-то? Он – Витькин хозяин. Тьфу, то есть, не самого Витьки, конечно: он хозяин той фармацевтической фирмы, где брат работает. Он вообще сначала самого Витьку трахал, а только потом на меня переключился.
- Как Витьку?!.. Я не въеду... Витька что – тоже?!
- Ну да. Он тоже гей. Ты не догадывался?
- Стоп! Ты чё мне втираешь?! Витька?!
- Да, конечно. Наверное, что-то у нас с генами не то, раз мы оба...
- Не-е, ну копец! Это меня ваще высаживает! – в шоке Славка вскочил и стал мерить шагами кухню. - Так это он тебя к гомосятине приучил?
- Да ты что! Витька наоборот ужасно не хотел, чтобы так случилось. Он-то сам уже нахлебался этой пидорской романтики – выше крыши. Когда узнал, что я тоже голубой, он даже плакал. Уговаривал ещё раз с девчонками попробовать. Я пробовал, честно! Но дальше поцелуев никак продвинуться не мог. Девчонки думали, что я такой робкий, а у меня просто не встаёт, и всё.
- Может, просто девки хреновые попадались?
- Да нет же! Одна мне знаешь, как нравилась! Красивая – прям улёт! Ленкой звали. Нам брат специально квартиру освободил, сам ночевать в лаборатории остался. Она меня вроде даже завела, у меня встал. Но пока раздевались, опять упал – и ни в какую! Я его дрочу, он, вроде, поднимается, но даже вставить не успеваю – конец опять какой-то вялый становится и не лезет. Даже с вазелином не лезет – Ленка, как оказалось, девственницей была, у неё там туго слишком. Она пыталась помочь, да всё без толку. Так стыдно было! Ленка сказала, что я, наверное, импотент. Я и сам так долгое время думал. А потом однажды Баринов как-то у Витьки ночевал, и мы с ним ночью на кухне случайно пересеклись, когда он курить вышел. Так он до меня только дотронулся – у меня сразу всё встало! Я и раньше догадывался, но той ночью окончательно всё про себя понял.
- А Витька про вас знает?
- Да. Я ему сам всё рассказал. Он ужасно расстроился. Тем более, этого Баринова брат всегда терпеть не мог.
- А чё же он тогда с ним трахался?
- Ну ты же знаешь Витьку! Сергей на него надавил, пригрозил увольнением. Вот Витька и лёг под него. Всё равно спать с кем-то надо, так чего уж...
- Бля, ну и семейка! – в сердцах выкрикнул Чекменёв.
- Да ладно тебе, Славка. Ты не бойся, на тебе это никак не скажется. Мы к тебе никогда приставать не будем – ни я, ни Витька, честно!
- Да чё ты мне пáришь?! Очень я вас испугался! Попробуйте только пристать – схлопочете по полной, бля! На мне где сядешь, там и слезешь!
- Ну, ладно, Славк, не заводись...
- Дурдом какой-то! Гей-парад, бля! Бордель форменный! Да пошли вы все! - и Славка, хлопнув дверью, вышел на улицу.
Он гулял по городу до самого вечера. Переваривал то, что увидел и услышал. И чем больше думал об этом, тем больше приходил к выводу, что зря он такую истерику устроил. Ну голубыми у него брательники оказались. Ему-то что? Этот год школу дотянуть надо, а дальше он работать пойдёт и будет жить самостоятельно. А они пусть трахаются с кем хотят! Противно, конечно, но потерпеть можно. И вообще, по зрелому размышлению Славка понял, что действительно мог бы и раньше догадаться. Уж про Витьку точно. При всём желании он не мог представить его с девушкой, это казалось чем-то неестественным. А вот с мужиком – вполне! Сразу всё сошлось.
Когда поздно вечером, окончательно продрогнув и проголодавшись, Слава вернулся домой, братья вдвоём встретили его в прихожей. Они глядели виновато и вопросительно в ожидании его реакции. Но никакого раздражения парень к ним уже не испытывал, и они, видимо, это сразу почувствовали.
- Ты замёрз, наверное? – засуетился Витька. – Иди на кухню, тут теплее.
Славка подошёл к плите и стал греть руки над газом, в то время как братья неуверенно топтались в дверях, бросая на него вопрошающие взгляды.
- Ладно, петушки, - с улыбкой вздохнул Слава, оборачиваясь к ним. – Проехали. Живём, как жили. Пожрать что-нибудь есть?
С этого дня их отношения стали даже лучше, чем были. Перед сном Славка с Антошкой секретничали у себя в комнате. Теперь они могли откровенно говорить друг с другом, не обходя сексуальные темы. Чекменёв много узнал об однополом сексе, и чем дальше, тем больше он переставал казаться ему таким уж извращением – видимо, парень привыкал к мысли о том, что это существует, и не где-то на другой планете, а рядом. Он почти спокойно относился к Антошкиным рассказам.
К Виктору же Слава вообще испытывал какую-то странную, самого его удивляющую нежность. Он стал настолько активно помогать брату по дому, что тот только диву давался – откуда что взялось! В свободное время парень тоже всюду таскался за Витькой, да тот и не возражал. Днём Славик в тайне скучал, и, чтоб хоть как-то себя занять до прихода старшего брата, начал на совесть делать уроки каждый день – так время проходило быстрее. Его успеваемость в школе резко скакнула вверх к величайшему изумлению педагогов. По вечерам Чекменёв ждал Виктора с работы и волновался, если тот задерживался. А как не волноваться? Педиков ведь не любят, могут подкараулить, избить – мало ли отморозков? Однажды парень даже не выдержал и поехал к Витьке на работу, чтоб узнать, почему он опять домой вовремя не уехал. Правда, в лаборатории Слава чувствовал себя не в своей тарелке, да и вообще, старался без повода Виктора здесь не беспокоить. Но всему же есть граница! Сколько можно на работе торчать?!
В Витькиной лаборатории Слава уже бывал не единожды. Поначалу ему там нравилось. Брат познакомил его со своими сотрудниками, показывал и объяснял то, над чем они работают. Чекменёв, правда, больше половины не понял. Но ему просто интересно было видеть Виктора на работе, а не дома. Здесь он был совсем другим: деловой, сосредоточенный. Подчинённые просто в рот ему заглядывали, каждое слово ловили. Какой-то западный корреспондент однажды приехал, и Витька так бойко с ним лопотал по-английски – прям заслушаешься! Славка взглянул на брата совсем другими глазами. Теперь ему было даже странно: как он мог когда-то его презирать? Да по сравнению с Витькой сам Славка – просто дегенерат! Даже объяснений брата понять не в состоянии – тупица! Только и может, что кулаками махать. Парень вдруг почувствовал себя здесь совсем чужим, и теперь приезжал к Виктору на работу только в редких случаях.
Когда Чекменёв добрался до лаборатории, его брат как раз заканчивал какие-то записи в журнале наблюдения за морскими свинками.
- Славка?! Ты чего здесь делаешь? – улыбнулся он, увидев парня в дверях.
- Вить, бля, ну сколько можно-то? Ты ваще домой собираешься?
- Да я уже иду, иду. Просто я сегодня здесь один, поэтому трудновато. Люба в отпуске, Гарик отпросился, а Сан Саныча я за мышами послал.
- За кем? – заржал Славка. – Он у тебя что – мышей ловит, как кот?
- Ну что смешного? Белые мыши. Нам для экспериментов нужно.
Но Славка только сильнее зашёлся хохотом, представив, как старший лаборант – усатый и чопорный Сан Саныч – не только ловит мышей, а ещё и отбирает среди них белых!
Через четверть часа братья шли по коридору к выходу.
- Чёрт! - вдруг дёрнулся Виктор и попытался спрятаться за Славкиной широкой спиной.
- Чё случилось, Витёк?
- Да там Добросердов идёт. Если увидит меня – всё! Обязательно к какой-нибудь своей работе припашет.
- Ну это мы ещё посмотрим, - буркнул Славка.
Седоватый улыбчивый хлыщ в сером с искоркой костюме, от которого прятался Витька, всё же его заметил.
- Ба! Виктор Георгиевич! – его слащавая улыбка стала ещё шире. - Вот встреча! А я как раз вас ищу. У меня к вам маленькая просьба, Виктор Георгиевич. Видите ли, у меня в лаборатории нет ультрацентрифуги, а у вас ведь она есть, правда? Не могли бы вы или ваши сотрудники сделать для нас всего несколько замеров? Там всё очень просто, час-два работы, не больше...
В эту минуту Славка сзади тронул хлыща за плечо.
- Что вам угодно? - раздражённо обернулся тот. – Простите, с кем имею удовольствие...
- Вот как раз удовольствия не обещаю. Подь сюды, дядя, разговор есть.
Схватив хлыща за лацкан пиджака, Чекменёв увлёк его в угол холла, где довольно грубо прижал к стене:
- Виктор Георгиевич – мой брат. И он сейчас идёт домой. Никакую работу он за вас делать не будет. Я понятно говорю?
- Молодой человек, вы вмешиваетесь не в своё дело. Да к тому же, ведёте себя по-хамски! Я этого так не оставлю, и у вашего брата будут неприятности...
- Слышь, ты, дятел! – Славка начал заводиться и хорошенько тряхнул мужика, вызвав у того должный испуг. – Неприятности будут только у тебя! Ещё раз подойдёшь к моему брату, я тебе все рёбра пересчитаю, ты понял? Свою работу сам делай. Хорэ на других переваливать! Достал, бля!
- Да как вы сме...
- Пасть закрой, пидор долбаный! Я тебя предупредил. Если он за тебя ещё раз работать будет, то через денёк-другой ты будешь в подворотне моих дружков развлекать. А они у меня, как ты догадываешься, не из научной среды. Усёк? А теперь, чмо, пиздуй отсюда на хуй, пока не накидали!
Того не надо было уговаривать: вырвав свой лацкан из Славкиного кулака, серокостюмный хлыщ моментально растворился в пространстве тёмного коридора.
- Ну ты даёшь! – рассмеялся Виктор. – Особенно последнюю фразочку лихо завернул. Надо мне её заучить.
- А толку? Заучить сможешь, а вот сказать – вряд ли, - усмехнулся в ответ Славка, обнимая старшего брата за плечо.
Через пару дней парень заглянул к соседям-алкашам и поговорил с ними как следует. С тех пор они не просто перестали занимать у биолога деньги, а даже вернули ему часть долга, отчего у Витьки просто глаза полезли на лоб. И как-то постепенно все проблемы, решение которых требовало той самой «мужской руки», ради которой Славку сюда и сослали, Чекменёв взял на себя. Вот ведь странно! «Может, мать как раз это и имела ввиду?» – усмехался про себя парень. Вообще, ему это оказалось нетрудно, а Витька был Славке очень благодарен. Одним словом, всё шло хорошо.
Но вскоре ровное течение событий было перечеркнуто очередным открытием, сделанным Славой.
***
Однажды, когда братьев не было дома, Чекменёв от нечего делать копался в Антошкином компьютере. Самой объемной оказалась папка «Мусор». «Что ж у него такое в мусоре, что столько весит?» – подумал парень. И стал открывать папку за папкой, пока не наткнулся на какой-то видеоархив. На минуту он почувствовал себя неловко – нельзя же так беспардонно лезть туда, куда тебя не звали! Но любопытство взяло верх. «Да я только одним глазком», - подумал Славка и открыл первый файл... потом второй, третий. И чем дальше смотрел, тем больше у него на голове волосы дыбом вставали!
Это были съемки любительской камерой. Началось всё не так уж страшно. Открыв первое видео, Славка увидел Тошку, сидящего на корточках. С двух сторон от него стояли два мужика, спустив штаны, а он по очереди сосал их члены. Причём, того Сергея Борисовича среди них не было – мужики незнакомые. Славка нахмурился. Он думал, что у Антона только один любовник. А выходит, это не так.
Следующее видео оказалось куда похлеще. Слава увидел какую-то просторную и шикарно обставленную комнату, по центру которой находился стол. На столе лежал абсолютно голый Тошка, а вокруг него столпилось пятеро мужиков, которые пока ещё были одеты. Они лапали паренька, гладили и мяли его слегка полноватое тельце везде и всюду. Тот улыбался, ему нравилось. Славка обратил внимание, что среди этих мужиков нет не только Сергея Борисовича, но и тех двух, что были в первом видео – все новые. Один из них стал слегка массировать привставший членик парнишки, а другой положил ладонь на его яички. Тошка стал извиваться от удовольствия. Он весь раскрылся, стараясь пошире раздвинуть ножки. Тогда ещё один мужик подошёл к его попке, смазал чем-то анус и стал всовывать туда палец. Мальчишка застонал. А мужчина стал быстро трахать его в попку пальцем. Тошка стонал всё громче. Но на этом видео оборвалось.
Загрузив следующее, Славка увидел тех же пятерых мужиков, только они все уже были голые. Антон лежал на широкой постели, а мужчины окружили его со всех сторон. Справа к его лицу приблизился возбуждённый член, и Тошка тут же взял его в рот. Слева паренька по щеке начал шлёпать своим вставшим концом другой мужик. Антон стал подрачивать его левой рукой, не выпуская изо рта член правого. Через минуту он повернулся и засосал хуй того, кто был слева, а правому стал дрочить. И так дальше удовлетворял их по очереди. Пухлая жопка паренька тоже не осталась без внимания. Мужики развели пошире его ножки и один за другим сношали его в очко. Трахали они его в презервативах, но когда кончали, сдёргивали их и поливали спермой его полноватое тело, что, как правило, снималось крупным планом. Минут через пятнадцать тот, кто это снимал, вдруг взял крупнее раскрасневшееся и счастливое лицо Тошки. Из-за камеры вдруг влезла в кадр рука оператора, он протянул её к Антохиным губам и всунул ему в ротик один палец. Тошка улыбнулся и пососал его, чуть подмигнув в объектив камеры. Стало понятно, что оператор тоже не в стороне, он либо уже имел мальчишку, либо будет иметь его после съемки.
Славка вскочил, даже не выключив компьютер. Его трясло. Это невероятно! Неужели, Тошка – такая шлюха?! Такими темпами он, поди, полгорода уже перетрахал! Прямо не верится. Его младший двоюродный брат! Отличник и скромник Тошка!
- Слава... - вдруг раздался робкий голос за спиной.
Парень обернулся. В дверях стоял Антон. А на экране компьютера ещё разыгрывалась оргия с его участием. Славка поспешно всё выключил.
Младший брат застыл у дверей, не в силах сдвинуться с места. На глаза в один момент навернулись слёзы, он сморгнул их, и они побежали по щекам.
- Только Витьке не говори, - умоляюще прошептал он Славке.
- Ну ты и... - парень не мог даже подобрать слов, - ...блядь вокзальная! – наконец, выдавил из себя он.
Тошка покраснел, как рак, влез с ногами на тахту и забился в угол, размазывая мокрые дорожки слёз на щеках.
- Это же не часто, - стал оправдываться он. - Несколько раз всего было... Ну раз в месяц, может...
Голос паренька дрожал от слёз. И Славке вдруг даже стало его жаль. Он подошёл и сел на край, сбив покрывало.
- Тох, я не собираюсь тебе по мозгам ездить, как какой-то душный воспитатель, - сказал он, глядя на пунцового от стыда брата. – Я просто понять хочу. Тебе действительно всё это в кайф?
- Не знаю... – смущённо промямлил Антон.
- То есть, как не знаешь? Ты же сам всё это делаешь! Ты находишь этих кентов толстозадых, тебя никто не заставляет!
- Ну... не совсем.
- Что значит «не совсем»?
- Это не я их нахожу, это знакомые Сергея Борисовича.
- Баринова?
- Ну да. Это ведь он всё снимал.
«Так вот кто, оказывается, был оператором!», - подумал Славка.
- Значит, он тебя заставил?
- Понимаешь, - Антошка низко опустил голову, - он сказал, что если я не соглашусь, то брата сразу уволят. А ты знаешь, как трудно биологу работу найти! И на что мы тогда будем жить? У нас уже был такой период, когда мы практически голодали! Ну вот я и... согласился.
- Тоха! Ты чё, ваще удот? Он же тебя друзьям сдаёт, как пидорскую шлюху! Как ты мог на это согласиться!
Тошка ещё ниже опустил голову и заплакал. У Славки сжалось сердце. Он обнял брата за плечи:
- Ну, ладно, не реви. Хорэ сопли распускать, слышь! Что было, то было. Тох, тебе в ментовку идти надо!
- Зачем? – вскинулся Антон.
- Сдать его надо, эту сволочь хуеву! Чтоб ни ему, ни другим не повадно было!
- Нет, в милицию я не пойду! Нет, нет, ни за что! – Тошка так эмоционально отбивался от этого предложения, что Славка понял – настаивать бесполезно.
- Ладно, - успокоил он брата, - не хочешь сдавать этого козла – не надо. Но больше ты к нему не пойдёшь! Если Витьку уволят, жаль, конечно. Но как-нибудь прорвёмся. Я тогда школу к чертям брошу, работать пойду – не пропадём. А Витёк обо всём этом не догадывается?
- Нет-нет, - поспешно сказал Антон, - об этом он ничего не знает. Он думает, что я только с Бариновым сплю.
- Если бы узнал, он бы сам из его поганой фирмы ушёл, бля! Так что больше ты к этому старому пидору ни ногой! Понял?
- Да, конечно, - всхлипнув, согласился Тошка, - если ты так считаешь...
- Я не въеду, а ты считаешь по-другому?
- Я просто не хочу, чтобы брата уволили...
- Тока не надо мне парить, что он вообще работу найти не может! Пусть в школу идёт учителем биологии.
- Это с Витькиным-то характером – в учителя? – усмехнулся Антон. – Чтоб из него любой ученик верёвки вил, как хотел? Ну уж нет! И вообще, ему научной работой надо заниматься! Ты знаешь, какой он талантливый! Его статьи даже за границей печатают!
- А если Витька узнает обо всём этом? Каково ему будет? Неужели ты думаешь, он такой мудила, что согласен торговать собственным младшим братом?! Тоха! Ты чё, с дуба рухнул?!
- Ты ведь ему не расскажешь? – испуганно заблеял Тошка.
- Да не скажу я! Ладно, кончаем этот базар. Дай слово, что больше ты туда не пойдёшь!
И только получив от Антона твёрдое обещание порвать все отношения с Бариновым, Славка немного успокоился.
***
Прошла неделя с того памятного разговора. Антон сдержал слово и больше у Баринова не бывал. Как ни странно, Виктора никто не уволил. И Славке уже стало казаться, что вся эта история начала потихоньку забываться. Но не тут-то было.
Однажды субботним вечером в дверь настойчиво позвонили.
- Я открою, - крикнул братьям Слава и направился к двери.
На пороге стоял Баринов, выглядевший каким-то осунувшимся и постаревшим.
- Здравствуйте, - буркнул он.
- Тебе чё надо? – развязано спросил его парень.
- А ты не мал ещё, чтобы мне тыкать? – удивился бородач. – Я вдвое старше тебя, неплохо бы на «вы»...
- На «вы» я обращаюсь только к тем, кого уважаю! – заявил Славка. – Зачем пришёл?
- Мне с Антоном надо поговорить.
- Его нет дома.
- А Виктор?
- Его тоже нет дома.
- Ну что ж... тогда я хочу поговорить с тобой. Видимо, ты теперь здесь глава семьи. Или тебя тоже нет дома?
Славка сперва хотел выйти на лестницу и поговорить здесь, но нет – лишние уши им ни к чему. Парень помедлил секунду, но потом решился и впустил визитёра. Он провёл его прямо на кухню и плотно прикрыл дверь – не хотел, чтобы Витя и Тошка, которые на самом деле были дома, слышали их разговор. Но братья всё-таки услышали какой-то шум, и вышли в коридор посмотреть, что происходит. В прихожей уже никого не было, но из-за кухонной двери довольно внятно доносились слова собеседников.
- Если ты говоришь, что он для тебя не игрушка, - услышал Виктор голос Славки, - то как же ты мог?! Под всех друзей его подкладывал, сволочь! Зачем?!
- Ты не поймёшь.
- Так ты и не особо паришься с объяснениями. Напрягись – может, я и въеду.
- Ну хорошо, - устало согласился Баринов. – Как тебе объяснить? Мне... мне просто нравилось, что он такой развратный. Он меня так больше возбуждал. И ему это тоже нравилось.
- Это ты так думаешь.
- Он ведь мог отказаться в любой момент!
- Он не мог отказаться, и ты знаешь, почему.
- Ни черта я не знаю! Я думал, ему нравится. Если бы я знал, что он меня из-за всего этого бросит... да я бы на километр никого к нему не подпустил!
- Так вот теперь, мудила, сдавай своим дружкам и возбуждайся на кого-нибудь другого.
- Но я без него не могу!
- Твои проблемы. Обойдешься как-нибудь. У тебя бабла навалом, можешь снимать молоденьких мальчиков хоть пачками.
- Да не нужны мне никакие мальчики! – заорал Баринов. – Мне нужен только он, мой Тошка!
- Он не твой! И никогда не был твоим, шантажист хренов! Вали отсюда!
- Почему шантажист?
- Ты ж ему угрожал, что уволишь его брата! Скажешь, нет? Чё молчишь, перец?
- Да я не собирался никогда эти угрозы в исполнение приводить! Это так, для красного словца, что-то вроде игры...
- Ага, теперь ты ему какой угодно лапши навешаешь! Вали домой и скажи спасибо, что Тошка на тебя в ментуру не стуканул! Хотя, по-моему, стоило бы.
- Слава, пожалуйста... Ну поговори с ним. Объясни, что теперь всё будет иначе. Только мы с ним вдвоём, больше никого...
- Я тебе не верю. И Тоха не верит. Решение окончательное. Проваливай и никогда больше к моему брату не подходи! Иначе я ведь и сам до ментовки дойду, не поленюсь!
Дверь отворилась, гость вышел из кухни... и практически нос к носу столкнулся с застывшим в коридоре Витей. Тот был в таком шоке от услышанного, что его просто колотило. Виктор сжал кулаки и двинулся на Баринова, тихо выдохнув:
- Убью!
Но его остановил Славка. Он сгробастал брата в охапку и оттащил в сторону:
- Не надо, Витюш. Пусть катится отсюда на хуй! Не марайся.
Виктор остановился, но взглянул на своего начальника с таким отвращением, как, наверное, во время войны люди на полицаев смотрели. Тот лишь опустил глаза, а Витя с презрением отошёл от него подальше.
И только тут бородач заметил в тёмном углу коридора притаившегося там младшего брата.
- Тошка! – хрипло выкрикнул Баринов и кинулся было к пареньку.
Но в ту же секунду Славка бросился наперерез, и его плечистая фигура выросла у гостя на пути, загораживая собой мальчишку. Стальные глаза парня смотрели на него спокойно и твёрдо. Баринов видел, как Антошка, сжавшись в комок, робко выглядывал из-за Славкиного плеча. Мужчина отступил на пару шагов и, словно осенённый догадкой, пролепетал:
- Так вот, значит, в чём дело!.. Как же я сразу-то не понял! Это из-за тебя всё... Он с тобой теперь, да?!
Славке показалось, что Баринов сейчас в ярости набросится на него, и весь напружинился, готовый к нападению. Но едва мужик двинулся в его сторону, сзади раздался окрик Виктора:
- Не смей!
Баринов замер. Он снова попытался поймать взгляд Антона, но тот по-прежнему прятался за Славкой. Лицо мужчины перекосило болью. Он быстро прошёл к выходу и хлопнул за собой дверью.
Поздно вечером, когда Тошка уже спал, Слава вышел на кухню и с удивлением увидел Виктора, который ещё не ложился. Понурившись, тот сидел над кружкой остывшего чая.
- О чём задумался? – мягко спросил его парень.
- Знаешь, Славка, - почему-то шёпотом ответил Витя, - я ведь ничего не замечал. Ужасно. Ничего не видел.
- Да ладно, Витёк, не фиг на себя клепать. Ты не виноват.
- Как не виноват?! Это я их познакомил. Я знал, что у них связь, и терпел. Ничего не предпринимал. Там, оказывается, такое творилось... А я ничего не видел дальше собственного носа. Я... я просто ничтожество!
- Ну всё, Вить, хорэ! Никто не виноват, просто так получилось. И всё уже позади. Слышь, Витёк, не реви, всё закончилось! Ложись спать.
Но через несколько дней Славка сам понял, что ничего не закончилось.
Дело в том, что Тошка со дня на день всё больше менялся. Он стал задумчивым, редко улыбался. Его словно бы что-то мучило. И Виктор, и Слава пытались его поддержать, приободрить. Но ничего не помогало. Причина была неясна. Баринов действительно не привёл своих угроз в исполнение, и старшего брата с работы никто не уволил. Тем не менее, шли дни, а угнетённое состояние Антона лишь усиливалось.
Особенно это стало заметно в Новый год. На тот момент Тошка не виделся с Бариновым уже почти месяц, и, казалось бы, должен был немного отойти. Но за весь праздник он даже ни разу не улыбнулся. Для Славки это выглядело особенно странным, потому что торжество удалось на славу. Такого Нового года у парня ещё никогда не было! Друзья Виктора, которых набился полный дом, были не менее интересными людьми, чем он сам. Чего они только не напридумывали! Разыгрывали фанты, вместе сочиняли акростих, чтобы по вертикали читалось «Новый год». Потом несколько человек разыгрывали для всех шарады. Потом все вместе играли в какую-то очень смешную игру под названием «крокодил». Затем устроили концерт: двое из компании играли на гитарах, а Витька, как выяснилось, играл на флейте! Славка об этом даже не знал! А ещё двоюродный брат, называется!
Вообще, парень чувствовал себя как на седьмом небе. Последний Новый год, который он провёл в кругу своих друзей из качалки, превратился в банальную пьянку с мордобоем и заблёванными полами. И Чекменёв даже не думал, что на празднике может быть так интересно!
Когда Витька вместе с каким-то парнем-гитаристом напару сбацали зажигательную ирландскую мелодию, Славка подошёл к сидевшему в углу Антону и, хлопнув его по плечу, улыбнулся:
- Скажи, весело, да? – и тут же осёкся, встретившись взглядом с Тошкой. Тот смотрел на него серьёзно, без тени улыбки. – Антох, чё с тобой? Праздник же...
- Ему там плохо без меня. Я чувствую, - всё так же серьёзно ответил ему брат и отвернулся.
Окончание рассказа.www.diary.ru/~RitaAfanasieva/p169693015.htm?oam...
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21.
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, инцест, сомнительное согласие, групповой секс, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Отчаянный хулиган Слава Чекменёв попадает в дом своего двоюродного брата - тихого интеллигентного и безотказного человека. Парень может крутить им как угодно. Вопрос в том, КАК ему угодно?
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
1-я часть рассказаСлавкина мать орала на него часа два кряду и, наконец, выдохлась. Её можно было понять – до окончания школы оставалось меньше года, только поэтому Славку пожалели и до сих пор не выгнали. Но если так дальше дело пойдет, то учителя плюнут на все гуманные соображения, и он вылетит из школы, как пробка из бутылки.
- От тебя одни неприятности, Слава! Ты хоть что-нибудь хорошее в своей жизни сделал? Так, чтобы не из-под палки?! – охрипшим от крика голосом спросила мать.
Сын лишь упрямо молчал, равнодушно пялясь в окно.
Славка Чекменёв был отчаянным хулиганом. Мать воспитывала его одна – отца своего он видел последний раз лет восемь назад, когда того отпустили из тюрьмы на побывку за хорошее поведение. Он провёл с семьёй неделю и снова вернулся в места заключения. Оттуда Чекменёв-старший больше не вышел – умер от туберкулёза в тюремной больнице три года спустя. Но этот последний его визит Славка помнил очень хорошо. В день своего приезда отец на радостях здорово напился и подрался с соседом на лестничной площадке, куда пошёл покурить. Мать едва сумела утащить пьяного мужа в квартиру. А Славик сам ходил к соседу, уговаривая не заявлять на отца в милицию.
- Ты уж извини, сынок, - оправдывался тот на утро, когда протрезвел. – Не удержался я. Такой гад этот Максимов! Терпеть не могу таких! Гнида...
- Почему? – удивился Славик.
- Да ну... Фраер, бля, мать его! Холёный, в костюмчике, пялится на меня через свои очки – мы для него не люди, а мусор, бля! «Не надо, - говорит, - курить возле моей двери»! Я ему: «Слышь, ты щас чё тут погнал?» Он опять херню какую-то несёт – наглый, как колымский пидор! А сам-то? Чего он может? Да он тяжелей своей барсетки в жизни ничего не поднимал! Я такого одной левой уложу! Он там про ментуру что-то прогнал – думал, что меня так просто на измену высадить. Фраерок явно в непонятках: что главное в мужике? Сила! А он не мужик – он вошь подкожная. У нас в лагере такого бы сразу под шконку отправили!
- Куда отправили? – переспросил Славка.
- Ну, в смысле, раком загнули.
- Чем загнули? – опять не понял мальчик.
Отец, усмехнувшись, взглянул на него:
- Ну это тебе ещё рано. Короче, запомни, Слав: сила для мужчины самое важное. Если силы в тебе нет – ты не мужик. Докажи всем, что ты сильнее, тогда к тебе будут относиться как к человеку. Понял?
- Понял, - кивнул пацан.
Вот с тех пор и пошло. Славик, который не так уж много времени в своей жизни успел провести с отцом, тем не менее, считал его непререкаемым авторитетом. И следовал его наказу до сих пор. Он качался в спортзале до одурения. И дрался по поводу и без повода. Приводов в милицию за хулиганство было уже больше десяти. В последний раз его в детской комнате предупредили: не возьмётся за ум – после следующего привода отправят в колонию. На какое-то время Чекменёв взял себя в руки. Мать немножко успокоилась. И тут такой прокол! По-глупому вышло. Это мать ещё не догадывается, как всё на самом деле было.
А было вот что. Есть у Славки старый дружбан – Денисом звать. Они познакомились в качалке года три назад. Общего оказалось много, и почти всё время после уроков они вместе шатались по улицам, ища способы развлечься. Дэн тоже оказался отвязным малым. Жаль, что учился он в другой школе, а то вместе они бы всех к ногтю прижали! У Дэна одна внешность чего стоила: глянешь – страшно, аж жуть! Парни его типа обычно в кино играют бандитов или телохранителей. И вот однажды Славка, как обычно, вышел после обеда на улицу, где его уже ждал Денис, сидя на лавочке у подъезда. Когда Славик подошёл, его друг, заглядевшись на что-то, не среагировал на его появление.
- Здорово! – гаркнул Чекменёв.
- А, это ты... – рассеянно буркнул Дэн, но не взглянул на него, продолжая рассматривать что-то на улице.
- Ты на что так выпялился?
- Глянь-ка, - кивнул в ту сторону Денис.
Славка обернулся и увидел парнишку из соседнего дома, держащего в руках футляр со скрипкой. Это был аккуратно причёсанный красивый еврейчик в бархатном костюме. Он учился в той же школе, что и Славка, только на год младше. Чего на него пялиться? Чекменёв его и за человека-то не считал. Маменькин сынок! Сколько Славик себя помнит, этого мальчика всё время его еврейская мамаша за ручку водила. То в музыкальную школу, то в художественную, то на английский или ещё куда. И вечно его наряжали в какие-то идиотские шмотки, навроде этого бархатного костюма, да ещё бантик какой-то на шее навяжут, как у котёнка. Славка бы всех поубивал, если бы его попытались так одеть! Правда, последние полгода еврейчик шатался по своим кружкам и курсам без сопровождения мамаши – видимо, до той, наконец, дошло, что сыночку уже давно не пять лет.
- Ну и чё? – удивлённо спросил Дениса Славка.
- Каждый день, пока я тебя жду, он со своей скрипкой мимо проходит.
- Ну и?
Дэн усмехнулся:
- Да так. Просто он весь такой бархатный, мягонький, прям помацать хочется.
- Помацать? Ты чё, в педики записался?
- Да брось. Глянь, какая у него попка. Да за такую любая девка полжизни отдаст! Так и хочется помять. Скажешь, нет?
Славка посмотрел вслед удаляющемуся мальчику. Нда, попка и впрямь выглядела очень аппетитно.
- А чё, давай как-нибудь по приколу его подкараулим, - подмигнул он Денису. – Кустов-то в нашем районе дофига.
- А нажалуется?
- Не нажалуется! Девка бы нажаловалась, а пацан даже и не вякнет. Кто ж о таком будет рассказывать?
Сказано-сделано. На следующий день Денис, едва Чекменёв вышел из дома, напомнил ему о вчерашней договорённости. Они выбрали рядом с соседним домом кусты погуще и встали с двух сторон от них. Когда еврейский мальчик проходил мимо, ребята взяли его «в клещи» и повлекли за собой.
- Вы чего? – удивился тот.
- Не бойся, - шепнул ему Дэн, - пойдём с нами. Тебе понравится.
Скрывшись за кустами от посторонних глаз, Денис привлёк мальчика к себе.
- Не вздумай заорать – только зря опозоришься. Мы тебе ничего не сделаем, только потрогаем.
Парни начали в четыре руки мять на все лады стройное тело еврейчика. Тот пытался вырываться, краснея от стыда.
- Ребята, не надо! Чего вы? Не надо...
Но, не реагируя на этот скулёж, друзья спокойно продолжали делать то, что им нравится. Они лапали его, как хотели. Трогали и мяли везде. Под одежду, правда, залезть не рискнули, не считая того, что Славка расстегнул бархатную курточку и через рубашку потискал грудки паренька.
- Ух ты, бля! А сиськи у него тоже мягкие. Потрогай, - посоветовал он Дэну.
Но тот не отреагировал. Он в это время пристроился к мальчику сзади и, схватив его обеими руками за бедра, плотно прижимал попкой к себе и тёрся об неё своей вздыбленной ширинкой. Этот процесс, видимо, захватил его полностью. Он хрипло дышал, уткнувшись лицом в шею паренька. Славка решил не мешать другу получать удовольствие и продолжил единолично тискать мягкие грудки жертвы, чувствуя через рубашку, как отвердели его соски.
Через пару минут Дэн резко оттолкнул от себя еврейчика.
- Уф! – тяжело выдохнул он. – Чуть не кончил... Ладно, хорэ, иди гуляй, - обратился он к пунцовому от смущения пацану, шлёпнув его напоследок по попке. Славка тоже выпустил мальчика из своих загребущих рук. Тот быстро подхватил свой футляр со скрипкой, упавший в процессе развлечений на землю, и моментально скрылся за листвой кустарника.
- Ну чё? – обратился к другу Денис. – Классно получилось! Только член теперь гудит.
- Ничего, это скоро пройдёт. А кайфово, да? Он ваще как девка!
- Ещё бы. Он ведь наверняка гомик.
- С чего ты взял?
- А, по-твоему, - хмыкнул Денис, - нормальный пацан нацепил бы на себя такой костюмчик с бантиком?
- Ха! Так ему, наверное, понравилось!
- Через денёк-другой ещё добавим, - довольно кивнул Дэн.
Через пару дней они и впрямь повторили свою «операцию Ы». Еврейский мальчик был успешно заведён поглубже в кусты и облапан не менее старательно, чем в прошлый раз. Но их спугнули. Какая-то собака, учуяв людей, ломанула к ним через кустарник, а за ней с шумом полезла хозяйка. Ребята кинулись врассыпную.
- Слушай, - потом говорил Славка своему другу, - мы когда этого недоделанного скрипача лапали, я до его ширинки случайно дотронулся. И, по-моему, у него стояк был. Я, правда, не уверен...
- Ну я же говорил, что ему понравится! – заржал Денис. – В следующий раз проверим.
Проверка не заставила себя долго ждать. Несколько дней спустя в тех же кустах парни снова тискали сдавшегося на их милость пацана. Славке пришло в голову, что их «жертве» было бы чертовски просто избежать очередного нападения – достаточно было поменять маршрут и пойти другой дорогой. Однако путь паренька неизменно пролегал именно мимо этого густого кустарника. Вывод напрашивался.
На сей раз Денис решил расстегнуть на мальчишке рубашку и теперь мял руками его обнажённую безволосую грудь. Потом спустился ниже, и его ладонь вдруг скользнула на выпуклый бугор под застёжкой бархатных брючек. Пацан, почувствовав чужую руку на своём члене, судорожно вздохнул и задрожал всем телом.
- Слышь, Славк, - осклабился Дэн, - да у него стояк железный! – он стал интенсивно поглаживать бархатистую выпуклость, отчего мальчик слегка застонал.
- Кайфуешь, гомик? – спросил прижавшийся к нему сзади Слава.
- Бля, ну раз ты такой пидор, - ухмыльнулся Денис, - то давай подрочи нам! Давай-давай, - и он настойчиво надавил на плечи паренька, заставляя его опуститься на колени.
Вжикнула молния, и донельзя возбуждённый член Дэна вырвался на свободу прямо перед лицом мальчика. Тот жалобно глянул снизу вверх на своего мучителя. Но парня не тронул этот взгляд.
- Бери в руки и дрочи, чего смотришь? – вполголоса скомандовал Денис.
Мальчик осторожно взял одной рукой его хуй и начал поглаживать так осторожно и неуверенно, словно боялся причинить ему боль.
- Да крепче сжимай, - ласково усмехнулся Дэн. – Ты чего, себе никогда не дрочил, что ли?
Пацан сжал кулачок вокруг ствола чуть покрепче и продолжил движения рукой. Вскоре он почувствовал, что член парня стал очень твёрдым и скользким от смазки. Дэн хрипло дышал, прикрыв глаза, и лишь иногда шептал:
- Давай, дрочи... Ещё быстрее... О-ох, класс!
В какой-то момент Денис стал терять контроль над собой. Он тихо застонал, зарылся пальцами обеих рук в шевелюру еврейчика и стал притягивать его лицо к своему сочащемуся смазкой члену. Мальчик попытался отстраниться, вырваться. Но тут Дэн грубо схватил его за волосы, прижал к своему паху и стал вовсю тереться своим елдаком о лицо пацана. Он возил членом по красивому личику мальчишки, размазывая по щекам выступающую смазку и прижимаясь к нему своими упругими волосатыми яйцами. Потом Денис стал просто шлёпать его своим увесистым концом по носу, щекам, губам. Но пареньку, видимо, это даже понравилось, потому что в какой-то момент он жадным, голодным движением схватил губами Денисов агрегат и стал смачно его сосать. Дэн застонал так громко, что Славка вынужден был шикнуть на него:
- Тише ты, - одёрнул он друга, - нас же застукают!
- Ладно, - шёпотом согласился тот и продолжил ебать в рот паренька.
Процесс был недолгим: довольно скоро Дэн весь как-то напрягся, выгнулся и стал кончать в рот еврейчику. Тот выпил его сперму всю до капельки, но продолжал посасывать. Славке показалось, что он не хочет выпускать изо рта член Дениса. Но пришлось, потому что теперь была его, Славкина, очередь. К счастью, юный красавчик не стал ломаться и отсосал второму парню без проблем.
С тех пор вот уже два месяца, как каждые два-три дня ребята напару вафлили этого мальчишку в кустах. Тому это явно нравилось. Он так увлечённо сосал, аж слюнки текли. А уж как это нравилось Денису и Славке! Они никогда не говорили между собой об этой странной общей привычке давать в рот парню. И никаким сомнениям свою собственную сексуальную ориентацию ребята не подвергали. Оба к тому времени уже не раз спали с девчонками, обоим это нравилось. И им даже в голову не могло бы прийти, что кайф, который они ловили со смазливым еврейским мальчиком, делает их голубыми. Всё это казалось парням просто безобидным развлечением.
Однажды Славка возвращался из школы. Дениса ещё, конечно, не было – он должен был зайти за ним только после обеда. Проходя мимо соседнего дома, Чекменёв вдруг заметил впереди знакомую стройную фигурку – это еврейский мальчик возвращался домой. Когда он зашёл в свой подъезд, Славка был совсем рядом. И, повинуясь порыву, он вдруг быстро отворил скрипучую деревянную дверь и вошёл в подъезд следом за пареньком. Тот уже заходил в лифт, когда Слава тихо подошёл сзади и проследовал в кабину за ним. Мальчишка обернулся и узнал его, но выйти из лифта не попытался. Двери закрылись. Когда они тронулись вверх, Чекменёв нажал красную кнопку «стоп». Но кабина не остановилась. Парень жал «стоп» снова и снова, но безрезультатно.
- У нас эта кнопка не работает, - виновато улыбнулся ему пацан.
- Чёрт! – ругнулся Славка. – Ну, блядь, теперь ни хуя не успеем... Ладно, давай хоть попку помацаю немножко.
Он развернул мальчика к себе спиной и, прижав к стене лифта, стал гладить и мять его булочки. Потом обхватил пацана руками и начал тереться о его мягкий зад своей промежностью. Ему уже стало очень кайфово, и он не сумел вовремя среагировать, когда лифт доехал до нужного этажа. Двери кабины открылись... и прямо у дверей лифта стояла, поджидая своего сына, еврейская мамаша!
Вот так Чекменёв и прокололся по-глупому. Возмущённая в лучших чувствах еврейка явилась к его матери. К счастью, у неё хватило мозгов, чтобы не рассказывать всё как есть – испугалась, что так вся округа скоро может узнать о том, что её сына лапали в лифте. Она просто заявила, что Славка его избил ни за что - ни про что. И если, мол, этот поганец посмеет ещё раз приблизиться к её сыну хоть на десять метров, то она немедленно идёт в милицию!
Славкина мать после этой истории из него всю душу вытрясла:
- Слава, ты совсем идиот?! Ты хоть понимаешь, что будет, если она пойдёт в милицию?! Тебе повезло, засранец, что она сразу туда не пошла! Это ведь очень серьёзно! Тебя же инспектор Федотова предупреждала? Предупреждала или нет?!
- Ну предупреждала...
- Тебя же в колонию отправят! Понимаешь?! В колонию!
Парень молчал. Мать устало опустилась на стул:
- Нет, я ничего не понимаю... Куда ты катишься? Хочешь стать таким, как отец?
- Отца не трожь! – возмущённо крикнул Славка.
Ночью мать не спала. Мальчик слышал, как она ходила по квартире: то рылась в аптечке, то пила чай на кухне. И даже через стенку было слышно, как она тяжело вздыхает.
Наутро сын ожидал новых упрёков, но мать начала разговор с ним удивительно спокойно.
- Вячеслав, - ровным голосом произнесла она, - я всю ночь думала. И мне ясно одно: я не могу с тобой справиться. Я просто не знаю, что с тобой делать, ты не слушаешься... Думаю, тебе нужна мужская рука. Завтра поедешь к дяде Вите.
У Славки просто челюсть отвисла! Он чуть не расхохотался – вот это решение! Это Витя-то – «мужская рука»? Смех, да и только!
Дядя Витя на самом деле никакой не дядя Славке, а двоюродный брат. Но он старше его на пятнадцать лет, и мальчик с детства привык называть его дядей и слушаться. Но сейчас ситуация сильно изменилась. Виктору чуть за тридцать – молодой, по сути, мужик. А Славка уже перестал быть ребёнком. И теперь уже дядей он бы Витьку звать не стал. А слушаться – тем более. Ведь он на голову выше и чуть ли не на полметра шире в плечах, чем этот дохлик!
Да и вообще, Виктор относился к той категории людей, которых Славка с детства презирал. Интеллигент! Учёный! Серьёзно, настоящий учёный. Биолог. Мать говорила, что он очень талантливый, на что Славик лишь ехидно кривился. Кому нужна его биология? Несмотря на свои способности, Витька после горбачёвской «перестройки» долго мыкался без работы. Но, наконец, устроился в какую-то фармацевтическую компанию - ему дали лабораторию и приличный оклад. Это было очень кстати, потому что деньги были нужны – на руках Виктора остался младший брат Антошка после смерти родителей. У братьев была большая разница в возрасте – Тошка даже на год младше Славки. Чекменёв редко навещал их, и двоюродные братья казались ему совсем чужими. Чего ему там делать? А вспомнив о том, что теперь придётся ежедневно больше часа тратить на дорогу в школу, Славка выматерился про себя.
Самое обидное, что никакой «мужской руки» там нет! Витя – робкий тихоня в очках с толстыми стёклами. Человек, по жизни не умеющий конфликтовать или настаивать на своём. Из него все подряд вьют верёвки. Даже у Антошки характер твёрже, чем у него. И это на его воспитание мать надеется?! Вот умора!
Возражать Славка не стал – молча собрал вещи и отправился к Вите и Тошке. Какие уж тут споры? Пусть будет так, как хочет мама. Он действительно был виноват. Ему до сих пор было стыдно за то, как он по-идиотски лоханулся с этим еврейчиком.
Самое смешное, что спустя полгода он как-то встретил на улице Дэна с тем самым пареньком чуть ли не под ручку. Оказалось, что после его отъезда они стали встречаться! Как парочка! Славка чуть в осадок не выпал! И потом по секрету Дэн ему рассказал, что Ромка (так звали этого мальчишку) уже давно дал ему оттрахать свою попку. И он, Денис, все эти полгода чуть ли не каждый день у себя дома после школы долбит паренька во все дыры, и оба кайфуют от этого. Славка долго смеялся: невинность своего сыночка еврейской мамаше сберечь всё же не удалось. От судьбы не уйдёшь!
- Слушай, - усмехнулся тогда Чекменёв, - жаль, что я так рано в другой район переехал! Может, как-нибудь в гости заглянуть? Паренёк по мне не соскучился?
Он просто пошутил, у него и в мыслях не было всерьёз искать встреч с еврейчиком. Но Дэн мрачно, без улыбки взглянул на друга и коротко бросил:
- Тронешь Ромку – убью.
И по его глазам Славка понял – он не шутит.
***
День, когда Славка приехал домой к Вите и Тошке, мог бы стать хорошей иллюстрацией к эссе о необоснованности надежд его матери. Приняли его хорошо, накормили-напоили, поселили в одной комнате с Антоном и помогли разобрать вещи. Но вечером парню пришлось стать свидетелем небольшой ссоры между братьями, и ссора эта была весьма показательна.
- Почему ты опять подменял этого Добросердова на частных уроках? – возмущённо говорил Виктору Антон. - Он же не платит тебе за это ни копейки!
- Понимаешь, - Витя смутился, - он меня попросил...
- Ну и что, что попросил? Откажись!
- Зачем же отказывать, если я могу человеку помочь? - неуверенно спросил старший брат.
- Витя! Приди в себя! Он тебя каждый раз об этом просит! Сколько ты его уже подменял? Раз пятнадцать? Двадцать? Ты же до дома только к ночи доползаешь! Он получает деньги, а ты за него работаешь! Он классно устроился. А ты себя ведёшь, как тюлень!
- Да, я понимаю, ты прав, - краснея, опустил глаза Виктор. – Я в следующий раз ему непременно откажу.
Тошка только махнул рукой и вышел из комнаты. По его виду Слава понял, что это обещание было далеко не первым.
«Прикольно, - подумал Чекменёв, - он действительно никому отказать не может? Ща проверим!». И как только Тошка вышел, Слава безапелляционным тоном заявил Виктору:
- Вить, я завтра утром твою машину возьму. А то до школы целый час добираться.
- А как же я? – растерялся тот.
- Бля, да тебе тут ехать-то всего ничего, на трамвае по прямой!
Ни с того, ни с сего лишённый собственной машины Виктор рассеянно моргал.
- А может всё-таки...
- Да брось, мне же нужнее. Ну, замётано?
- Ладно, - вздохнул двоюродный брат, - бери. Ключи висят около зеркала...
- Ну ты даёшь! – расхохотался Славка. – Я же пошутил! У меня даже прав нет. А ты что, правда бы на работу пешком потащился? Во дела! Надо мне права купить, такой добротой грех не воспользоваться!
- Я просто подумал, - смущённо пытался оправдаться Виктор, - что тебе действительно нужнее...
Тошка оказался прав, Витька действительно был редкостным тюленем, в этом Славка вскоре имел возможность убедиться, и не раз. Соседи-алкоголики занимали у него деньги и не отдавали их. Он уступил знакомому место на автостоянке. По утрам возил на работу сына одной подруги. Даже то, что Славка поселился у него, было показательным. Ведь так разобраться – на кой чёрт двум братьям нужен в доме хулиганистый трудный подросток, с которым никто не может справиться? А Славкина мать попросила, и отказать Виктор не смог.
Чекменёв сразу усёк, что к чему, и тоже стал пользоваться безотказностью старшего брата, причём, даже тогда, когда и не надо было, а просто по приколу. Виктор мыл за него посуду, делал ему домашнее задание, даже читал перед сном. А ведь сам уставал после работы, видно же! Но когда Славик его о чём-то просил (нет, не просил – скорее, требовал), Витька только грустно вздыхал и молча исполнял просьбу.
Отношения у Славки с братьями были несколько натянутыми. Виктор терпел его эгоистичные выходки и трёхэтажный мат, но откровенно сторонился парня, даже стал чаще задерживаться на работе. А Тошка всё видел и не мог простить такого Славкиного отношения к старшему брату, а потому тоже держался с ним несколько отчуждённо. Сам Славка виноватым себя не чувствовал ни капельки! Он смотрел свысока на этого биолога-лунатика – ничего, кроме презрения, его мягкий характер у парня не вызывал. Он же просто тряпка, и получает то, на что сам напрашивается!
Но однажды Виктор попытался-таки робко защититься. Как-то вечером Чекменёв в очередной раз всучил старшему брату учебник химии и свою тетрадку.
- Слава, - тот поднял на него покрасневшие глаза, - я так устал сегодня... А мне ещё обед на завтра варить.
В ответ парень лишь нахально вскинул брови:
- Да чё ты мне пáришь про свой обед?! Давай, не тяни!
- Слав, я правда устал... – повторил было Виктор, но тот перебил его:
- Ну, тем более, раз устал, то кончай базар! Быстрее сделаешь – быстрее дрыхнуть завалишься.
Витя только устало вздохнул и, послушно устроившись за столом, стал вчитываться в учебник. Довольный Славка уселся с ногами на диване, нацепил наушники и врубил плеер. Он слушал панк-рок, а сам тайком разглядывал Виктора. «Интересно, - подумал он, - Витёк совсем ни в чём отказать не может? А если его кто-нибудь попросит... ну, например, отсосать? Или ещё что похлеще? Он и на это согласится? – парень презрительно усмехнулся. – А что? За желающими не заржавеет. Фигура у него ничё так. Мыщца нулевая, но зато он весь такой стройный, изящный... и мягонький, наверное». Славка подумал об это в шутку. Но вдруг ему вспомнился еврейчик со скрипкой, и он представил, что с Виктором можно было бы делать то же самое... И вдруг с ужасом почувствовал, что при одной мысли об этом его член начал быстро твердеть!
Парню стало неловко. «Чёрт, что я такое несу, задрот позорный?! Совсем охренел! Девку срочно надо найти, все равно какую, пусть и страшную, лишь бы давала. А то совсем мозги набекрень». Ошарашенный собственными постыдными мыслями, парень ещё пару минут рассеянно пялился на Витьку. «А чего он так сутулится? – вдруг подумалось ему. – Совсем устал, наверное. А я... скотина».
Славка отшвырнул в сторону наушники, подошёл сзади к брату и осторожно положил руку ему на плечо.
- Вить, ты это... оставь... я сам сделаю.
- Спасибо, - тихо ответил тот, поднимая на Чекменёва припухшие от усталости глаза.
Этой ночью Славка часов до трёх ворочался в постели, никак не мог заснуть. Снова и снова ему вспоминался Витькин благодарный, ласковый взгляд и тихое «спасибо». А за что спасибо-то? Он чувствовал себя сволочью, и сам не мог понять, почему. И причины своей внезапной бессонницы парень тоже не понимал. Он просто ощущал: что-то произошло. И эта смутная тревога не давала ему уснуть.
С того вечера Славка перестал понапрасну нагружать бедного старшего брата своими проблемами. Даже наоборот, пытался помочь, где было возможно. Виктор это оценил, и вскоре их отношения потеплели настолько, что биолог перестал избегать Чекменёва. Они стали общаться, и с каждым днём всё больше. И только тогда Славка смог по-настоящему оценить этого человека. С ним всегда было интересно. Он знал массу занимательных историй обо всём на свете! Парень мог слушать его часами, удивляясь, как можно столько всего прочитать и запомнить.
И даже Витькина запредельная воспитанность уже не раздражала Славу, а казалась даже забавной. Например, однажды в местном универмаге они нарвались на хамоватую кассиршу. Её диалог с биологом выглядел примерно следующим образом:
- Мужчина, я же русским языком сказала, что в мою кассу очередь не занимать! У вас уши есть?
- Прошу прощения, но осмелюсь обратить ваше внимание, что ни одна другая касса не работает.
- А мне какое дело? Стой и жди! Тоже мне барин! Понаедут тут из разных деревень, русского языка не понимают!
- Уверяю вас, я коренной москвич.
- А проход на цепочку закрыть мозгов не хватает? Вон к тому крючку прицепи!
- С превеликим удовольствием.
- И деньги без сдачи готовь!
- Благодарю, вы очень любезны.
А рядом стоял Славка и еле сдерживался, чтобы не заржать на весь магазин.
Но больше всего парню нравилось в Витьке то, что он не делал ему замечаний и не пытался воспитывать, хотя поводы для этого Чекменёв давал брату регулярно.
Младший Тошка, увидев перемены в Славкином поведении, тоже перестал его дичиться. Они сблизились: обменивались книжками и компьютерными игрушками, играли в футбол во дворе, а перед сном подолгу болтали о всякой ерунде. И скоро Славка прижился здесь настолько, что стал себя чувствовать даже более уютно и свободно, чем дома.
Эта идиллия длилась пару месяцев. Но однажды Чекменёв узнал, что у братьев есть тайна, которую они ему не открыли, несмотря на наладившиеся отношения.
***
Это произошло случайно. Славка как-то пораньше пришёл из школы. Ещё снимая обувь в прихожей, он вдруг услышал какие-то стоны, доносившиеся из глубины квартиры. Тихонько парень прошёл дальше. Стоны доносились из той комнаты, где жили они с Антоном. «Тошка девку, что ли, привёл?» - с удивлением подумал Славка. Дверь оказалась чуть приоткрыта. Заглянув в щель, парень увидел такое, что челюсть отвисла: на кровати на четвереньках стоял голый Тошка, а сзади его сношал в попу какой-то бородач с волосатым телом весьма крупных габаритов! Оба при этом постанывали от удовольствия.
Первой реакцией Славки было желание ворваться и раскидать этих козлов по разным углам! Но на него какой-то ступор напал. Он потом сам не мог понять, что его удержало. Наверное, Антона пожалел. Сначала. Парень уже сделал было несколько шагов назад. Но вдруг... вдруг ему стало любопытно, и захотелось посмотреть. В конце концов, это как живая порнуха! Слава тихо подошёл обратно к двери.
Зрелище и впрямь оказалось возбуждающим. Тошка был от природы чуть полноват, и трахающий его мужик с удовольствием мял ручищами его толстенькие ляжки и попку. Иногда он прижимался к пареньку сверху и начинал лапать его грудь. И всё время ритмично двигался внутри Тошки. Тот так стонал, что Славка уже начинал ему завидовать. Неужели это так приятно? Любовники стали менять позу и повернулись к двери лицом. Непрошеный зритель, боясь, что его заметят, поспешил ретироваться. Тихонько дав задний ход, он добрался до кухни, уселся и стал ждать, когда Антон выйдет.
«Ну охуеть! – думал Славка, пытаясь прийти в себя. – Значит, Тошка – гомик?» Добрых полчаса пришлось парню просидеть в ожидании, слушая чужие стоны, прежде чем из комнаты вышли те, кто их издавал.
- Сергей Борисович, вы сумку забыли, - услышал он голос Антона.
«По имени-отчеству и на "вы"? – усмехнулся про себя Славка. – Обычно после такого на "ты" переходят». Судя по звукам, любовники в прихожей долго целовались и о чём-то вполголоса договаривались. Наконец, входная дверь захлопнулась за визитёром. И Слава сразу позвал:
- Антон!
Бледный Тошка в халате на голое тело зашёл на кухню:
- Славка? – растерянно промямлил он. - Ты здесь? Давно?
- С полчаса.
Младший брат, кажется, побледнел ещё больше.
- Значит, ты всё слышал?
- И даже видел.
Красный от стыда Антон опустился на табуретку напротив.
- Извини, - смущённо пробормотал Тошка, - ты не должен был этого видеть. Я понимаю, тебе неприятно. Мы обычно здесь этим не занимаемся. Просто Сергей Борисович торопился. Он заехал за мной в школу, и мы пошли сюда просто потому, что это ближе. Я думал, ты не раньше трёх будешь.
- Что это за волосатый кент ваще? Откуда он взялся?
- Баринов-то? Он – Витькин хозяин. Тьфу, то есть, не самого Витьки, конечно: он хозяин той фармацевтической фирмы, где брат работает. Он вообще сначала самого Витьку трахал, а только потом на меня переключился.
- Как Витьку?!.. Я не въеду... Витька что – тоже?!
- Ну да. Он тоже гей. Ты не догадывался?
- Стоп! Ты чё мне втираешь?! Витька?!
- Да, конечно. Наверное, что-то у нас с генами не то, раз мы оба...
- Не-е, ну копец! Это меня ваще высаживает! – в шоке Славка вскочил и стал мерить шагами кухню. - Так это он тебя к гомосятине приучил?
- Да ты что! Витька наоборот ужасно не хотел, чтобы так случилось. Он-то сам уже нахлебался этой пидорской романтики – выше крыши. Когда узнал, что я тоже голубой, он даже плакал. Уговаривал ещё раз с девчонками попробовать. Я пробовал, честно! Но дальше поцелуев никак продвинуться не мог. Девчонки думали, что я такой робкий, а у меня просто не встаёт, и всё.
- Может, просто девки хреновые попадались?
- Да нет же! Одна мне знаешь, как нравилась! Красивая – прям улёт! Ленкой звали. Нам брат специально квартиру освободил, сам ночевать в лаборатории остался. Она меня вроде даже завела, у меня встал. Но пока раздевались, опять упал – и ни в какую! Я его дрочу, он, вроде, поднимается, но даже вставить не успеваю – конец опять какой-то вялый становится и не лезет. Даже с вазелином не лезет – Ленка, как оказалось, девственницей была, у неё там туго слишком. Она пыталась помочь, да всё без толку. Так стыдно было! Ленка сказала, что я, наверное, импотент. Я и сам так долгое время думал. А потом однажды Баринов как-то у Витьки ночевал, и мы с ним ночью на кухне случайно пересеклись, когда он курить вышел. Так он до меня только дотронулся – у меня сразу всё встало! Я и раньше догадывался, но той ночью окончательно всё про себя понял.
- А Витька про вас знает?
- Да. Я ему сам всё рассказал. Он ужасно расстроился. Тем более, этого Баринова брат всегда терпеть не мог.
- А чё же он тогда с ним трахался?
- Ну ты же знаешь Витьку! Сергей на него надавил, пригрозил увольнением. Вот Витька и лёг под него. Всё равно спать с кем-то надо, так чего уж...
- Бля, ну и семейка! – в сердцах выкрикнул Чекменёв.
- Да ладно тебе, Славка. Ты не бойся, на тебе это никак не скажется. Мы к тебе никогда приставать не будем – ни я, ни Витька, честно!
- Да чё ты мне пáришь?! Очень я вас испугался! Попробуйте только пристать – схлопочете по полной, бля! На мне где сядешь, там и слезешь!
- Ну, ладно, Славк, не заводись...
- Дурдом какой-то! Гей-парад, бля! Бордель форменный! Да пошли вы все! - и Славка, хлопнув дверью, вышел на улицу.
Он гулял по городу до самого вечера. Переваривал то, что увидел и услышал. И чем больше думал об этом, тем больше приходил к выводу, что зря он такую истерику устроил. Ну голубыми у него брательники оказались. Ему-то что? Этот год школу дотянуть надо, а дальше он работать пойдёт и будет жить самостоятельно. А они пусть трахаются с кем хотят! Противно, конечно, но потерпеть можно. И вообще, по зрелому размышлению Славка понял, что действительно мог бы и раньше догадаться. Уж про Витьку точно. При всём желании он не мог представить его с девушкой, это казалось чем-то неестественным. А вот с мужиком – вполне! Сразу всё сошлось.
Когда поздно вечером, окончательно продрогнув и проголодавшись, Слава вернулся домой, братья вдвоём встретили его в прихожей. Они глядели виновато и вопросительно в ожидании его реакции. Но никакого раздражения парень к ним уже не испытывал, и они, видимо, это сразу почувствовали.
- Ты замёрз, наверное? – засуетился Витька. – Иди на кухню, тут теплее.
Славка подошёл к плите и стал греть руки над газом, в то время как братья неуверенно топтались в дверях, бросая на него вопрошающие взгляды.
- Ладно, петушки, - с улыбкой вздохнул Слава, оборачиваясь к ним. – Проехали. Живём, как жили. Пожрать что-нибудь есть?
С этого дня их отношения стали даже лучше, чем были. Перед сном Славка с Антошкой секретничали у себя в комнате. Теперь они могли откровенно говорить друг с другом, не обходя сексуальные темы. Чекменёв много узнал об однополом сексе, и чем дальше, тем больше он переставал казаться ему таким уж извращением – видимо, парень привыкал к мысли о том, что это существует, и не где-то на другой планете, а рядом. Он почти спокойно относился к Антошкиным рассказам.
К Виктору же Слава вообще испытывал какую-то странную, самого его удивляющую нежность. Он стал настолько активно помогать брату по дому, что тот только диву давался – откуда что взялось! В свободное время парень тоже всюду таскался за Витькой, да тот и не возражал. Днём Славик в тайне скучал, и, чтоб хоть как-то себя занять до прихода старшего брата, начал на совесть делать уроки каждый день – так время проходило быстрее. Его успеваемость в школе резко скакнула вверх к величайшему изумлению педагогов. По вечерам Чекменёв ждал Виктора с работы и волновался, если тот задерживался. А как не волноваться? Педиков ведь не любят, могут подкараулить, избить – мало ли отморозков? Однажды парень даже не выдержал и поехал к Витьке на работу, чтоб узнать, почему он опять домой вовремя не уехал. Правда, в лаборатории Слава чувствовал себя не в своей тарелке, да и вообще, старался без повода Виктора здесь не беспокоить. Но всему же есть граница! Сколько можно на работе торчать?!
В Витькиной лаборатории Слава уже бывал не единожды. Поначалу ему там нравилось. Брат познакомил его со своими сотрудниками, показывал и объяснял то, над чем они работают. Чекменёв, правда, больше половины не понял. Но ему просто интересно было видеть Виктора на работе, а не дома. Здесь он был совсем другим: деловой, сосредоточенный. Подчинённые просто в рот ему заглядывали, каждое слово ловили. Какой-то западный корреспондент однажды приехал, и Витька так бойко с ним лопотал по-английски – прям заслушаешься! Славка взглянул на брата совсем другими глазами. Теперь ему было даже странно: как он мог когда-то его презирать? Да по сравнению с Витькой сам Славка – просто дегенерат! Даже объяснений брата понять не в состоянии – тупица! Только и может, что кулаками махать. Парень вдруг почувствовал себя здесь совсем чужим, и теперь приезжал к Виктору на работу только в редких случаях.
Когда Чекменёв добрался до лаборатории, его брат как раз заканчивал какие-то записи в журнале наблюдения за морскими свинками.
- Славка?! Ты чего здесь делаешь? – улыбнулся он, увидев парня в дверях.
- Вить, бля, ну сколько можно-то? Ты ваще домой собираешься?
- Да я уже иду, иду. Просто я сегодня здесь один, поэтому трудновато. Люба в отпуске, Гарик отпросился, а Сан Саныча я за мышами послал.
- За кем? – заржал Славка. – Он у тебя что – мышей ловит, как кот?
- Ну что смешного? Белые мыши. Нам для экспериментов нужно.
Но Славка только сильнее зашёлся хохотом, представив, как старший лаборант – усатый и чопорный Сан Саныч – не только ловит мышей, а ещё и отбирает среди них белых!
Через четверть часа братья шли по коридору к выходу.
- Чёрт! - вдруг дёрнулся Виктор и попытался спрятаться за Славкиной широкой спиной.
- Чё случилось, Витёк?
- Да там Добросердов идёт. Если увидит меня – всё! Обязательно к какой-нибудь своей работе припашет.
- Ну это мы ещё посмотрим, - буркнул Славка.
Седоватый улыбчивый хлыщ в сером с искоркой костюме, от которого прятался Витька, всё же его заметил.
- Ба! Виктор Георгиевич! – его слащавая улыбка стала ещё шире. - Вот встреча! А я как раз вас ищу. У меня к вам маленькая просьба, Виктор Георгиевич. Видите ли, у меня в лаборатории нет ультрацентрифуги, а у вас ведь она есть, правда? Не могли бы вы или ваши сотрудники сделать для нас всего несколько замеров? Там всё очень просто, час-два работы, не больше...
В эту минуту Славка сзади тронул хлыща за плечо.
- Что вам угодно? - раздражённо обернулся тот. – Простите, с кем имею удовольствие...
- Вот как раз удовольствия не обещаю. Подь сюды, дядя, разговор есть.
Схватив хлыща за лацкан пиджака, Чекменёв увлёк его в угол холла, где довольно грубо прижал к стене:
- Виктор Георгиевич – мой брат. И он сейчас идёт домой. Никакую работу он за вас делать не будет. Я понятно говорю?
- Молодой человек, вы вмешиваетесь не в своё дело. Да к тому же, ведёте себя по-хамски! Я этого так не оставлю, и у вашего брата будут неприятности...
- Слышь, ты, дятел! – Славка начал заводиться и хорошенько тряхнул мужика, вызвав у того должный испуг. – Неприятности будут только у тебя! Ещё раз подойдёшь к моему брату, я тебе все рёбра пересчитаю, ты понял? Свою работу сам делай. Хорэ на других переваливать! Достал, бля!
- Да как вы сме...
- Пасть закрой, пидор долбаный! Я тебя предупредил. Если он за тебя ещё раз работать будет, то через денёк-другой ты будешь в подворотне моих дружков развлекать. А они у меня, как ты догадываешься, не из научной среды. Усёк? А теперь, чмо, пиздуй отсюда на хуй, пока не накидали!
Того не надо было уговаривать: вырвав свой лацкан из Славкиного кулака, серокостюмный хлыщ моментально растворился в пространстве тёмного коридора.
- Ну ты даёшь! – рассмеялся Виктор. – Особенно последнюю фразочку лихо завернул. Надо мне её заучить.
- А толку? Заучить сможешь, а вот сказать – вряд ли, - усмехнулся в ответ Славка, обнимая старшего брата за плечо.
Через пару дней парень заглянул к соседям-алкашам и поговорил с ними как следует. С тех пор они не просто перестали занимать у биолога деньги, а даже вернули ему часть долга, отчего у Витьки просто глаза полезли на лоб. И как-то постепенно все проблемы, решение которых требовало той самой «мужской руки», ради которой Славку сюда и сослали, Чекменёв взял на себя. Вот ведь странно! «Может, мать как раз это и имела ввиду?» – усмехался про себя парень. Вообще, ему это оказалось нетрудно, а Витька был Славке очень благодарен. Одним словом, всё шло хорошо.
Но вскоре ровное течение событий было перечеркнуто очередным открытием, сделанным Славой.
***
Однажды, когда братьев не было дома, Чекменёв от нечего делать копался в Антошкином компьютере. Самой объемной оказалась папка «Мусор». «Что ж у него такое в мусоре, что столько весит?» – подумал парень. И стал открывать папку за папкой, пока не наткнулся на какой-то видеоархив. На минуту он почувствовал себя неловко – нельзя же так беспардонно лезть туда, куда тебя не звали! Но любопытство взяло верх. «Да я только одним глазком», - подумал Славка и открыл первый файл... потом второй, третий. И чем дальше смотрел, тем больше у него на голове волосы дыбом вставали!
Это были съемки любительской камерой. Началось всё не так уж страшно. Открыв первое видео, Славка увидел Тошку, сидящего на корточках. С двух сторон от него стояли два мужика, спустив штаны, а он по очереди сосал их члены. Причём, того Сергея Борисовича среди них не было – мужики незнакомые. Славка нахмурился. Он думал, что у Антона только один любовник. А выходит, это не так.
Следующее видео оказалось куда похлеще. Слава увидел какую-то просторную и шикарно обставленную комнату, по центру которой находился стол. На столе лежал абсолютно голый Тошка, а вокруг него столпилось пятеро мужиков, которые пока ещё были одеты. Они лапали паренька, гладили и мяли его слегка полноватое тельце везде и всюду. Тот улыбался, ему нравилось. Славка обратил внимание, что среди этих мужиков нет не только Сергея Борисовича, но и тех двух, что были в первом видео – все новые. Один из них стал слегка массировать привставший членик парнишки, а другой положил ладонь на его яички. Тошка стал извиваться от удовольствия. Он весь раскрылся, стараясь пошире раздвинуть ножки. Тогда ещё один мужик подошёл к его попке, смазал чем-то анус и стал всовывать туда палец. Мальчишка застонал. А мужчина стал быстро трахать его в попку пальцем. Тошка стонал всё громче. Но на этом видео оборвалось.
Загрузив следующее, Славка увидел тех же пятерых мужиков, только они все уже были голые. Антон лежал на широкой постели, а мужчины окружили его со всех сторон. Справа к его лицу приблизился возбуждённый член, и Тошка тут же взял его в рот. Слева паренька по щеке начал шлёпать своим вставшим концом другой мужик. Антон стал подрачивать его левой рукой, не выпуская изо рта член правого. Через минуту он повернулся и засосал хуй того, кто был слева, а правому стал дрочить. И так дальше удовлетворял их по очереди. Пухлая жопка паренька тоже не осталась без внимания. Мужики развели пошире его ножки и один за другим сношали его в очко. Трахали они его в презервативах, но когда кончали, сдёргивали их и поливали спермой его полноватое тело, что, как правило, снималось крупным планом. Минут через пятнадцать тот, кто это снимал, вдруг взял крупнее раскрасневшееся и счастливое лицо Тошки. Из-за камеры вдруг влезла в кадр рука оператора, он протянул её к Антохиным губам и всунул ему в ротик один палец. Тошка улыбнулся и пососал его, чуть подмигнув в объектив камеры. Стало понятно, что оператор тоже не в стороне, он либо уже имел мальчишку, либо будет иметь его после съемки.
Славка вскочил, даже не выключив компьютер. Его трясло. Это невероятно! Неужели, Тошка – такая шлюха?! Такими темпами он, поди, полгорода уже перетрахал! Прямо не верится. Его младший двоюродный брат! Отличник и скромник Тошка!
- Слава... - вдруг раздался робкий голос за спиной.
Парень обернулся. В дверях стоял Антон. А на экране компьютера ещё разыгрывалась оргия с его участием. Славка поспешно всё выключил.
Младший брат застыл у дверей, не в силах сдвинуться с места. На глаза в один момент навернулись слёзы, он сморгнул их, и они побежали по щекам.
- Только Витьке не говори, - умоляюще прошептал он Славке.
- Ну ты и... - парень не мог даже подобрать слов, - ...блядь вокзальная! – наконец, выдавил из себя он.
Тошка покраснел, как рак, влез с ногами на тахту и забился в угол, размазывая мокрые дорожки слёз на щеках.
- Это же не часто, - стал оправдываться он. - Несколько раз всего было... Ну раз в месяц, может...
Голос паренька дрожал от слёз. И Славке вдруг даже стало его жаль. Он подошёл и сел на край, сбив покрывало.
- Тох, я не собираюсь тебе по мозгам ездить, как какой-то душный воспитатель, - сказал он, глядя на пунцового от стыда брата. – Я просто понять хочу. Тебе действительно всё это в кайф?
- Не знаю... – смущённо промямлил Антон.
- То есть, как не знаешь? Ты же сам всё это делаешь! Ты находишь этих кентов толстозадых, тебя никто не заставляет!
- Ну... не совсем.
- Что значит «не совсем»?
- Это не я их нахожу, это знакомые Сергея Борисовича.
- Баринова?
- Ну да. Это ведь он всё снимал.
«Так вот кто, оказывается, был оператором!», - подумал Славка.
- Значит, он тебя заставил?
- Понимаешь, - Антошка низко опустил голову, - он сказал, что если я не соглашусь, то брата сразу уволят. А ты знаешь, как трудно биологу работу найти! И на что мы тогда будем жить? У нас уже был такой период, когда мы практически голодали! Ну вот я и... согласился.
- Тоха! Ты чё, ваще удот? Он же тебя друзьям сдаёт, как пидорскую шлюху! Как ты мог на это согласиться!
Тошка ещё ниже опустил голову и заплакал. У Славки сжалось сердце. Он обнял брата за плечи:
- Ну, ладно, не реви. Хорэ сопли распускать, слышь! Что было, то было. Тох, тебе в ментовку идти надо!
- Зачем? – вскинулся Антон.
- Сдать его надо, эту сволочь хуеву! Чтоб ни ему, ни другим не повадно было!
- Нет, в милицию я не пойду! Нет, нет, ни за что! – Тошка так эмоционально отбивался от этого предложения, что Славка понял – настаивать бесполезно.
- Ладно, - успокоил он брата, - не хочешь сдавать этого козла – не надо. Но больше ты к нему не пойдёшь! Если Витьку уволят, жаль, конечно. Но как-нибудь прорвёмся. Я тогда школу к чертям брошу, работать пойду – не пропадём. А Витёк обо всём этом не догадывается?
- Нет-нет, - поспешно сказал Антон, - об этом он ничего не знает. Он думает, что я только с Бариновым сплю.
- Если бы узнал, он бы сам из его поганой фирмы ушёл, бля! Так что больше ты к этому старому пидору ни ногой! Понял?
- Да, конечно, - всхлипнув, согласился Тошка, - если ты так считаешь...
- Я не въеду, а ты считаешь по-другому?
- Я просто не хочу, чтобы брата уволили...
- Тока не надо мне парить, что он вообще работу найти не может! Пусть в школу идёт учителем биологии.
- Это с Витькиным-то характером – в учителя? – усмехнулся Антон. – Чтоб из него любой ученик верёвки вил, как хотел? Ну уж нет! И вообще, ему научной работой надо заниматься! Ты знаешь, какой он талантливый! Его статьи даже за границей печатают!
- А если Витька узнает обо всём этом? Каково ему будет? Неужели ты думаешь, он такой мудила, что согласен торговать собственным младшим братом?! Тоха! Ты чё, с дуба рухнул?!
- Ты ведь ему не расскажешь? – испуганно заблеял Тошка.
- Да не скажу я! Ладно, кончаем этот базар. Дай слово, что больше ты туда не пойдёшь!
И только получив от Антона твёрдое обещание порвать все отношения с Бариновым, Славка немного успокоился.
***
Прошла неделя с того памятного разговора. Антон сдержал слово и больше у Баринова не бывал. Как ни странно, Виктора никто не уволил. И Славке уже стало казаться, что вся эта история начала потихоньку забываться. Но не тут-то было.
Однажды субботним вечером в дверь настойчиво позвонили.
- Я открою, - крикнул братьям Слава и направился к двери.
На пороге стоял Баринов, выглядевший каким-то осунувшимся и постаревшим.
- Здравствуйте, - буркнул он.
- Тебе чё надо? – развязано спросил его парень.
- А ты не мал ещё, чтобы мне тыкать? – удивился бородач. – Я вдвое старше тебя, неплохо бы на «вы»...
- На «вы» я обращаюсь только к тем, кого уважаю! – заявил Славка. – Зачем пришёл?
- Мне с Антоном надо поговорить.
- Его нет дома.
- А Виктор?
- Его тоже нет дома.
- Ну что ж... тогда я хочу поговорить с тобой. Видимо, ты теперь здесь глава семьи. Или тебя тоже нет дома?
Славка сперва хотел выйти на лестницу и поговорить здесь, но нет – лишние уши им ни к чему. Парень помедлил секунду, но потом решился и впустил визитёра. Он провёл его прямо на кухню и плотно прикрыл дверь – не хотел, чтобы Витя и Тошка, которые на самом деле были дома, слышали их разговор. Но братья всё-таки услышали какой-то шум, и вышли в коридор посмотреть, что происходит. В прихожей уже никого не было, но из-за кухонной двери довольно внятно доносились слова собеседников.
- Если ты говоришь, что он для тебя не игрушка, - услышал Виктор голос Славки, - то как же ты мог?! Под всех друзей его подкладывал, сволочь! Зачем?!
- Ты не поймёшь.
- Так ты и не особо паришься с объяснениями. Напрягись – может, я и въеду.
- Ну хорошо, - устало согласился Баринов. – Как тебе объяснить? Мне... мне просто нравилось, что он такой развратный. Он меня так больше возбуждал. И ему это тоже нравилось.
- Это ты так думаешь.
- Он ведь мог отказаться в любой момент!
- Он не мог отказаться, и ты знаешь, почему.
- Ни черта я не знаю! Я думал, ему нравится. Если бы я знал, что он меня из-за всего этого бросит... да я бы на километр никого к нему не подпустил!
- Так вот теперь, мудила, сдавай своим дружкам и возбуждайся на кого-нибудь другого.
- Но я без него не могу!
- Твои проблемы. Обойдешься как-нибудь. У тебя бабла навалом, можешь снимать молоденьких мальчиков хоть пачками.
- Да не нужны мне никакие мальчики! – заорал Баринов. – Мне нужен только он, мой Тошка!
- Он не твой! И никогда не был твоим, шантажист хренов! Вали отсюда!
- Почему шантажист?
- Ты ж ему угрожал, что уволишь его брата! Скажешь, нет? Чё молчишь, перец?
- Да я не собирался никогда эти угрозы в исполнение приводить! Это так, для красного словца, что-то вроде игры...
- Ага, теперь ты ему какой угодно лапши навешаешь! Вали домой и скажи спасибо, что Тошка на тебя в ментуру не стуканул! Хотя, по-моему, стоило бы.
- Слава, пожалуйста... Ну поговори с ним. Объясни, что теперь всё будет иначе. Только мы с ним вдвоём, больше никого...
- Я тебе не верю. И Тоха не верит. Решение окончательное. Проваливай и никогда больше к моему брату не подходи! Иначе я ведь и сам до ментовки дойду, не поленюсь!
Дверь отворилась, гость вышел из кухни... и практически нос к носу столкнулся с застывшим в коридоре Витей. Тот был в таком шоке от услышанного, что его просто колотило. Виктор сжал кулаки и двинулся на Баринова, тихо выдохнув:
- Убью!
Но его остановил Славка. Он сгробастал брата в охапку и оттащил в сторону:
- Не надо, Витюш. Пусть катится отсюда на хуй! Не марайся.
Виктор остановился, но взглянул на своего начальника с таким отвращением, как, наверное, во время войны люди на полицаев смотрели. Тот лишь опустил глаза, а Витя с презрением отошёл от него подальше.
И только тут бородач заметил в тёмном углу коридора притаившегося там младшего брата.
- Тошка! – хрипло выкрикнул Баринов и кинулся было к пареньку.
Но в ту же секунду Славка бросился наперерез, и его плечистая фигура выросла у гостя на пути, загораживая собой мальчишку. Стальные глаза парня смотрели на него спокойно и твёрдо. Баринов видел, как Антошка, сжавшись в комок, робко выглядывал из-за Славкиного плеча. Мужчина отступил на пару шагов и, словно осенённый догадкой, пролепетал:
- Так вот, значит, в чём дело!.. Как же я сразу-то не понял! Это из-за тебя всё... Он с тобой теперь, да?!
Славке показалось, что Баринов сейчас в ярости набросится на него, и весь напружинился, готовый к нападению. Но едва мужик двинулся в его сторону, сзади раздался окрик Виктора:
- Не смей!
Баринов замер. Он снова попытался поймать взгляд Антона, но тот по-прежнему прятался за Славкой. Лицо мужчины перекосило болью. Он быстро прошёл к выходу и хлопнул за собой дверью.
Поздно вечером, когда Тошка уже спал, Слава вышел на кухню и с удивлением увидел Виктора, который ещё не ложился. Понурившись, тот сидел над кружкой остывшего чая.
- О чём задумался? – мягко спросил его парень.
- Знаешь, Славка, - почему-то шёпотом ответил Витя, - я ведь ничего не замечал. Ужасно. Ничего не видел.
- Да ладно, Витёк, не фиг на себя клепать. Ты не виноват.
- Как не виноват?! Это я их познакомил. Я знал, что у них связь, и терпел. Ничего не предпринимал. Там, оказывается, такое творилось... А я ничего не видел дальше собственного носа. Я... я просто ничтожество!
- Ну всё, Вить, хорэ! Никто не виноват, просто так получилось. И всё уже позади. Слышь, Витёк, не реви, всё закончилось! Ложись спать.
Но через несколько дней Славка сам понял, что ничего не закончилось.
Дело в том, что Тошка со дня на день всё больше менялся. Он стал задумчивым, редко улыбался. Его словно бы что-то мучило. И Виктор, и Слава пытались его поддержать, приободрить. Но ничего не помогало. Причина была неясна. Баринов действительно не привёл своих угроз в исполнение, и старшего брата с работы никто не уволил. Тем не менее, шли дни, а угнетённое состояние Антона лишь усиливалось.
Особенно это стало заметно в Новый год. На тот момент Тошка не виделся с Бариновым уже почти месяц, и, казалось бы, должен был немного отойти. Но за весь праздник он даже ни разу не улыбнулся. Для Славки это выглядело особенно странным, потому что торжество удалось на славу. Такого Нового года у парня ещё никогда не было! Друзья Виктора, которых набился полный дом, были не менее интересными людьми, чем он сам. Чего они только не напридумывали! Разыгрывали фанты, вместе сочиняли акростих, чтобы по вертикали читалось «Новый год». Потом несколько человек разыгрывали для всех шарады. Потом все вместе играли в какую-то очень смешную игру под названием «крокодил». Затем устроили концерт: двое из компании играли на гитарах, а Витька, как выяснилось, играл на флейте! Славка об этом даже не знал! А ещё двоюродный брат, называется!
Вообще, парень чувствовал себя как на седьмом небе. Последний Новый год, который он провёл в кругу своих друзей из качалки, превратился в банальную пьянку с мордобоем и заблёванными полами. И Чекменёв даже не думал, что на празднике может быть так интересно!
Когда Витька вместе с каким-то парнем-гитаристом напару сбацали зажигательную ирландскую мелодию, Славка подошёл к сидевшему в углу Антону и, хлопнув его по плечу, улыбнулся:
- Скажи, весело, да? – и тут же осёкся, встретившись взглядом с Тошкой. Тот смотрел на него серьёзно, без тени улыбки. – Антох, чё с тобой? Праздник же...
- Ему там плохо без меня. Я чувствую, - всё так же серьёзно ответил ему брат и отвернулся.
Окончание рассказа.www.diary.ru/~RitaAfanasieva/p169693015.htm?oam...
2-я часть рассказа***
Когда они вернулись, школа только начала просыпаться. Сонные ученики выстроились в очереди к умывальникам, а воспитатели проверяли, все ли заправили постели. Фэйл и Гай завернули на конюшню, чтобы убедиться, что с лошадьми всё в порядке. При приближении Гая Карат захрапел, почуяв демона, но стараниями хозяина скоро успокоился и даже позволил Гаю погладить свою шелковистую гриву.
- Я люблю лошадей. Вот только они мне взаимностью не платят, - печально улыбнулся демон. – Это чуть ли не первая лошадь, которая мне позволила к себе прикоснуться… Ну, что? – обернулся он к Фэйлу. – Идём?
- Куда?
- В мою комнату. Хочу продолжить знакомство, - многозначительным тоном добавил он, подходя к полуангелу вплотную.
- Но ведь скоро завтрак... - рассеянно пробормотал тот.
- Пожалуй, я его пропущу. Будем считать, что у меня разгрузочный день. Ну же, Фэйл, не ломайся. Ты ведь тоже хочешь, - он нежно провёл пальцами по шее юноши, запуская их под ворот рубашки. И Фэйлрош понял, что ему нечего на это возразить.
Едва на двери комнаты лязгнул засов, отгородивший их от всего мира, демон тут же сгрёб в объятия пылающего страстью Фэйла. Тот уже постанывал в предвкушении нового неземного блаженства в постели с любимым... И тут вдруг произошло что-то странное.
Полуангел почувствовал это лишь как лёгкое колебание воздуха. Но демон вдруг выпустил парня из объятий и со стоном схватился за голову.
- Что случилось? – испугался Фэйл.
- О нет! Нет! – стонал демон. – Только не сейчас!
- Что происходит?! У тебя какой-то приступ?
- Какой ещё, к дьяволу, приступ?! Меня призывают!
- Кто призывает? – не понял парень.
- Слуги Чёрного Дворца призывают меня в наш Мир! Но почему сейчас?! У меня же срок пребывания истекает только через неделю! Какого чёрта они творят!
От ярости с демона слетело человеческое обличье, и он метался по комнате, сверкая своими бронзовыми рогами.
- А ты можешь не подчиниться?
- Ах, если б мог! Я бы вовсе туда не возвращался! Но они в любой момент могут выдернуть меня, как редиску из грядки!
- И ты должен уйти? Прямо сейчас? – у Фэйла дрогнул голос.
- Да. У меня три минуты, - ответил тот, закидывая на плечо сумку со стеклянными шарами.
- А как же я? – растерянно пролепетал Фэйлрош. Он постепенно начал осознавать, что вот сейчас, прямо сейчас наступает минута их расставания, и, возможно, навсегда. – Как же я?.. Я же люблю тебя.
- Даже такого? – тряхнув рогатой головой, спросил Гай.
- Даже такого.
Демон грустно улыбнулся и вновь сменил демонический облик на человеческий.
- Но так всё же лучше?
- Да, лучше, - Фэйл подошёл к демону и прижался, уткнувшись лицом в его плечо. Слёзы предательски заструились по щекам. Гай нежно обнял его и стал укачивать, словно ребёнка:
- Ну, успокойся, ангелочек, не плачь. С тобой всё будет хорошо. Всё будет по-прежнему. Ты вернёшься к своим, тебе восстановят защиту. И ты обо мне даже и не вспомнишь... – Демон бросил тоскливый взгляд на смятую постель и вполголоса добавил: - А вот мне-то что делать? Я-то ничего не забуду.
Фэйл оторвался от его плеча:
- Поцелуй меня, - и он потянулся к губам демона.
Тот склонился к его лицу, зарывшись пальцами обеих рук в светлые волосы, и нежно прижался к его губам. Дыхание полуангела казалось ему ароматнее всех земных цветов, а губы – сладкими, словно мёд. И демон вдруг понял, что просто не может его отпустить!
- Фэйл, - прошептал он, - малыш, прости меня.
- За что? – отозвался полупьяный от поцелуя парень.
- Вот за это!
Гай очень крепко прижал к себе Фэйлроша, и тот вдруг почувствовал, что куда-то падает. Контуры окружающих предметов смазались и исчезли. Всё вокруг потеряло очертания, кружилось и изменялось. Ощущение падения всё усиливалось. Внезапно он почувствовал жар, а воздух, наполнивший лёгкие, стал вдруг ядовитым. Тут же падение прекратилось. Они оказались в какой-то незнакомой Фэйлу комнате. Красное, как на закате перед грозой, солнце освещало её стены зловещим светом. Полуангел судорожно хватал ртом воздух, но продолжал задыхаться. Гай склонился над ним:
- Сейчас, малыш, сейчас всё будет хорошо.
Он опустился к груди юноши и стал что-то быстро нашёптывать. Полуангел не различал слов, но почти сразу почувствовал, что дышать стало легче. Когда демон закончил плести над ним чары, Фэйл вполне был способен дышать ровно и глубоко.
- Ну вот, теперь твои лёгкие не воспринимают серу.
Фэйлрош с силой оттолкнул от себя демона:
- Ты! Ты перенёс меня в свой Мир!
- Да. Прости.
- Да как ты мог?!
- Фэйл, это всего на несколько дней. Я верну тебя, обещаю! Я перенесу тебя обратно!
- Как ты это сделаешь?
- Так же, как и перенёс сюда – вместе с собой.
- Но ты не можешь покидать свой Мир без разрешения!
- Верно. Но если я сегодня сдам отчёт, то получу новое разрешение не позже, чем через пять дней. Всего пять дней, Фэйл! Мы проведём их вместе, а потом перенесёмся в твой Мир.
- А если что-то пойдёт не так? Если ты не получишь разрешения?!
- Тогда у меня есть план "Б". Я в любом случае вытащу тебя отсюда, клянусь! Ну, не сердись, пожалуйста! Иди сюда.
Всё ещё взбешённый, Фэйл позволил, однако, демону обнять себя.
- Зачем ты это сделал?
- Зачем-зачем! Неужели не понятно? – Гай склонился к самому его уху. – Ебать я тебя хочу. Понравилось очень.
- Почему же ты даже не спросил меня?
- Я знал, что ты ответишь. Вы, полуангелы, всегда делаете то, что должны, даже если это противоречит вашим интересам. Вот скажи честно: ты бы согласился?
- Нет, - устало помотал головой Фэйлрош.
- А почему?
- Я должен вылечить испорченных тобой мальчишек.
- Вот видишь...
- А ты подумал о них?! – разозлился полуангел. – Они же влюблены в тебя. Пока мы тут развлекаемся, они будут страдать!
- Да не будут! В моё отсутствие наша связь с ними сильно ослабевает. Они, конечно, будут скучать, но страдать – нет. Желание анального секса у ребят, правда, останется, но они справятся и без меня. Будут пока периодически удовлетворять друг друга. С ними ничего плохого не произойдёт за эти пять дней, вот увидишь! Мне не раз приходилось такое наблюдать, ведь бывали случаи, когда полуангелы приезжали только недели через две после моего ухода. Не волнуйся, пожалуйста!
- Как у тебя всё просто!
- Ну, хорошо, а сам-то ты мне можешь откровенно сказать: неужели тебе не хочется провести со мной эти пять дней? Только честно!
- Хочется, - вздохнув, согласился Фэйлрош.
- Тогда заканчивай дуться, - сказал Гай, целуя полуангела в губы. – Мне нужно слетать в Чёрный Дворец и сдать отчёт. Меня не будет максимум час. Ты пока тут осмотрись. Но тебя никто не должен видеть. Если кто-то будет стучать в дверь, не подходи. А вот к окну можно – снаружи оно непрозрачное.
- Инструктируешь меня, как ребёнка, который остаётся без родителей, - усмехнулся Фэйлрош.
- Ну, не сердись. И не скучай, я скоро буду.
Гай сбросил с себя человеческий облик, вышел на балкон и, расправив крылья, взмыл ввысь.
Фэйлрош остался один. "Ну я и влип! – подумал он. – Это же надо! Какой же я идиот! Кретин! Я ведь здесь практически в рабстве. Он может делать со мной всё, что угодно. И может держать меня здесь сколько угодно! Я ничего не смогу сделать! Остаётся только надеяться на то, что он сдержит слово. Я, полуангел, поставил себя полностью в зависимость от порядочности демона! Ну и бред!"
Постепенно он немного успокоился и стал с интересом оглядывать комнату. Она была обставлена дорогой изящной мебелью. По всем стенам размещались стеллажи с книгами. "Видимо, он много читает, - подумал Фэйл, - и, кстати, у него есть вкус – здесь очень красиво". Даже тревожный красноватый свет солнца гармонировал с обстановкой, добавляя ей определённый колорит. Фэйл стал обследовать книжные полки: бόльшая часть книг была на непонятном для него демоническом языке. Но один стеллаж был практически полностью заставлен книгами, написанными на разных языках Среднего Мира, хотя лишь некоторые из этих языков были знакомы Фэйлу.
Полуангел подошёл к окну. Пейзаж, открывшийся ему, был одновременно красив и ужасен. Огромное красное солнце освещало чёрные тучи над горизонтом. Несколько потухших вулканов разной величины пронзали эти тучи, словно шпили средневековых замков. Дома странной обтекаемой формы стояли на значительном удалении друг от друга. И то тут, то там между ними горели огромные костры. Чуть в стороне поблёскивали алыми бликами чёрные, словно нефть, воды реки. "Зловеще, но очень красиво", - подумал Фэйл. Красные солнечные лучи вдруг напомнили ему свет софитов на сцене школьного театра. Может быть, демон просто чувствует себя более комфортно при таком освещении? У Фэйлроша возникла одна догадка, он решил её проверить и направился в соседнюю комнату – спальню.
"Ну, так и есть", - улыбнулся он, взглянув на широкую кровать, убранную красными шёлковыми простынями. Полуангел кинулся на постель и удобно растянулся на ней, слегка посмеиваясь. "Теперь я почти в тех же декорациях, что и мальчики из школы. Я так хотел оказаться на их месте. Ну, вот и оказался". Тут он понял, что кое-чем он от тех ребят всё же отличается, и, улыбнувшись, стал стягивать с себя одежду.
Когда демон вернулся, Фэйл его уже ждал.
***
Целый день они провели в постели. Наконец-то Фэйл имел возможность вдоволь наиграться с огромным твёрдым хуем демона. Он мог сколько угодно трогать его, целовать, ласкать руками, губами, языком. Он не хотел отрываться от этого дивного фаллоса, прижимался к нему, тёрся отвердевшими сосками, жадно слизывал выступающие капельки смазки, а руками массировал исполинские яйца. Гай наслаждался этими ласками, но и сам был не прочь потешиться с членом парня, тем более, что он вполне помещался у демона во рту. Фэйл просто улетал! Никому из мальчиков в школе Гай не делал минет! Разумеется, юноша уделял внимание не только члену демона – он ласкал всё его тело, вспоминая уроки, которые Гай проводил с мальчиками. "Ну, вот, - усмехался он про себя, - я стал очередным его способным учеником. Представляю, что бы в Ордене сказали на это". Но наибольшей радостью для обоих оставался анальный секс. Фэйл отдавался вновь и вновь, а демону, казалось, всё было мало. Он кончал иногда парню в попку, а иногда вынимал член и поливал мощными струями его тело. Кровать была мокрой, волосы слиплись от спермы и пота. У Фэйла уже не оставалось сил! А демон без устали продолжал драть его в зад, словно паровой молот.
Но, к счастью для Фэйлроша, даже демоническая похоть имеет пределы. И постепенно он стал получать паузы между сношениями, достаточные для того, чтобы поспать или поесть. А к концу второго дня они даже стали подолгу разговаривать. Полуангел почему-то был до крайности откровенен с Гаем. Может быть, именно потому, что он демон, и его не надо стесняться. Он лежал в его объятиях, водя пальчиком по груди любимого, и рассказывал все свои тайны, самое сокровенное.
Он рассказал, как в девятилетнем возрасте он и его приятель сбежали из Академии и отправились на поиски своих матерей, которых никогда не видели. Как в первом же городе их задержали, и три дня, пока не приехали служители Ордена, они провели в местном детском приюте. Его тогда поразило, как враждебно другие дети отнеслись к нему и его другу. Их били и обзывали. Когда, наконец, прибыли воспитатели из Академии, Фэйл спросил у одного из них: "Почему они нас били?" – "Потому что вы не такие, как они", - просто ответил тот. И мальчик на всю жизнь запомнил: нужно быть таким, как все, нельзя выделяться, иначе тебя будут бить.
Он рассказал Гаю про своего первого любовника на "Ангеле-3" и о том, как ему понравилось быть в пассиве. Рассказал про фаллоимитатор из кейзонской лианы. Про свою зависимость и стыд, про то, как каждое утро он себе клялся, что это было в последний раз, но на вечер всё повторялось снова.
Он рассказал, как незадолго до Посвящения он вновь виделся со своим первым любовником. Ему снова довелось побывать на "летающем пузыре" – после выпускных экзаменов в Академии он должен был подписать некоторые бумаги у своего бывшего руководителя практики – того самого техника. "А ты мне что за это?" – хитро подмигнул ему бывший любовник, уяснив просьбу. Фэйлрош покраснел до корней волос. Попробовал отказаться, но техник стал очень настойчив. "Да брось, Фэйл, я так по тебе соскучился", - шептал он, целуя ему шею, щёки, губы, лаская его всюду руками. В конце концов Фэйл тоже завёлся. "Эх, была не была", - решил он и позволил расстегнуть на себе брюки.
Когда он нагнулся, его любовник аж присвистнул: "Вот это дырища! Тебя кто так распахал?" Фэйлрош густо покраснел, не зная, что ответить. Хотел выпрямиться, но партнёр уже вошёл в него. Сделал несколько движений, а потом вынул член: "Извини, приятель, ничего не получается. Я как в пустоту какую-то проваливаюсь! Максимум что могу – об одну стенку потереться. Ты что, всё это время с быком трахался?"
Фэйл судорожно натягивал штаны. От стыда ему хотелось провалиться сквозь землю, и слёзы наворачивались на глаза. "Ладно, отсоси мне, и пойдёшь", - велел ему бывший начальник. Не испытывая ни малейшего желания, Фэйл выполнил это требование. Подписывая бумаги, его первый любовник противно хихикал: "Ну, ты даёшь! Кто бы мог подумать!"
Всю ночь Фэйл рыдал в подушку. Он чувствовал себя изнасилованным и униженным. Ему было так стыдно, что хотелось умереть.
- Почему ты не врезал ему?! – возмущённо воскликнул демон, выслушав эту историю.
- А за что мне его бить?
- За что?! За то, что он сукин сын, вот за что! И вообще, ты напрасно этого стыдился! Каждый имеет право получать удовольствие, если это никому не мешает. А если ты необычен, если ты отличаешься от других, то этим гордиться надо, а не стыдиться!
- Вряд ли многие так думают...
- А что для тебя эти "многие"? Какое тебе до них дело? Жалкое стадо, не способное даже в мыслях выйти за рамки положенного! Тоже мне, пример для подражания! И ты так страдал из-за них? Да это просто ребячество! Тебе сколько лет?
- Двадцать.
- О-ой! Да ты совсем ещё мальчишка, - усмехнулся демон, нежно прижимая к себе юношу.
- А тебе сколько?
- Двести четырнадцать.
- Сколько?!!
- Да ладно, брось, я ещё даже не достиг среднего возраста, - засмеялся Гай.
- Слушай, а как вообще так получилось, что ты демон, а совсем не злой?
- Да демоны вообще все разные. Ты же знаешь, наверное, что демоны когда-то были ангелами. По собственной глупости наши предки были изгнаны в этот мир. Но признаться в этом сами себе демоны не могут. И с тех пор всё пыжатся чего-то, пытаясь доказать, что именно этого они и добивались. Что жить в этот горелом мире, дышать серой и видеть вокруг себя одних уродов – это именно то, о чём они всю жизнь мечтали! Наши демоны-правители изо всех сил пытаются всех убедить, что мы во всём противоположны ангелам. Но это не так. Среди нас есть вполне нормальные ребята, и плевать нам на все эти лозунги да призывы к служению вселенскому злу! Знаешь что, я как-нибудь на днях познакомлю тебя с моим другом, учёным Гасаром.
- Зачем мне с ним знакомиться?
- Во-первых, узнаешь, какие бывают демоны. Во-вторых, с ним интересно. А в-третьих – он и есть мой план "Б" на тот случай, если мне не дадут разрешения. И лучше, если Гасар будет в курсе, чтобы не пришлось объяснять всё с нуля в последний момент. Ну, ладно, а сейчас спи. Спи, малыш, и ни о чём не думай.
Под утро Фэйлрош вдруг проснулся от какого-то непонятного ощущения. Приоткрыв глаза, он увидел, что Гай сидит на постели и как-то печально смотрит на него.
- Ты чего? – спросил Фэйл, потирая глаза.
- Да так, ничего, - смущённо ответил демон и снова лёг на своё место.
- Ты чего меня разглядывал?
- Да не разглядывал я... Ну, просто любовался. До чего ж вы, полуангелы, все красивые, черти!
- Мы не черти, - с улыбкой мурлыкнул Фэйл, устраиваясь на груди у Гая, - мы ангелы. Наполовину.
- Я помню. Спи, ещё рано.
***
На следующий день Гай взял полуангела с собой полетать. Фэйл стал невидимым – к счастью, здесь его магия также работала – и как только демон расправил крылья, запрыгнул к нему на спину, обхватив руками за шею, а ногами обвив талию. Движению крыльев это немного мешало, но несильно. Гай полетел вдоль реки. Он показал Фэйлрошу вечно горящие леса, поля из каких-то чёрных кристаллов, кипящие озёра и горы цвета граната. Фэйлу нравилась эта зловещая красота, только вот всюду было очень жарко.
- А у вас что, нет ни животных, ни птиц? – спросил он Гая вечером после полёта.
- Есть, но они живут только на специальных фермах. Там разводят всяких горгулий, драконов и тому подобную нечисть.
- Хотелось бы мне посмотреть, - мечтательно заметил Фэйл.
- Уж больно ты, друг мой, любопытен, - хмыкнул демон. – Не слишком ли тебе понравился Мир Демонов для полуангела? Ладно, ложись спать. Завтра полетим к Гасару, он многое тебе сможет рассказать.
- Что, так сразу и спать? – хитро улыбнулся парень.
- Ага, сразу, разбежался! А ну иди сюда! – и Гай увлёк хохочущего полуангела в постель.
Под утро Фэйл снова проснулся от того же смутного ощущения, что и вчера. И вновь, открыв глаза, увидел, что демон сидит на кровати, с тревогой всматриваясь в его лицо.
- Гай, что происходит? – хриплым со сна голосом спросил он.
- Прости, я опять тебя разбудил. Извини, - смущённо бубнил Гай, укладываясь обратно.
- Ответь мне!
- Да ничего не происходит.
- Гай, я тебя умоляю! Не надо говорить мне, что всё в порядке! Я вторую ночь просыпаюсь, ты сидишь рядом и смотришь на меня с явной тревогой. Ты что-то скрываешь от меня? Только не лги.
Гай снова сел на кровати и тяжело вздохнул.
- Да не лгу я тебе. И ничего я не скрываю, это не то... Просто есть вещи, о которых трудно говорить.
- Но ты попробуй, пожалуйста.
- Ладно... Я вот всё думаю, - начал демон, повернувшись к Фэйлу, - вот закончатся эти пять дней, а что дальше? Ничего. Ничего ведь, Фэйл! Я перенесу тебя, ты вернёшься к своим, восстановишь защиту. И всё. Всё забудешь. Если даже мы встретимся, я для тебя уже ничего не буду значить. Иногда мне ужасно хочется, чтобы ты вообще не восстанавливал эту дурацкую защиту. Но ведь тогда любой встречный демон сможет вызвать у тебя страсть, а мне невыносима даже мысль, что другой может... ну, ты понимаешь.
- Понимаю. Только вот уж никак я не ожидал, что демон, специализирующийся на разврате, может быть ревнивым.
- Я тоже от себя этого не ожидал. Впервые такое, если честно... Ну, вот, а иногда я начинаю тебя ненавидеть. Ведь получается, что всё, что ты чувствуешь – это всё ненастоящее! Это просто результат моей магии. А на самом деле ничего нет! Ничего нет, Фэйл!
- Гай, хватит! – крикнул юноша, притягивая к себе демона и крепко обнимая его.
Тот обнял паренька в ответ и, нежно поглаживая ему спину, тихо добавил.
- Мы ведь из разных миров, Фэйл. И ничего с этим не поделаешь. Эти пять дней – всё, что у нас есть.
В тот же день Гай взял Фэйла с собой в гости к учёному Гасару.
Полуангел всегда представлял себе учёных эдакими седовласыми старцами в мантиях и профессорских шапочках. Поэтому уж никак не ожидал, что первый учёный, которого он увидит в своей жизни, будет похож... на козла! У Гасара оказалось вытянутое лицо, тощая бородка и совершенно козлиные рога. Но открытое, даже наивное выражение светло-голубых глаз никак не вязалось с этим демоническим обликом.
- Какой подарок! – радостно воскликнул он, когда Гай сообщил ему, что Фэйл – полуангел. – Много столетий я мечтал познакомиться с кем-нибудь из вас! Мне так много хочется узнать! Правда ли, что вы живёте на деревьях? И что по ночам у вас прорезаются крылья, которые к утру сами собой отваливаются? А вся мебель у вас действительно из чистого золота?..
- Невероятно! – залившись смехом, воскликнул Фэйл. – Господин учёный, где вы слышали столько выдумок о моём народе?
- Это выдумки? Ну, что ж, я надеюсь теперь узнать всю правду! Пожалуйста, господин Фэйл, рассказывайте мне всё! Особенно меня интересует ваша образовательная система...
- Мне очень жаль вас разочаровывать, - мягко остановил его полуангел, - но поймите меня правильно. Я ведь здесь, в этом Мире, словно во вражеском стане. И просто не имею права говорить об Ордене. Простите меня.
- Что ж, очень жаль, - сразу сник козлорогий учёный. – Я надеялся... Но вы правы, я не могу претендовать на вашу откровенность... – Он был так явно расстроен, словно ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку. Фэйл не мог видеть его таким несчастным.
- Но, я думаю, что могу, не навредив Ордену, сообщить, что живём мы вовсе не на деревьях, - решил пойти на маленькую уступку полуангел. – Мне кажется, такой слух появился из-за нашей традиции обсаживать своё жилище вьющимися растениями. Дом любого полуангела, как правило, так густо оплетён плющом или виноградом, что постороннему человеку может показаться похожим на куст.
- Ах, вот оно что! – Гасар расцвел благодарной улыбкой.
- И мебель у нас не золотая. Чтобы иметь представление о нашем интерьере, вам достаточно посетить гостиную Гая. По его словам, вся мебель в ней была переправлена из Среднего Мира.
- Да, так и есть! У нас, сколь не жаль, не делают подобной красоты, - удручённо вздохнул учёный. – Считается, что настоящему демону вполне должно хватать грубой дубовой табуретки да неструганого стола. Вообще, преклонение перед красотой в нашем Мире не в чести. Вот почему я здесь, видимо, буду в вечной опале.
- Отчего же?
- Видите ли, почти все мои исследования нацелены на создание красоты. Идёмте, я вам покажу!
Гасар поддел полуангела под локоть и потянул за собой. Фэйл едва успел оглянуться на Гая, который ободряюще подмигнул ему, мол, "иди, не бойся". Ведомый козлорогим учёным, Фэйлрош миновал целый лабиринт коридоров и дубовых дверей. Но когда они, наконец, достигли цели своего путешествия, у Фэйла просто дух захватило! Никогда ему не доводилось видеть помещения, подобного мастерской учёного Гасара! Все стены огромной комнаты от пола до потолка были заняты полками, полными книг. Эта библиотека казалась бесконечной ещё и потому, что стены мастерской уходили вверх по меньшей мере метров на тридцать, прежде чем упирались в стеклянный потолок, пропускающий свет красноватого солнца. Пространство же между стенами было заставлено длинными столами, высеченными из камня. Содержимое этих столов при всём желании невозможно было бы обозначить каким-то одним словом. Склянки и пробирки с жидкостями различных цветов, кристаллы, хрустальные шары, настольные горелки, различные предметы непонятного Фэйлу назначения. Но первым делом в глаза бросался дракон! Маленький дракон не больше метра длиной. Он сидел на одном из столов, поблёскивая тёмно-красной чешуёй, и поворачивал голову то вправо, то влево. Фэйлрош изумленно уставился на него.
- Да он не настоящий, - махнул рукой учёный, - это муляж.
- Но он двигается!
- Да, двигается. Обычный механизм. Это мне подарили на нашей драконовой ферме, когда я разработал новый вид питания для этих милых тварей.
- Я могу его погладить? – восторженно сверкая глазами, попросил Фэйл.
Козлорогий только пожал плечами, явно недоумевая, что тут может быть интересного. Вежливо обождав, пока его гость не наигрался с драконом, он получил-таки, наконец, возможность демонстрировать то, ради чего привёл полуангела в мастерскую – свои изобретения.
- Взгляните, господин Фэйл, - учёный сдернул прикрывавшую предмет ткань, и взору восхищённого полуангела предстало маленькое деревце, состоящее из прозрачных кристаллов, грани которых отливали всеми цветами радуги.
- Как красиво! – ахнул Фэйл.
- Эти кристаллы могли бы прекрасно расти на наших полях, - вздохнул демон. – Вы видели места, где растут чёрные кристаллы? О, это изобретение великого Форцэллуса! Прекрасный был учёный! К сожалению, он умер за пять веков до моего рождения. Но я изучил его методы и на их основе вырастил свои кристаллы. Они могут быть любого цвета: синие, зелёные, желтые! Больше всего мне нравится вот этот переливающийся вариант. Так что же вы думаете? В Чёрном Дворце моё изобретение отвергли! Они заявили, что попытка выращивать что-то только ради красоты – пустая трата времени!
- Как жаль, - искренне посочувствовал ему Фэйл.
- А вот посмотрите-ка сюда! – учёный подвел его к другому столу и приоткрыл крышку какой-то баночки. На дне баночки копошились довольно мерзкого вида личинки.
- Признаться, это мне не кажется особенно красивым, - признался удивлённый полуангел.
- Ну, разумеется, это же просто камнеедка! Я вывел этот особый вид. А вот то, что она способна делать.
Учёный откинул накидку с нового предмета на столе, и Фэйл ахнул: небольшая мраморная плита была покрыта резьбой столь искусной и тонкой, словно это была слоновая кость, а вовсе не камень.
- На каменную плиту наносится узор особыми красками, - пояснил Гасар. – Затем выпускаются камнеедки, и за считанные часы вот такой результат! Мы могли бы строить резные дворцы, могли бы создавать скульптуры! Но надо мной просто посмеялись, и ничего не стали делать!
- Мне очень жаль, - Фэйл положил ему руку на плечо.
- Да, вот так и живём, - вздохнул учёный, тряхнув своей козлиной бородой. – Ещё повезло, что я – искатель порталов, а то меня бы и вовсе кинули в подземелье.
- Искатель порталов?
- Видите ли, порталы между Мирами нестабильны. Они перемещаются. Прежние порталы исчезают, появляются новые. А демоны вроде меня способны чувствовать появление новых порталов. Это довольно редкий дар. Я, конечно, не один такой, но всё же нас мало, и поэтому меня не трогают. Я им нужен, и власти предпочитают видеть во мне лишь безобидного сумасшедшего.
- Как это, должно быть, горько, - вздохнул полуангел.
- Самое печальное, господин Фэйл, что даже наша длинная демоническая жизнь конечна. Мне осталось не больше полусотни лет. Я чувствую, как неумолимо уходит время.
- Ну, ладно, старина, - вдруг вмешался Гай, который уже давно стоял в дверях, - не терзай себя. К чему такой пессимизм? Твоя работа никуда не денется, и рано или поздно её сумеют по достоинству оценить.
- Да, ты прав, - немного смущённо согласился учёный. - Не обращайте внимания, господин Фэйл, иногда я люблю пожаловаться на жизнь. Однако, я злоупотребляю вашим вниманием. Вы ведь пришли по делу?
- Да, - подтвердил Гай. - Гасар, нам может в любой момент понадобиться новый портал.
- Ты не получил на этот раз разрешения? – удивился учёный.
- Срок ещё не истек, так что получу, скорее всего. Но нужен страховочный вариант. Так что, если можешь, придержи для нас какой-нибудь неохраняемый портальчик. Для Фэйла опасно долго оставаться в Мире Демонов, тем более, что его защита не работает.
- У вас не работает защита? – удивился козлорогий. – Быть не может! Я в своё время изучал антидемоническую защиту, и должен сказать, это штука крепкая, разрушить её весьма непросто.
- Но я же влюбился в Гая, - попытался возразить Фэйлрош.
- У этого могут быть и иные причины. Ну-ка подойдите ко мне, господин Фэйл.
Когда полуангел приблизился к нему, учёный наклонился и стал пристально вглядываться в его лицо. Его взгляд становился всё более настойчивым и въедливым. Фэйл неловко попятился от него, пока не уперся спиной в книжную полку.
- Ну, что? – спросил его козлорогий.
- Что "что"? – не понял полуангел.
Со вздохом отойдя от него, учёный махнул рукой:
- Да работает ваша защита!
- То есть как работает?
- Если бы не работала, - усмехнулся Гасар, - вы бы мне уже ноги целовали.
- Но как же тогда мы с Гаем...
- Ваш антидемонический щит предназначен для защиты от нашей магии. Понимаете? Магии, и ничего другого. От обычной любви он вас не защитит.
- Обычной любви? – воскликнул на этот раз Гай. Он быстрыми шагами подошёл к Фэйлу и прижал его к книжным полкам ещё плотнее. – Так значит...
- А ты говорил, всё ненастоящее, - улыбнулся ему полуангел.
Ловя его губы своими, Гай сладко выдохнул:
- Люблю тебя...
Лишь через пару минут их поцелуй был потревожен вежливым покашливанием Гасара:
- Кхм-кхм, мне очень жаль прерывать столь волнующую сцену, но думаю, что этим вам лучше заняться дома.
- Нда, извини, - смущённо пробормотал Гай, отпуская полуангела.
- Господин учёный, - уже в дверях мастерской обернулся Фэйл, - могу я напоследок задать вам вопрос: а как вы достаёте книги с верхних полок? Здесь же нет никаких лестниц!
Гасар лишь усмехнулся, и Фэйл почувствовал себя круглым идиотом, когда демон расправил крылья и взмыл под светящийся потолок.
***
На следующий день Гай ненадолго оставил Фэйла одного: настало время вновь посетить Чёрный Дворец. Вернувшись оттуда, он устало вздохнул и протянул сидящему в кресле полуангелу свиток пергамента.
- Что это?
- Разрешение.
- Значит, дали?
- Дали.
Он сел в кресло напротив Фэйла и апатично уставился в пол.
- Вот и всё. Наши пять дней закончились.
- Ну, не всё так плохо, Гай. Теперь мы знаем, что защиту мне восстанавливать не надо. А значит, мы ещё сможем быть вместе.
- Но не часто, верно?
Они молча смотрели друг на друга. Оба понимали, что Фэйлрош вернётся в Орден, а Гай примется за составление нового отчёта. Да, они всё ещё были существами из разных Миров и не могли этого изменить.
- Знаешь, я подумал, - прервал молчание Фэйл,- что лишние полдня всё равно ничего не решат, правда? – Он встал, подошёл к Гаю и уселся сверху, оседлав его колени. – Пусть у нас будет время хотя бы до вечера, - шепнул он, прижимаясь к губам демона.
В этот последний день они больше целовались, чем трахались. Они целовались до припухших губ и натёртых языков, они спешили отдать друг другу всю нежность, на какую были способны. В перерывах они разговаривали, но всё на какие-то грустные темы. И снова целовались и ласкали друг друга.
- Ты знаешь, - тихо сказал Гай, когда они лежали обнявшись после очередного оргазма, - странное ощущение. Как будто уходит что-то, чего никогда в жизни больше не будет. Я знаю, у меня никогда больше не будет такого.
- Откуда ты знаешь, - попытался утешить его Фэйл, - может быть, ещё какой-нибудь полуангел влюбится в тебя. А ты в него.
- Я даже не хочу, чтобы это произошло. Пусть ты останешься единственным.
- Спасибо, - шепнул Фэйл, крепче прижимаясь к любимому.
Между тем алый дневной свет постепенно становился багровым. Солнце неумолимо клонилось к горизонту. Друзьям оставалось лишь следить за тем, как огромный диск медленно скрывался за горами.
Солнце уже почти село, когда вдруг раздался резкий сигнал из гостиной.
- Что это? – вздрогнул Фэйл.
- Шексон. Наше переговорное устройство. Извини, я тебе не показывал, не до того было. Интересно, кому от меня что-то понадобилось?
Он с неохотой встал и направился в гостиную. Большой чёрный шар на одной из полок искрился, вызывая хозяина. Демон положил на него одну руку. На гладкой поверхности появилось изображение. Это был демон Тахур, старый друг Гая. Если бы Фэйл и захотел что-то расслышать, то не понял бы ни слова из жутковатых звуков демонического языка, на котором шёл разговор.
- Привет... - ответил на вызов Гай, но больше ничего сказать не успел.
- Не называй меня по имени! – вмешался собеседник. Голос его звучал совсем не так, как обычно.
- А что у тебя с голосом? – удивился Гай.
- Я его изменил. Никто не должен слышать, что я говорю с тобой. У меня всего минута, просто молчи и слушай.
- Хорошо.
- Твоё разрешение на посещение Среднего Мира только что аннулировали. У нас тут переполох и идут какие-то странные разговоры об ангеле, которого ты у себя прячешь. Ты понял меня?
- Да.
- Надеюсь, ты успеешь что-нибудь сделать. Прощай.
- Спасибо тебе!
Оторвав ладонь от шара, Гай разорвал связь с собеседником. На пару секунд он в шоке замер на месте. По лбу струился липкий пот.
- Фэйл! – наконец, гаркнул он. – Одевайся! Быстро!
- Что случилось? – испуганный полуангел появился в дверях.
- Они о тебе узнали!
- Кто?
- Стражники Чёрного Дворца! Нам надо бежать! Одевайся!
Фэйлрош кинулся собирать разбросанную по гостиной одежду.
- Но как? Как они могли узнать? – схватившись за голову, твердил Гай.
- Гасар? – предположил полуангел. – Кроме тебя только он знал.
- Нет, это исключено! Гасар на такое не способен!
- Тогда как?
Метавшийся по комнате Гай вдруг остановился, осенённый внезапной догадкой.
- Постой-ка... Он сказал "никто не должен слышать, что я говорю с тобой"... Фэйл, пойди сюда, быстрее! Посмотри, нет ли у меня чего-нибудь на плече или шее... Маленькое такое... смотри внимательно.
Фэйл, приподняв с шеи демона чёрные волосы, старательно разглядывал его обнажённые плечи.
- Есть! – вдруг вскрикнул он. – На шее. Словно маленькая металлическая капелька.
- Удали её! Вырви! Не бойся, если кровь пойдёт.
Фэйл подчинился. Когда дело было сделано, Гай раздавил вырванную из кожи тварь и с остервенением швырнул её в окно.
- Сукин сын! – в сердцах крикнул он.
- Кто?
- Валтар! Помнишь синего такого демона, которого я изгнал из матери Мони? Ты ведь был при этом?
- Да.
- Я встретил его сегодня в Чёрном Дворце. Он сам подошёл. Говорил, что не сердится на меня, что всё забыто, что он всё понимает и тому подобное. И всё хлопал меня по плечу, прямо лучший друг, да и только! А сам подсадил мне "блоху"!
- Что делает эта "блоха"?
- Слушает. А значит, Валтар сегодня весь день подслушивает наши разговоры. Он понял, кто ты, Фэйл! И настучал. Ладно, всё, потом поговорим. – Гай, уже одетый, накинул на шею лямку дорожной котомки. - Ты готов? Улетаем немедленно!
- А почему ты не можешь просто мгновенно перенестись с помощью магии? Ты же это умеешь? Как тогда в школе.
- Потому что магия оставляет следы, и по ним они смогут найти меня. Не болтай зря! Летим, хватайся!
Спустя минуту они уже летели над чёрными долинами к дому Гасара. Солнце село, и долины Мира Демонов погрузились во тьму. Гай летел очень быстро. Слишком быстро. От ощущения скорости у Фэйла вдруг закружилась голова. Сгущавшаяся тьма вокруг давила на него, и полуангел почувствовал, что теряет силы и не сможет удержаться на спине демона. "Ради всех святых, неужели мне суждено умереть, разбившись о скалу в этом дьявольском мире!" - подумал Фэйл и крепче сжал руками шею демона. Он был почти без сознания, когда они опустились на балкон дома учёного. Сначала он не понимал, что происходит вокруг. Гай что-то кричал, его куда-то несли, вокруг сновали какие-то тени, а в ушах сильно звенело.
- Господин Фэйл, - расслышал он, наконец, и, сосредоточившись, смог сфокусировать взгляд на козлорогой физиономии Гасара, склонившегося над ним. – Вам лучше?
- Да, спасибо, - пробормотал полуангел.
- Я рад снова видеть вас. Знаете, у меня под старость усилилась интуиция. Когда вы вчера покидали мой дом, я уже знал, что это не последняя наша встреча. Далеко не последняя.
- Почему мне стало плохо?
- Это от скорости. Вам, видимо, просто не хватало воздуха.
- Это я идиот, - раздался вдруг голос сзади, и Фэйл только сейчас обнаружил, что сидит, привалившись спиной к груди Гая. – Я просто очень торопился.
- И правильно делал, - кивнул Гасар. – Господин Фэйлрош, Гай мне в двух словах описал ситуацию. И должен сказать, что здесь нам оставаться нельзя. Когда стражники Дворца обнаружат, что Гай покинул свой дом, первое место, где они будут его искать – здесь. Нам нужно вылететь к порталу сразу же, как только вы немного придёте в себя.
- Я в порядке, - твёрдо сказал Фэйл, поднимаясь на ноги.
Во время нового перелёта Гай просто взял его на руки. Лететь так было не слишком удобно, но зато падение Фэйлу больше не грозило, поскольку крепкие руки Гая обнимали его. Стало уже совсем темно, лишь чуть светилось красноватым светом беззвёздное небо, да кое-где внизу полыхали костры.
- Где мы? – спросил Фэйл, когда они приземлились.
- Это хранилище отчётов, - ответил козлорогий демон. – Новый портал должен быть где-то здесь рядом.
Войдя внутрь, Фэйл невольно ахнул: огромные высокие стеллажи шли нескончаемыми рядами друг за другом, и от пола до потолка все они были забиты стеклянными шарами!
- Это всё отчёты из Среднего Мира? – ужаснулся он.
- Увы, да, – подтвердил Гасар.
- Несладко приходится людям.
- Да, господин Фэйл, для вас, полуангелов, всегда найдётся работа. Кстати, мы сейчас как раз в секции развращений. Гай, это же твоя специализация.
- А вот и мой! – радостно воскликнул Гай, хватая с полки один из шаров. – Мой отчёт! Это как раз последний.
Фэйл взял в руки шар и увидел, как внутри него появляется живое изображение: красное шёлковое покрывало, а на нём Гай, развлекающийся с мальчиками. Но Гасар только хмыкнул:
- Да видел я твой отчёт. Низкий класс. Как это тебе только разрешения дают, не понятно.
- Это почему низкий класс? – на полном серьёзе обиделся за друга Фэйл.
- Ну, вообще-то, он прав, - поморщился Гай. – Я действительно халтурщик.
- Почему?
- Да сам гляди! Ну, что это за развратитель! Уговорил потрахаться нескольких почти уже взрослых парней! Курам на смех. Ты посмотри, что делают мои конкуренты! Вот, например, - Гай взял с полки один из шаров. – Совращённый демоном человек заставил всю свою семью работать в публичном доме. Или вот ещё, - он взял другой шар. – Двое старших братьев на пару развлекаются с родной сестрой, да ещё угощают ею всех своих друзей! Заметь, родные братья, а с ними всегда сложнее работать. Или вот ещё. Мой коллега, между прочим. Устроился учителем в школу для мальчиков. И всего за полгода добился потрясающих результатов! Все поголовно в школе трахались, словно кролики на лужайке! Он ввёл правило: во время уроков объединять два класса – один старший и один помладше. И вместо занятий все уроки напролёт старшие должны были ебать младших в попки, пока те не кончат.
- А они кончали?
- Всегда. Он умудрился сделать так, что это всем нравилось, даже самым младшим. Преподаватели там давали ебать себя ученикам прямо на уроках. А на переменах развлекались друг с другом. Даже школьный сторож вместо того, чтобы охранять по ночам школу, шатался по спальням мальчиков и отсасывал всем подряд. Но самая большая удача – это директор школы. Вот, смотри...
Фэйл взял в руки стеклянный шар и увидел чёткое изображение. Симпатичный мужчина средних лет, с аккуратно подстриженными усами и при галстуке... стоял, спустив штаны и согнувшись, а сзади его ебал какой-то ученик. Причём, это был ученик явно одного из младших классов – он трахал мужчину, стоя на маленькой табуретке, иначе бы просто не достал. Больше всего Фэйла поразило счастливое выражение на лице директора.
- Говорят, когда-то он был ужасным ханжой и святошей, - продолжил свой рассказ Гай. – Но после того, как с ним поработал демон, директор стал отличной шлюхой. Он давал всем: преподавателям, поварам, уборщикам, ученикам любого возраста. Все в школе знали, что к директору можно прийти в любое время и засадить по самые яйца. Дверь в его кабинет никогда не запиралась. И его рабочий день почти всегда проходил одинаково: он стоит раком, спустив штаны, прямо у своего директорского стола, а сзади к нему выстраивается целая очередь из желающих выебать его в жопу. Если он и выходит иногда из кабинета, то его всё равно тут же хватают, загибают и трахают на глазах у всех. Или дают пососать. Или и то, и другое, с двух сторон. А он только кайфует от этого. Вот это я понимаю, высший класс!
- Уффф, я даже возбудился, - тяжело дыша, ответил Фэйл.
- Потерпи, малыш, у нас сейчас нет на это времени. Мы должны подготовиться к ритуалу.
- Какому ритуалу? Разве мы не просто пройдём через портал?
- Не совсем... Кое-что мне придётся оставить здесь.
- Что?
- Ты только не волнуйся...
- Гай, что тебе придётся оставить?
- Свою магию, - горько улыбнувшись, ответил демон.
- Что это значит?
- Это значит, что я утрачу навсегда все свои магические способности и фактически перестану быть демоном.
- Зачем это нужно?
Тихими шагами к ним подошёл учёный Гасар:
- Видите ли, господин Фэйл, любой демон имеет неразрывную связь со своим Миром. Нет смысла проходить через портал, если в любую минуту тебя могут выдернуть из чужого мира обратно, словно шарик на резинке. Разорвать эту связь можно только одним способом – отказавшись от своей демонической сущности. А это, в свою очередь, означает утрату всех магических способностей.
- И ты пойдёшь на это? – обернулся Фэйл к Гаю.
- У меня нет выбора. Иначе нас обоих убьют. А тебя может ждать кое-что и похуже.
- Что именно?
- Наш Предводитель – мы зовём его Большерогий – просто помешан на полуангелах. Как-то, помню, одному демону удалось захватить полуангела и перенести в наш Мир. Его отвели в покои к Большерогому. Оттуда он больше не вышел. Говорят, Большерогий ебал его до тех пор, пока тот не умер. А когда он вышвырнул тело из своих покоев, то его, уже мёртвого, ещё сутки продолжали ебать стражники Дворца.
- Какой ужас! – ахнул Фэйл.
- Да уж, ничего хорошего. Видишь ли, далеко не все демоны способны в своей похоти знать меру. А полуангела щадить не обязательно – он же враг.
- Значит, выхода нет. И кем же ты станешь, когда пройдёшь ритуал?
- Человеком, - пожал плечами Гай. - Просто человеком.
- Но это же здорово! Тогда мы сможем быть вместе, Гай! Будем путешествовать вдвоём...
- Кхм-кхм, прошу прощения, - вмешался в разговор учёный, - но, думаю, нам придётся путешествовать втроём.
- Как?! – воскликнул Гай. – Гасар! Ты тоже?! Ты тоже хочешь уйти?
- Гай, сынок, давай смотреть правде в глаза. Я и так давно уже на волосок от тюрьмы. А после этой истории... Слуги Большерогого – не идиоты, они догадаются, кто помог тебе скрыться. Если б речь шла только о тебе, было бы ещё полбеды, но помочь исчезнуть из нашего Мира полуангелу – это и вовсе такое преступление, что подземелья мне не миновать. А я хотел бы прожить остаток дней свободным... если уж не демоном, то человеком.
Гай обнял козлорогого демона:
- Прости, Гасар. Прости, что подставил тебя.
- Ничего. Возможно, так даже лучше. В этом Мире мне ничего не удалось. Может, что-то удастся в Среднем, - грустно улыбнулся учёный. – Ладно, пойдём готовиться к ритуалу. Господин Фэйл, вам лучше с нами не ходить. Боюсь, во время ритуала вас тоже может зацепить, а мне бы не хотелось, чтобы вы лишились своих магических способностей из-за нас. Останьтесь лучше здесь. Мы вернемся примерно через час.
Демоны удалились, оставив Фэйла одного.
У полуангела внутри всё буквально пело! Гай останется с ним! Конечно, очень жаль, что ему придётся расстаться со своей магией. Но они будут вместе!
Оставленный один, Фэйлрош мучился нетерпением. И от нечего делать стал перебирать шары с отчётами. Взяв один, он просматривал его содержимое, затем брал следующий.
Вот он видит, как капитан пиратского корабля по наущению демона соблазняет дочку губернатора портового города, обещает ей жениться и уговаривает её бежать с ним на его корабле. Но только лишь берег скрывается за горизонтом, как он запирается с девушкой в каюте и развлекается с ней, как хочет. А когда эта живая игрушка ему надоела, он отдаёт её своей команде. Постепенно жертва привыкла к своему положению. Дочь губернатора должна была ходить по палубе голой и удовлетворять желание любого матроса, который захотел бы её поиметь. Лишь через год капитан высадил её на берег в родном городе. Но девушка не вернулась домой, а пошла прямиком в портовый бордель на работу.
Новый шар. Врач, которого демон наделил гипнотическим даром. Он гипнотизирует всех своих пациентов и заставляет ублажать себя всеми доступными способами. Он трахает и женщин, и мужчин без разбора. Интересно то, что многие пациенты стараются приходить к нему как можно чаще.
Следующий шар. Молодой парень, который становится одержим желанием сосать мужские члены. Он не может думать ни о чём другом. Он делится этим желанием со всеми окружающими и даже развешивает объявления. В результате ему дают сосать почти постоянно. Иногда, конечно, его и в зад ебут, но ему это не нужно, хоть парень и позволяет это делать с собой. Ему нужно только сосать, сосать, сосать...
Ещё один шар. К юному сыну князя демон нанимается в воспитатели. Очень скоро молодой княжич уже стонет от наслаждения, насаживаясь на воспитательский член. Эти отношения быстро стали для юноши нормой, и он с удовольствием давал ебать свою пухлую попку всем желающим. А когда старый князь умер, и сын занял его место, то он начал всё княжество приучать к содомии. Уже через пару месяцев в княжеский дворец принимали на работу только после специального медицинского освидетельствования. И человека не брали, если его очко мало разработано. Гомосексуальна проституция была узаконена, а скоро публичных домов с мальчиками стало больше, чем с девочками. Иногда половые акты даже использовали вместо денег: например, можно было забрать товар, в благодарность хорошенько отъебав продавца в его жаждущую попку. Или расплатиться с мальчишкой-газетчиком, дав ему пососать. Сам же князь частенько выходил "общаться с народом": на площадь выносили большую кровать, на ней возлежал обнажённый князь. Он требовал, чтобы верноподданный народ доказал ему свою любовь. Всякий желающий мог залезть к князю в постельку и доказать свою "любовь", хорошенько отодрав своего правителя в пухлый зад. Простолюдины часами ебли князя, как хотели, а его стоны раздавались на всю площадь.
Фэйл отложил шар. Всё увиденное было ужасно, но всё же... Голова у него шла кругом. Ему нужен был Гай, и немедленно! У бедного парня звенело в ушах. Член стоял колом, а в попке всё пылало, требуя ласки. Что ж они так долго не возвращаются?
Полуангел успел отдышаться, немного успокоиться и прийти в себя, когда вернулись демоны. То есть, теперь уже и не демоны. Фэйл впервые видел Гасара в человеческом обличье.
- Вот теперь вы действительно похожи на типичного учёного, - улыбнулся Фэйлрош, разглядывая белоснежную бороду благовидного старца.
- Рад, что вам нравится, господин Фэйл.
Из-за спины Гасара появился грустный Гай.
- Как ты? – мягко спросил полуангел.
- Нормально... Просто странно. Как будто часть себя отдал. Но я привыкну.
- Гай, прости... Тут такое дело... Я понимаю, сейчас не время. Но у меня к тебе просьба. Пока вас не было, я тут шары просматривал... И теперь мне очень нужна помощь. Ты понимаешь?
По многозначительному взгляду и взъерошенному виду полуангела Гай просто не мог не догадаться, какого рода помощи тот от него ждёт.
- Сейчас не самый подходящий момент...
- Гай! Очень надо! Совсем ненадолго.
- Ну, хорошо, идём.
Они отошли от Гасара, скрывшись за одним из стеллажей. Фэйл скинул брюки. Гай подхватил парня на руки, прижал спиной к стене и развел пошире в стороны его ноги. Перевозбуждённому Фэйлу показалось, что его сердце взорвалось радостным фейерверком, когда долгожданный член любимого оказался внутри. Он стонал и кричал, не стесняясь того, что это может услышать Гасар, ни о чём не думая, просто отдаваясь ласкам и страсти своего мужчины. Гай тоже завёлся с полуоборота. Их секс был недолгим, в иных обстоятельствах они бы постарались растянуть удовольствие. Но сейчас было некогда. Поэтому, увидев, что Фэйл кончает, Гай тоже не стал себя сдерживать и слил другу в попку. Всего через каких-то десять минут отсутствия они вновь присоединились к учёному.
- Ох, уж эти влюблённые! – осуждающе вздохнул тот. – Никакой логики! Идёмте скорее к порталу.
И, прихватив дорожные сумки, друзья покинули хранилище отчётов.
***
До портала им пришлось добираться пешком, поскольку оба демона навсегда утратили способность обретать свой привычный крылатый облик. С масляным факелом в одной руке Гасар показывал дорогу, а его спутники следовали за ним, осторожно переступая по чёрным блестящим камням. Наконец, они увидели портал. В месте перехода между Мирами воздух дрожал, словно речная гладь в ветреную погоду.
- Давайте определим место назначения, - предложил Гасар. – Господин Фэйл, куда вы хотели бы попасть?
- В Тэсон. У меня там дела, - ответил полуангел, оглянувшись на Гая.
- Но нашего перемещения никто не должен видеть. Лучше бы что-нибудь безлюдное. Давайте выберем местом назначения небольшой лесок на окраине города. Вы не возражаете?
- Нет.
- Отлично. Думаю, вам стоит идти первым.
- Но я же не смогу пройти через портал один.
- Мы пройдём вместе, - подошёл к нему Гай. Он взял улыбающегося Фэйла за руку. – Готов?
- Готов.
И они сделали шаг через движущуюся поверхность портала.
В ту же секунду Фэйл почувствовал знакомые ему перемены: все вокруг закружилось, смазалось и стало изменяться, с тем лишь отличием, что в прошлый раз полуангелу казалось, что он падает, в то время как сейчас его словно бы тянули куда-то вверх. Мир Демонов просто вытолкнул его, и в одно мгновение юноша ощутил ночную прохладу и мягкую траву под ногами.
Здесь, в Среднем Мире, короткая летняя ночь уже закончилась. Золотисто-оранжевая дымка окрасила небо на востоке. Гай и Фэйлрош огляделись. Они стояли, всё ещё держась за руки, на небольшой лесной поляне. В просвете между деревьями были заметны тёмные очертания городских строений.
- Похоже, мы там, где и планировали. Но где же Гасар? – задал вопрос Фэйл.
И в ту же минуту воздух колыхнулся и на поляну выскочила, словно из-под земли, большая лохматая собака!
- Уф, кажется, прошли, - голосом Гасара вдруг сказало животное. – Что-то меня долго крутило.
- Гасар? – неуверенно спросил Гай.
- Аааааа! – закричала вдруг собака, посмотрев вниз и увидев там собственные лапы. – Что это?! Что со мной произошло?!
Друзья молча уставились на это чудо природы.
- Что вы молчите?! Я что, не человек?! Как такое могло произойти? Кто я? Что вы молчите?!
- Вы – собака, - ответил полуангел.
И внезапно они с Гаем дружно расхохотались.
- Ну, хватит ржать! – разозлился Гасар. – Посмотрел бы я на вас, если бы вы вылезли из портала какими-нибудь белками или бурундуками!
- Прости, старина, - Гай опустился рядом с ним на колени. – Прости, это просто слишком неожиданно. Мы не хотели тебя обидеть. Но ты сильно не расстраивайся. Конечно, собака – это хуже, чем человек. Но всё-таки лучше, чем бурундук, - Гай и Фэйл снова не смогли сдержать смех.
- Эх, всегда я был неудачником, - расстроенно вздохнул пёс.
- Ну же, Гасар, не унывай. Собакой быть совсем неплохо. И потом, я уверен, что ты найдёшь способ превратиться в человека.
- А как найду? Как я научной работой буду заниматься, а? Всё, что я могу теперь делать – это хвостом вилять да дом охранять!
- Неправда, - возразил Гай. – Ты можешь думать и можешь говорить. А всё остальное сделаю я. Мы же будем вместе. Я буду твоими руками. И никогда тебя не брошу, обещаю!
Бывший демон обнял своего ставшего четвероногим друга. Собака доверчиво положила голову ему на плечо.
- Спасибо, Гай, мой мальчик. На тебя всегда можно было положиться. Я научу тебя всему, что знаю. У нас теперь нет магии, но мы не беспомощны. Ты даже не представляешь, какие удивительные зелья можно варить из трав Среднего Мира, и какую силу могут дать заклинания. Гай, сынок, ты станешь самым могущественным магом в Среднем Мире!
- Гасар, вы обязательно придумаете способ превратиться в человека, - вмешался в разговор Фэйл. – Ведь вы же учёный!
- Боюсь, теперь я учёная собака, - со вздохом ответил тот. – Ладно, друзья, хватит лить слёзы. Уже совсем рассвело. Надо идти в город.
И они двинулись по лесной тропинке в сторону городских стен.
- Ну и холодища у вас в Среднем Мире, - заметил Гасар. – Хорошо, что у меня теперь есть шерсть! И трава почему-то мокрая. У меня уже все ноги... простите, лапы намокли.
- Это утренняя роса, - ответил Фэйл.
- Роса? Хм! Интересное явление с научной точки зрения. Она что, бывает только по утрам?
- Да, господин учёный.
- Фэйл, мальчик мой, я полагаю, нам пора перейти на "ты". Не думаю, что окружающие правильно тебя поймут, если ты будешь называть собаку "господин учёный".
Комната в гостинице, как это ни странно, всё ещё оставалась за Фэйлом – директор Гулвинг исправно оплачивал её. Оставив друзей в гостинице, сам полуангел поспешил в школу. Он нашёл директора сразу после завтрака, и тот был несказанно рад видеть Фэйла живым и невредимым.
- Я уже сообщил в Орден о вашем исчезновении. Но они ещё не успели никого прислать. Слава создателю, теперь я могу сообщить им, что с вами всё в порядке!
- Я сам сообщу, - ответил Фэйл, - у меня есть способы срочной связи с Орденом. Если вы не возражаете, директор, я хотел бы сегодня же приступить к ликвидации последствий пребывания демона в вашей школе. Это и так уже слишком затянулось.
Несколько дней Фэйлрош работал с мальчиками. Манипулирование памятью ему всегда давалось очень легко. Ещё в детстве он случайно подправлял память воспитателям, ругавшим его. Они не ожидали такого спонтанного проявления способностей у совсем юного ученика и поэтому не сразу это заметили. Позже он научился управлять своим даром. Фэйл далеко продвинулся в манипулировании, даже был способен работать с группами. Это очень помогло ему в данном случае: к концу четвертого дня ни один человек в школе не помнил, что у них когда-то вообще был такой учитель – Гай Сэланс.
Параллельно они готовились к отъезду. Для Гая на городском рынке был куплен вороной конь. Правда, в процессе покупки выяснилось одно интересное обстоятельство: лошади продолжали бояться Гая. Стоило ему подойти, как они начинали храпеть и отворачиваться.
- В чём дело? – удивлялся он. – Я ведь не демон уже, я человек!
- Ты лишён магических сил, но по природе своей ты всё ещё демон, - объяснил ему Гасар. – Так что ты не совсем человек. Будем считать, что ты полудемон.
- Ну и компания у нас подобралась: один – полуангел, другой – полудемон, - заметил Гай.
- Плюс учёная собака! – радостно добавил Гасар.
Лишь один конь на рынке почему-то не шарахнулся от бывшего демона. Это был вороной жеребец с взлохмаченной гривой и яростным взглядом янтарных глаз. Он настороженно замер при приближении Гая, но не захрапел.
- Как зовут этого коня? – подозвав продавца, спросил Фэйл.
- Этого жеребца зовут Демон, мой добрый господин, - ответил тот, поклонившись.
Друзья только переглянулись.
- Я его покупаю, - сразу сказал Гай.
К концу недели из Тэсона выехали два всадника: один на гнедом, другой на вороном жеребце, а рядом с ними бежала большая лохматая собака. Ехали они медленно, наслаждаясь целебным воздухом лесов Среднего Мира. Фэйл и Гай тихонько переговаривались, а вокруг всадников весело прыгал Гасар, которому, наконец, понравилось быть собакой. Они держали путь в Орден Белого Крыла. Гая и Гасара необходимо было представить служителям, ведь они располагали ценнейшей информацией из вражеского стана. Фэйлрош наверняка получит повышение, поскольку перевербованный демон намного ценнее уничтоженного.
А что потом? Кто знает. Новые задания, сражения и путешествия. Новые занятия магией и учёные открытия. Возможно, скоро весь Средний Мир узнает, на что способна эта странная команда: полуангел, полудемон и учёная собака.
Когда они вернулись, школа только начала просыпаться. Сонные ученики выстроились в очереди к умывальникам, а воспитатели проверяли, все ли заправили постели. Фэйл и Гай завернули на конюшню, чтобы убедиться, что с лошадьми всё в порядке. При приближении Гая Карат захрапел, почуяв демона, но стараниями хозяина скоро успокоился и даже позволил Гаю погладить свою шелковистую гриву.
- Я люблю лошадей. Вот только они мне взаимностью не платят, - печально улыбнулся демон. – Это чуть ли не первая лошадь, которая мне позволила к себе прикоснуться… Ну, что? – обернулся он к Фэйлу. – Идём?
- Куда?
- В мою комнату. Хочу продолжить знакомство, - многозначительным тоном добавил он, подходя к полуангелу вплотную.
- Но ведь скоро завтрак... - рассеянно пробормотал тот.
- Пожалуй, я его пропущу. Будем считать, что у меня разгрузочный день. Ну же, Фэйл, не ломайся. Ты ведь тоже хочешь, - он нежно провёл пальцами по шее юноши, запуская их под ворот рубашки. И Фэйлрош понял, что ему нечего на это возразить.
Едва на двери комнаты лязгнул засов, отгородивший их от всего мира, демон тут же сгрёб в объятия пылающего страстью Фэйла. Тот уже постанывал в предвкушении нового неземного блаженства в постели с любимым... И тут вдруг произошло что-то странное.
Полуангел почувствовал это лишь как лёгкое колебание воздуха. Но демон вдруг выпустил парня из объятий и со стоном схватился за голову.
- Что случилось? – испугался Фэйл.
- О нет! Нет! – стонал демон. – Только не сейчас!
- Что происходит?! У тебя какой-то приступ?
- Какой ещё, к дьяволу, приступ?! Меня призывают!
- Кто призывает? – не понял парень.
- Слуги Чёрного Дворца призывают меня в наш Мир! Но почему сейчас?! У меня же срок пребывания истекает только через неделю! Какого чёрта они творят!
От ярости с демона слетело человеческое обличье, и он метался по комнате, сверкая своими бронзовыми рогами.
- А ты можешь не подчиниться?
- Ах, если б мог! Я бы вовсе туда не возвращался! Но они в любой момент могут выдернуть меня, как редиску из грядки!
- И ты должен уйти? Прямо сейчас? – у Фэйла дрогнул голос.
- Да. У меня три минуты, - ответил тот, закидывая на плечо сумку со стеклянными шарами.
- А как же я? – растерянно пролепетал Фэйлрош. Он постепенно начал осознавать, что вот сейчас, прямо сейчас наступает минута их расставания, и, возможно, навсегда. – Как же я?.. Я же люблю тебя.
- Даже такого? – тряхнув рогатой головой, спросил Гай.
- Даже такого.
Демон грустно улыбнулся и вновь сменил демонический облик на человеческий.
- Но так всё же лучше?
- Да, лучше, - Фэйл подошёл к демону и прижался, уткнувшись лицом в его плечо. Слёзы предательски заструились по щекам. Гай нежно обнял его и стал укачивать, словно ребёнка:
- Ну, успокойся, ангелочек, не плачь. С тобой всё будет хорошо. Всё будет по-прежнему. Ты вернёшься к своим, тебе восстановят защиту. И ты обо мне даже и не вспомнишь... – Демон бросил тоскливый взгляд на смятую постель и вполголоса добавил: - А вот мне-то что делать? Я-то ничего не забуду.
Фэйл оторвался от его плеча:
- Поцелуй меня, - и он потянулся к губам демона.
Тот склонился к его лицу, зарывшись пальцами обеих рук в светлые волосы, и нежно прижался к его губам. Дыхание полуангела казалось ему ароматнее всех земных цветов, а губы – сладкими, словно мёд. И демон вдруг понял, что просто не может его отпустить!
- Фэйл, - прошептал он, - малыш, прости меня.
- За что? – отозвался полупьяный от поцелуя парень.
- Вот за это!
Гай очень крепко прижал к себе Фэйлроша, и тот вдруг почувствовал, что куда-то падает. Контуры окружающих предметов смазались и исчезли. Всё вокруг потеряло очертания, кружилось и изменялось. Ощущение падения всё усиливалось. Внезапно он почувствовал жар, а воздух, наполнивший лёгкие, стал вдруг ядовитым. Тут же падение прекратилось. Они оказались в какой-то незнакомой Фэйлу комнате. Красное, как на закате перед грозой, солнце освещало её стены зловещим светом. Полуангел судорожно хватал ртом воздух, но продолжал задыхаться. Гай склонился над ним:
- Сейчас, малыш, сейчас всё будет хорошо.
Он опустился к груди юноши и стал что-то быстро нашёптывать. Полуангел не различал слов, но почти сразу почувствовал, что дышать стало легче. Когда демон закончил плести над ним чары, Фэйл вполне был способен дышать ровно и глубоко.
- Ну вот, теперь твои лёгкие не воспринимают серу.
Фэйлрош с силой оттолкнул от себя демона:
- Ты! Ты перенёс меня в свой Мир!
- Да. Прости.
- Да как ты мог?!
- Фэйл, это всего на несколько дней. Я верну тебя, обещаю! Я перенесу тебя обратно!
- Как ты это сделаешь?
- Так же, как и перенёс сюда – вместе с собой.
- Но ты не можешь покидать свой Мир без разрешения!
- Верно. Но если я сегодня сдам отчёт, то получу новое разрешение не позже, чем через пять дней. Всего пять дней, Фэйл! Мы проведём их вместе, а потом перенесёмся в твой Мир.
- А если что-то пойдёт не так? Если ты не получишь разрешения?!
- Тогда у меня есть план "Б". Я в любом случае вытащу тебя отсюда, клянусь! Ну, не сердись, пожалуйста! Иди сюда.
Всё ещё взбешённый, Фэйл позволил, однако, демону обнять себя.
- Зачем ты это сделал?
- Зачем-зачем! Неужели не понятно? – Гай склонился к самому его уху. – Ебать я тебя хочу. Понравилось очень.
- Почему же ты даже не спросил меня?
- Я знал, что ты ответишь. Вы, полуангелы, всегда делаете то, что должны, даже если это противоречит вашим интересам. Вот скажи честно: ты бы согласился?
- Нет, - устало помотал головой Фэйлрош.
- А почему?
- Я должен вылечить испорченных тобой мальчишек.
- Вот видишь...
- А ты подумал о них?! – разозлился полуангел. – Они же влюблены в тебя. Пока мы тут развлекаемся, они будут страдать!
- Да не будут! В моё отсутствие наша связь с ними сильно ослабевает. Они, конечно, будут скучать, но страдать – нет. Желание анального секса у ребят, правда, останется, но они справятся и без меня. Будут пока периодически удовлетворять друг друга. С ними ничего плохого не произойдёт за эти пять дней, вот увидишь! Мне не раз приходилось такое наблюдать, ведь бывали случаи, когда полуангелы приезжали только недели через две после моего ухода. Не волнуйся, пожалуйста!
- Как у тебя всё просто!
- Ну, хорошо, а сам-то ты мне можешь откровенно сказать: неужели тебе не хочется провести со мной эти пять дней? Только честно!
- Хочется, - вздохнув, согласился Фэйлрош.
- Тогда заканчивай дуться, - сказал Гай, целуя полуангела в губы. – Мне нужно слетать в Чёрный Дворец и сдать отчёт. Меня не будет максимум час. Ты пока тут осмотрись. Но тебя никто не должен видеть. Если кто-то будет стучать в дверь, не подходи. А вот к окну можно – снаружи оно непрозрачное.
- Инструктируешь меня, как ребёнка, который остаётся без родителей, - усмехнулся Фэйлрош.
- Ну, не сердись. И не скучай, я скоро буду.
Гай сбросил с себя человеческий облик, вышел на балкон и, расправив крылья, взмыл ввысь.
Фэйлрош остался один. "Ну я и влип! – подумал он. – Это же надо! Какой же я идиот! Кретин! Я ведь здесь практически в рабстве. Он может делать со мной всё, что угодно. И может держать меня здесь сколько угодно! Я ничего не смогу сделать! Остаётся только надеяться на то, что он сдержит слово. Я, полуангел, поставил себя полностью в зависимость от порядочности демона! Ну и бред!"
Постепенно он немного успокоился и стал с интересом оглядывать комнату. Она была обставлена дорогой изящной мебелью. По всем стенам размещались стеллажи с книгами. "Видимо, он много читает, - подумал Фэйл, - и, кстати, у него есть вкус – здесь очень красиво". Даже тревожный красноватый свет солнца гармонировал с обстановкой, добавляя ей определённый колорит. Фэйл стал обследовать книжные полки: бόльшая часть книг была на непонятном для него демоническом языке. Но один стеллаж был практически полностью заставлен книгами, написанными на разных языках Среднего Мира, хотя лишь некоторые из этих языков были знакомы Фэйлу.
Полуангел подошёл к окну. Пейзаж, открывшийся ему, был одновременно красив и ужасен. Огромное красное солнце освещало чёрные тучи над горизонтом. Несколько потухших вулканов разной величины пронзали эти тучи, словно шпили средневековых замков. Дома странной обтекаемой формы стояли на значительном удалении друг от друга. И то тут, то там между ними горели огромные костры. Чуть в стороне поблёскивали алыми бликами чёрные, словно нефть, воды реки. "Зловеще, но очень красиво", - подумал Фэйл. Красные солнечные лучи вдруг напомнили ему свет софитов на сцене школьного театра. Может быть, демон просто чувствует себя более комфортно при таком освещении? У Фэйлроша возникла одна догадка, он решил её проверить и направился в соседнюю комнату – спальню.
"Ну, так и есть", - улыбнулся он, взглянув на широкую кровать, убранную красными шёлковыми простынями. Полуангел кинулся на постель и удобно растянулся на ней, слегка посмеиваясь. "Теперь я почти в тех же декорациях, что и мальчики из школы. Я так хотел оказаться на их месте. Ну, вот и оказался". Тут он понял, что кое-чем он от тех ребят всё же отличается, и, улыбнувшись, стал стягивать с себя одежду.
Когда демон вернулся, Фэйл его уже ждал.
***
Целый день они провели в постели. Наконец-то Фэйл имел возможность вдоволь наиграться с огромным твёрдым хуем демона. Он мог сколько угодно трогать его, целовать, ласкать руками, губами, языком. Он не хотел отрываться от этого дивного фаллоса, прижимался к нему, тёрся отвердевшими сосками, жадно слизывал выступающие капельки смазки, а руками массировал исполинские яйца. Гай наслаждался этими ласками, но и сам был не прочь потешиться с членом парня, тем более, что он вполне помещался у демона во рту. Фэйл просто улетал! Никому из мальчиков в школе Гай не делал минет! Разумеется, юноша уделял внимание не только члену демона – он ласкал всё его тело, вспоминая уроки, которые Гай проводил с мальчиками. "Ну, вот, - усмехался он про себя, - я стал очередным его способным учеником. Представляю, что бы в Ордене сказали на это". Но наибольшей радостью для обоих оставался анальный секс. Фэйл отдавался вновь и вновь, а демону, казалось, всё было мало. Он кончал иногда парню в попку, а иногда вынимал член и поливал мощными струями его тело. Кровать была мокрой, волосы слиплись от спермы и пота. У Фэйла уже не оставалось сил! А демон без устали продолжал драть его в зад, словно паровой молот.
Но, к счастью для Фэйлроша, даже демоническая похоть имеет пределы. И постепенно он стал получать паузы между сношениями, достаточные для того, чтобы поспать или поесть. А к концу второго дня они даже стали подолгу разговаривать. Полуангел почему-то был до крайности откровенен с Гаем. Может быть, именно потому, что он демон, и его не надо стесняться. Он лежал в его объятиях, водя пальчиком по груди любимого, и рассказывал все свои тайны, самое сокровенное.
Он рассказал, как в девятилетнем возрасте он и его приятель сбежали из Академии и отправились на поиски своих матерей, которых никогда не видели. Как в первом же городе их задержали, и три дня, пока не приехали служители Ордена, они провели в местном детском приюте. Его тогда поразило, как враждебно другие дети отнеслись к нему и его другу. Их били и обзывали. Когда, наконец, прибыли воспитатели из Академии, Фэйл спросил у одного из них: "Почему они нас били?" – "Потому что вы не такие, как они", - просто ответил тот. И мальчик на всю жизнь запомнил: нужно быть таким, как все, нельзя выделяться, иначе тебя будут бить.
Он рассказал Гаю про своего первого любовника на "Ангеле-3" и о том, как ему понравилось быть в пассиве. Рассказал про фаллоимитатор из кейзонской лианы. Про свою зависимость и стыд, про то, как каждое утро он себе клялся, что это было в последний раз, но на вечер всё повторялось снова.
Он рассказал, как незадолго до Посвящения он вновь виделся со своим первым любовником. Ему снова довелось побывать на "летающем пузыре" – после выпускных экзаменов в Академии он должен был подписать некоторые бумаги у своего бывшего руководителя практики – того самого техника. "А ты мне что за это?" – хитро подмигнул ему бывший любовник, уяснив просьбу. Фэйлрош покраснел до корней волос. Попробовал отказаться, но техник стал очень настойчив. "Да брось, Фэйл, я так по тебе соскучился", - шептал он, целуя ему шею, щёки, губы, лаская его всюду руками. В конце концов Фэйл тоже завёлся. "Эх, была не была", - решил он и позволил расстегнуть на себе брюки.
Когда он нагнулся, его любовник аж присвистнул: "Вот это дырища! Тебя кто так распахал?" Фэйлрош густо покраснел, не зная, что ответить. Хотел выпрямиться, но партнёр уже вошёл в него. Сделал несколько движений, а потом вынул член: "Извини, приятель, ничего не получается. Я как в пустоту какую-то проваливаюсь! Максимум что могу – об одну стенку потереться. Ты что, всё это время с быком трахался?"
Фэйл судорожно натягивал штаны. От стыда ему хотелось провалиться сквозь землю, и слёзы наворачивались на глаза. "Ладно, отсоси мне, и пойдёшь", - велел ему бывший начальник. Не испытывая ни малейшего желания, Фэйл выполнил это требование. Подписывая бумаги, его первый любовник противно хихикал: "Ну, ты даёшь! Кто бы мог подумать!"
Всю ночь Фэйл рыдал в подушку. Он чувствовал себя изнасилованным и униженным. Ему было так стыдно, что хотелось умереть.
- Почему ты не врезал ему?! – возмущённо воскликнул демон, выслушав эту историю.
- А за что мне его бить?
- За что?! За то, что он сукин сын, вот за что! И вообще, ты напрасно этого стыдился! Каждый имеет право получать удовольствие, если это никому не мешает. А если ты необычен, если ты отличаешься от других, то этим гордиться надо, а не стыдиться!
- Вряд ли многие так думают...
- А что для тебя эти "многие"? Какое тебе до них дело? Жалкое стадо, не способное даже в мыслях выйти за рамки положенного! Тоже мне, пример для подражания! И ты так страдал из-за них? Да это просто ребячество! Тебе сколько лет?
- Двадцать.
- О-ой! Да ты совсем ещё мальчишка, - усмехнулся демон, нежно прижимая к себе юношу.
- А тебе сколько?
- Двести четырнадцать.
- Сколько?!!
- Да ладно, брось, я ещё даже не достиг среднего возраста, - засмеялся Гай.
- Слушай, а как вообще так получилось, что ты демон, а совсем не злой?
- Да демоны вообще все разные. Ты же знаешь, наверное, что демоны когда-то были ангелами. По собственной глупости наши предки были изгнаны в этот мир. Но признаться в этом сами себе демоны не могут. И с тех пор всё пыжатся чего-то, пытаясь доказать, что именно этого они и добивались. Что жить в этот горелом мире, дышать серой и видеть вокруг себя одних уродов – это именно то, о чём они всю жизнь мечтали! Наши демоны-правители изо всех сил пытаются всех убедить, что мы во всём противоположны ангелам. Но это не так. Среди нас есть вполне нормальные ребята, и плевать нам на все эти лозунги да призывы к служению вселенскому злу! Знаешь что, я как-нибудь на днях познакомлю тебя с моим другом, учёным Гасаром.
- Зачем мне с ним знакомиться?
- Во-первых, узнаешь, какие бывают демоны. Во-вторых, с ним интересно. А в-третьих – он и есть мой план "Б" на тот случай, если мне не дадут разрешения. И лучше, если Гасар будет в курсе, чтобы не пришлось объяснять всё с нуля в последний момент. Ну, ладно, а сейчас спи. Спи, малыш, и ни о чём не думай.
Под утро Фэйлрош вдруг проснулся от какого-то непонятного ощущения. Приоткрыв глаза, он увидел, что Гай сидит на постели и как-то печально смотрит на него.
- Ты чего? – спросил Фэйл, потирая глаза.
- Да так, ничего, - смущённо ответил демон и снова лёг на своё место.
- Ты чего меня разглядывал?
- Да не разглядывал я... Ну, просто любовался. До чего ж вы, полуангелы, все красивые, черти!
- Мы не черти, - с улыбкой мурлыкнул Фэйл, устраиваясь на груди у Гая, - мы ангелы. Наполовину.
- Я помню. Спи, ещё рано.
***
На следующий день Гай взял полуангела с собой полетать. Фэйл стал невидимым – к счастью, здесь его магия также работала – и как только демон расправил крылья, запрыгнул к нему на спину, обхватив руками за шею, а ногами обвив талию. Движению крыльев это немного мешало, но несильно. Гай полетел вдоль реки. Он показал Фэйлрошу вечно горящие леса, поля из каких-то чёрных кристаллов, кипящие озёра и горы цвета граната. Фэйлу нравилась эта зловещая красота, только вот всюду было очень жарко.
- А у вас что, нет ни животных, ни птиц? – спросил он Гая вечером после полёта.
- Есть, но они живут только на специальных фермах. Там разводят всяких горгулий, драконов и тому подобную нечисть.
- Хотелось бы мне посмотреть, - мечтательно заметил Фэйл.
- Уж больно ты, друг мой, любопытен, - хмыкнул демон. – Не слишком ли тебе понравился Мир Демонов для полуангела? Ладно, ложись спать. Завтра полетим к Гасару, он многое тебе сможет рассказать.
- Что, так сразу и спать? – хитро улыбнулся парень.
- Ага, сразу, разбежался! А ну иди сюда! – и Гай увлёк хохочущего полуангела в постель.
Под утро Фэйл снова проснулся от того же смутного ощущения, что и вчера. И вновь, открыв глаза, увидел, что демон сидит на кровати, с тревогой всматриваясь в его лицо.
- Гай, что происходит? – хриплым со сна голосом спросил он.
- Прости, я опять тебя разбудил. Извини, - смущённо бубнил Гай, укладываясь обратно.
- Ответь мне!
- Да ничего не происходит.
- Гай, я тебя умоляю! Не надо говорить мне, что всё в порядке! Я вторую ночь просыпаюсь, ты сидишь рядом и смотришь на меня с явной тревогой. Ты что-то скрываешь от меня? Только не лги.
Гай снова сел на кровати и тяжело вздохнул.
- Да не лгу я тебе. И ничего я не скрываю, это не то... Просто есть вещи, о которых трудно говорить.
- Но ты попробуй, пожалуйста.
- Ладно... Я вот всё думаю, - начал демон, повернувшись к Фэйлу, - вот закончатся эти пять дней, а что дальше? Ничего. Ничего ведь, Фэйл! Я перенесу тебя, ты вернёшься к своим, восстановишь защиту. И всё. Всё забудешь. Если даже мы встретимся, я для тебя уже ничего не буду значить. Иногда мне ужасно хочется, чтобы ты вообще не восстанавливал эту дурацкую защиту. Но ведь тогда любой встречный демон сможет вызвать у тебя страсть, а мне невыносима даже мысль, что другой может... ну, ты понимаешь.
- Понимаю. Только вот уж никак я не ожидал, что демон, специализирующийся на разврате, может быть ревнивым.
- Я тоже от себя этого не ожидал. Впервые такое, если честно... Ну, вот, а иногда я начинаю тебя ненавидеть. Ведь получается, что всё, что ты чувствуешь – это всё ненастоящее! Это просто результат моей магии. А на самом деле ничего нет! Ничего нет, Фэйл!
- Гай, хватит! – крикнул юноша, притягивая к себе демона и крепко обнимая его.
Тот обнял паренька в ответ и, нежно поглаживая ему спину, тихо добавил.
- Мы ведь из разных миров, Фэйл. И ничего с этим не поделаешь. Эти пять дней – всё, что у нас есть.
В тот же день Гай взял Фэйла с собой в гости к учёному Гасару.
Полуангел всегда представлял себе учёных эдакими седовласыми старцами в мантиях и профессорских шапочках. Поэтому уж никак не ожидал, что первый учёный, которого он увидит в своей жизни, будет похож... на козла! У Гасара оказалось вытянутое лицо, тощая бородка и совершенно козлиные рога. Но открытое, даже наивное выражение светло-голубых глаз никак не вязалось с этим демоническим обликом.
- Какой подарок! – радостно воскликнул он, когда Гай сообщил ему, что Фэйл – полуангел. – Много столетий я мечтал познакомиться с кем-нибудь из вас! Мне так много хочется узнать! Правда ли, что вы живёте на деревьях? И что по ночам у вас прорезаются крылья, которые к утру сами собой отваливаются? А вся мебель у вас действительно из чистого золота?..
- Невероятно! – залившись смехом, воскликнул Фэйл. – Господин учёный, где вы слышали столько выдумок о моём народе?
- Это выдумки? Ну, что ж, я надеюсь теперь узнать всю правду! Пожалуйста, господин Фэйл, рассказывайте мне всё! Особенно меня интересует ваша образовательная система...
- Мне очень жаль вас разочаровывать, - мягко остановил его полуангел, - но поймите меня правильно. Я ведь здесь, в этом Мире, словно во вражеском стане. И просто не имею права говорить об Ордене. Простите меня.
- Что ж, очень жаль, - сразу сник козлорогий учёный. – Я надеялся... Но вы правы, я не могу претендовать на вашу откровенность... – Он был так явно расстроен, словно ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку. Фэйл не мог видеть его таким несчастным.
- Но, я думаю, что могу, не навредив Ордену, сообщить, что живём мы вовсе не на деревьях, - решил пойти на маленькую уступку полуангел. – Мне кажется, такой слух появился из-за нашей традиции обсаживать своё жилище вьющимися растениями. Дом любого полуангела, как правило, так густо оплетён плющом или виноградом, что постороннему человеку может показаться похожим на куст.
- Ах, вот оно что! – Гасар расцвел благодарной улыбкой.
- И мебель у нас не золотая. Чтобы иметь представление о нашем интерьере, вам достаточно посетить гостиную Гая. По его словам, вся мебель в ней была переправлена из Среднего Мира.
- Да, так и есть! У нас, сколь не жаль, не делают подобной красоты, - удручённо вздохнул учёный. – Считается, что настоящему демону вполне должно хватать грубой дубовой табуретки да неструганого стола. Вообще, преклонение перед красотой в нашем Мире не в чести. Вот почему я здесь, видимо, буду в вечной опале.
- Отчего же?
- Видите ли, почти все мои исследования нацелены на создание красоты. Идёмте, я вам покажу!
Гасар поддел полуангела под локоть и потянул за собой. Фэйл едва успел оглянуться на Гая, который ободряюще подмигнул ему, мол, "иди, не бойся". Ведомый козлорогим учёным, Фэйлрош миновал целый лабиринт коридоров и дубовых дверей. Но когда они, наконец, достигли цели своего путешествия, у Фэйла просто дух захватило! Никогда ему не доводилось видеть помещения, подобного мастерской учёного Гасара! Все стены огромной комнаты от пола до потолка были заняты полками, полными книг. Эта библиотека казалась бесконечной ещё и потому, что стены мастерской уходили вверх по меньшей мере метров на тридцать, прежде чем упирались в стеклянный потолок, пропускающий свет красноватого солнца. Пространство же между стенами было заставлено длинными столами, высеченными из камня. Содержимое этих столов при всём желании невозможно было бы обозначить каким-то одним словом. Склянки и пробирки с жидкостями различных цветов, кристаллы, хрустальные шары, настольные горелки, различные предметы непонятного Фэйлу назначения. Но первым делом в глаза бросался дракон! Маленький дракон не больше метра длиной. Он сидел на одном из столов, поблёскивая тёмно-красной чешуёй, и поворачивал голову то вправо, то влево. Фэйлрош изумленно уставился на него.
- Да он не настоящий, - махнул рукой учёный, - это муляж.
- Но он двигается!
- Да, двигается. Обычный механизм. Это мне подарили на нашей драконовой ферме, когда я разработал новый вид питания для этих милых тварей.
- Я могу его погладить? – восторженно сверкая глазами, попросил Фэйл.
Козлорогий только пожал плечами, явно недоумевая, что тут может быть интересного. Вежливо обождав, пока его гость не наигрался с драконом, он получил-таки, наконец, возможность демонстрировать то, ради чего привёл полуангела в мастерскую – свои изобретения.
- Взгляните, господин Фэйл, - учёный сдернул прикрывавшую предмет ткань, и взору восхищённого полуангела предстало маленькое деревце, состоящее из прозрачных кристаллов, грани которых отливали всеми цветами радуги.
- Как красиво! – ахнул Фэйл.
- Эти кристаллы могли бы прекрасно расти на наших полях, - вздохнул демон. – Вы видели места, где растут чёрные кристаллы? О, это изобретение великого Форцэллуса! Прекрасный был учёный! К сожалению, он умер за пять веков до моего рождения. Но я изучил его методы и на их основе вырастил свои кристаллы. Они могут быть любого цвета: синие, зелёные, желтые! Больше всего мне нравится вот этот переливающийся вариант. Так что же вы думаете? В Чёрном Дворце моё изобретение отвергли! Они заявили, что попытка выращивать что-то только ради красоты – пустая трата времени!
- Как жаль, - искренне посочувствовал ему Фэйл.
- А вот посмотрите-ка сюда! – учёный подвел его к другому столу и приоткрыл крышку какой-то баночки. На дне баночки копошились довольно мерзкого вида личинки.
- Признаться, это мне не кажется особенно красивым, - признался удивлённый полуангел.
- Ну, разумеется, это же просто камнеедка! Я вывел этот особый вид. А вот то, что она способна делать.
Учёный откинул накидку с нового предмета на столе, и Фэйл ахнул: небольшая мраморная плита была покрыта резьбой столь искусной и тонкой, словно это была слоновая кость, а вовсе не камень.
- На каменную плиту наносится узор особыми красками, - пояснил Гасар. – Затем выпускаются камнеедки, и за считанные часы вот такой результат! Мы могли бы строить резные дворцы, могли бы создавать скульптуры! Но надо мной просто посмеялись, и ничего не стали делать!
- Мне очень жаль, - Фэйл положил ему руку на плечо.
- Да, вот так и живём, - вздохнул учёный, тряхнув своей козлиной бородой. – Ещё повезло, что я – искатель порталов, а то меня бы и вовсе кинули в подземелье.
- Искатель порталов?
- Видите ли, порталы между Мирами нестабильны. Они перемещаются. Прежние порталы исчезают, появляются новые. А демоны вроде меня способны чувствовать появление новых порталов. Это довольно редкий дар. Я, конечно, не один такой, но всё же нас мало, и поэтому меня не трогают. Я им нужен, и власти предпочитают видеть во мне лишь безобидного сумасшедшего.
- Как это, должно быть, горько, - вздохнул полуангел.
- Самое печальное, господин Фэйл, что даже наша длинная демоническая жизнь конечна. Мне осталось не больше полусотни лет. Я чувствую, как неумолимо уходит время.
- Ну, ладно, старина, - вдруг вмешался Гай, который уже давно стоял в дверях, - не терзай себя. К чему такой пессимизм? Твоя работа никуда не денется, и рано или поздно её сумеют по достоинству оценить.
- Да, ты прав, - немного смущённо согласился учёный. - Не обращайте внимания, господин Фэйл, иногда я люблю пожаловаться на жизнь. Однако, я злоупотребляю вашим вниманием. Вы ведь пришли по делу?
- Да, - подтвердил Гай. - Гасар, нам может в любой момент понадобиться новый портал.
- Ты не получил на этот раз разрешения? – удивился учёный.
- Срок ещё не истек, так что получу, скорее всего. Но нужен страховочный вариант. Так что, если можешь, придержи для нас какой-нибудь неохраняемый портальчик. Для Фэйла опасно долго оставаться в Мире Демонов, тем более, что его защита не работает.
- У вас не работает защита? – удивился козлорогий. – Быть не может! Я в своё время изучал антидемоническую защиту, и должен сказать, это штука крепкая, разрушить её весьма непросто.
- Но я же влюбился в Гая, - попытался возразить Фэйлрош.
- У этого могут быть и иные причины. Ну-ка подойдите ко мне, господин Фэйл.
Когда полуангел приблизился к нему, учёный наклонился и стал пристально вглядываться в его лицо. Его взгляд становился всё более настойчивым и въедливым. Фэйл неловко попятился от него, пока не уперся спиной в книжную полку.
- Ну, что? – спросил его козлорогий.
- Что "что"? – не понял полуангел.
Со вздохом отойдя от него, учёный махнул рукой:
- Да работает ваша защита!
- То есть как работает?
- Если бы не работала, - усмехнулся Гасар, - вы бы мне уже ноги целовали.
- Но как же тогда мы с Гаем...
- Ваш антидемонический щит предназначен для защиты от нашей магии. Понимаете? Магии, и ничего другого. От обычной любви он вас не защитит.
- Обычной любви? – воскликнул на этот раз Гай. Он быстрыми шагами подошёл к Фэйлу и прижал его к книжным полкам ещё плотнее. – Так значит...
- А ты говорил, всё ненастоящее, - улыбнулся ему полуангел.
Ловя его губы своими, Гай сладко выдохнул:
- Люблю тебя...
Лишь через пару минут их поцелуй был потревожен вежливым покашливанием Гасара:
- Кхм-кхм, мне очень жаль прерывать столь волнующую сцену, но думаю, что этим вам лучше заняться дома.
- Нда, извини, - смущённо пробормотал Гай, отпуская полуангела.
- Господин учёный, - уже в дверях мастерской обернулся Фэйл, - могу я напоследок задать вам вопрос: а как вы достаёте книги с верхних полок? Здесь же нет никаких лестниц!
Гасар лишь усмехнулся, и Фэйл почувствовал себя круглым идиотом, когда демон расправил крылья и взмыл под светящийся потолок.
***
На следующий день Гай ненадолго оставил Фэйла одного: настало время вновь посетить Чёрный Дворец. Вернувшись оттуда, он устало вздохнул и протянул сидящему в кресле полуангелу свиток пергамента.
- Что это?
- Разрешение.
- Значит, дали?
- Дали.
Он сел в кресло напротив Фэйла и апатично уставился в пол.
- Вот и всё. Наши пять дней закончились.
- Ну, не всё так плохо, Гай. Теперь мы знаем, что защиту мне восстанавливать не надо. А значит, мы ещё сможем быть вместе.
- Но не часто, верно?
Они молча смотрели друг на друга. Оба понимали, что Фэйлрош вернётся в Орден, а Гай примется за составление нового отчёта. Да, они всё ещё были существами из разных Миров и не могли этого изменить.
- Знаешь, я подумал, - прервал молчание Фэйл,- что лишние полдня всё равно ничего не решат, правда? – Он встал, подошёл к Гаю и уселся сверху, оседлав его колени. – Пусть у нас будет время хотя бы до вечера, - шепнул он, прижимаясь к губам демона.
В этот последний день они больше целовались, чем трахались. Они целовались до припухших губ и натёртых языков, они спешили отдать друг другу всю нежность, на какую были способны. В перерывах они разговаривали, но всё на какие-то грустные темы. И снова целовались и ласкали друг друга.
- Ты знаешь, - тихо сказал Гай, когда они лежали обнявшись после очередного оргазма, - странное ощущение. Как будто уходит что-то, чего никогда в жизни больше не будет. Я знаю, у меня никогда больше не будет такого.
- Откуда ты знаешь, - попытался утешить его Фэйл, - может быть, ещё какой-нибудь полуангел влюбится в тебя. А ты в него.
- Я даже не хочу, чтобы это произошло. Пусть ты останешься единственным.
- Спасибо, - шепнул Фэйл, крепче прижимаясь к любимому.
Между тем алый дневной свет постепенно становился багровым. Солнце неумолимо клонилось к горизонту. Друзьям оставалось лишь следить за тем, как огромный диск медленно скрывался за горами.
Солнце уже почти село, когда вдруг раздался резкий сигнал из гостиной.
- Что это? – вздрогнул Фэйл.
- Шексон. Наше переговорное устройство. Извини, я тебе не показывал, не до того было. Интересно, кому от меня что-то понадобилось?
Он с неохотой встал и направился в гостиную. Большой чёрный шар на одной из полок искрился, вызывая хозяина. Демон положил на него одну руку. На гладкой поверхности появилось изображение. Это был демон Тахур, старый друг Гая. Если бы Фэйл и захотел что-то расслышать, то не понял бы ни слова из жутковатых звуков демонического языка, на котором шёл разговор.
- Привет... - ответил на вызов Гай, но больше ничего сказать не успел.
- Не называй меня по имени! – вмешался собеседник. Голос его звучал совсем не так, как обычно.
- А что у тебя с голосом? – удивился Гай.
- Я его изменил. Никто не должен слышать, что я говорю с тобой. У меня всего минута, просто молчи и слушай.
- Хорошо.
- Твоё разрешение на посещение Среднего Мира только что аннулировали. У нас тут переполох и идут какие-то странные разговоры об ангеле, которого ты у себя прячешь. Ты понял меня?
- Да.
- Надеюсь, ты успеешь что-нибудь сделать. Прощай.
- Спасибо тебе!
Оторвав ладонь от шара, Гай разорвал связь с собеседником. На пару секунд он в шоке замер на месте. По лбу струился липкий пот.
- Фэйл! – наконец, гаркнул он. – Одевайся! Быстро!
- Что случилось? – испуганный полуангел появился в дверях.
- Они о тебе узнали!
- Кто?
- Стражники Чёрного Дворца! Нам надо бежать! Одевайся!
Фэйлрош кинулся собирать разбросанную по гостиной одежду.
- Но как? Как они могли узнать? – схватившись за голову, твердил Гай.
- Гасар? – предположил полуангел. – Кроме тебя только он знал.
- Нет, это исключено! Гасар на такое не способен!
- Тогда как?
Метавшийся по комнате Гай вдруг остановился, осенённый внезапной догадкой.
- Постой-ка... Он сказал "никто не должен слышать, что я говорю с тобой"... Фэйл, пойди сюда, быстрее! Посмотри, нет ли у меня чего-нибудь на плече или шее... Маленькое такое... смотри внимательно.
Фэйл, приподняв с шеи демона чёрные волосы, старательно разглядывал его обнажённые плечи.
- Есть! – вдруг вскрикнул он. – На шее. Словно маленькая металлическая капелька.
- Удали её! Вырви! Не бойся, если кровь пойдёт.
Фэйл подчинился. Когда дело было сделано, Гай раздавил вырванную из кожи тварь и с остервенением швырнул её в окно.
- Сукин сын! – в сердцах крикнул он.
- Кто?
- Валтар! Помнишь синего такого демона, которого я изгнал из матери Мони? Ты ведь был при этом?
- Да.
- Я встретил его сегодня в Чёрном Дворце. Он сам подошёл. Говорил, что не сердится на меня, что всё забыто, что он всё понимает и тому подобное. И всё хлопал меня по плечу, прямо лучший друг, да и только! А сам подсадил мне "блоху"!
- Что делает эта "блоха"?
- Слушает. А значит, Валтар сегодня весь день подслушивает наши разговоры. Он понял, кто ты, Фэйл! И настучал. Ладно, всё, потом поговорим. – Гай, уже одетый, накинул на шею лямку дорожной котомки. - Ты готов? Улетаем немедленно!
- А почему ты не можешь просто мгновенно перенестись с помощью магии? Ты же это умеешь? Как тогда в школе.
- Потому что магия оставляет следы, и по ним они смогут найти меня. Не болтай зря! Летим, хватайся!
Спустя минуту они уже летели над чёрными долинами к дому Гасара. Солнце село, и долины Мира Демонов погрузились во тьму. Гай летел очень быстро. Слишком быстро. От ощущения скорости у Фэйла вдруг закружилась голова. Сгущавшаяся тьма вокруг давила на него, и полуангел почувствовал, что теряет силы и не сможет удержаться на спине демона. "Ради всех святых, неужели мне суждено умереть, разбившись о скалу в этом дьявольском мире!" - подумал Фэйл и крепче сжал руками шею демона. Он был почти без сознания, когда они опустились на балкон дома учёного. Сначала он не понимал, что происходит вокруг. Гай что-то кричал, его куда-то несли, вокруг сновали какие-то тени, а в ушах сильно звенело.
- Господин Фэйл, - расслышал он, наконец, и, сосредоточившись, смог сфокусировать взгляд на козлорогой физиономии Гасара, склонившегося над ним. – Вам лучше?
- Да, спасибо, - пробормотал полуангел.
- Я рад снова видеть вас. Знаете, у меня под старость усилилась интуиция. Когда вы вчера покидали мой дом, я уже знал, что это не последняя наша встреча. Далеко не последняя.
- Почему мне стало плохо?
- Это от скорости. Вам, видимо, просто не хватало воздуха.
- Это я идиот, - раздался вдруг голос сзади, и Фэйл только сейчас обнаружил, что сидит, привалившись спиной к груди Гая. – Я просто очень торопился.
- И правильно делал, - кивнул Гасар. – Господин Фэйлрош, Гай мне в двух словах описал ситуацию. И должен сказать, что здесь нам оставаться нельзя. Когда стражники Дворца обнаружат, что Гай покинул свой дом, первое место, где они будут его искать – здесь. Нам нужно вылететь к порталу сразу же, как только вы немного придёте в себя.
- Я в порядке, - твёрдо сказал Фэйл, поднимаясь на ноги.
Во время нового перелёта Гай просто взял его на руки. Лететь так было не слишком удобно, но зато падение Фэйлу больше не грозило, поскольку крепкие руки Гая обнимали его. Стало уже совсем темно, лишь чуть светилось красноватым светом беззвёздное небо, да кое-где внизу полыхали костры.
- Где мы? – спросил Фэйл, когда они приземлились.
- Это хранилище отчётов, - ответил козлорогий демон. – Новый портал должен быть где-то здесь рядом.
Войдя внутрь, Фэйл невольно ахнул: огромные высокие стеллажи шли нескончаемыми рядами друг за другом, и от пола до потолка все они были забиты стеклянными шарами!
- Это всё отчёты из Среднего Мира? – ужаснулся он.
- Увы, да, – подтвердил Гасар.
- Несладко приходится людям.
- Да, господин Фэйл, для вас, полуангелов, всегда найдётся работа. Кстати, мы сейчас как раз в секции развращений. Гай, это же твоя специализация.
- А вот и мой! – радостно воскликнул Гай, хватая с полки один из шаров. – Мой отчёт! Это как раз последний.
Фэйл взял в руки шар и увидел, как внутри него появляется живое изображение: красное шёлковое покрывало, а на нём Гай, развлекающийся с мальчиками. Но Гасар только хмыкнул:
- Да видел я твой отчёт. Низкий класс. Как это тебе только разрешения дают, не понятно.
- Это почему низкий класс? – на полном серьёзе обиделся за друга Фэйл.
- Ну, вообще-то, он прав, - поморщился Гай. – Я действительно халтурщик.
- Почему?
- Да сам гляди! Ну, что это за развратитель! Уговорил потрахаться нескольких почти уже взрослых парней! Курам на смех. Ты посмотри, что делают мои конкуренты! Вот, например, - Гай взял с полки один из шаров. – Совращённый демоном человек заставил всю свою семью работать в публичном доме. Или вот ещё, - он взял другой шар. – Двое старших братьев на пару развлекаются с родной сестрой, да ещё угощают ею всех своих друзей! Заметь, родные братья, а с ними всегда сложнее работать. Или вот ещё. Мой коллега, между прочим. Устроился учителем в школу для мальчиков. И всего за полгода добился потрясающих результатов! Все поголовно в школе трахались, словно кролики на лужайке! Он ввёл правило: во время уроков объединять два класса – один старший и один помладше. И вместо занятий все уроки напролёт старшие должны были ебать младших в попки, пока те не кончат.
- А они кончали?
- Всегда. Он умудрился сделать так, что это всем нравилось, даже самым младшим. Преподаватели там давали ебать себя ученикам прямо на уроках. А на переменах развлекались друг с другом. Даже школьный сторож вместо того, чтобы охранять по ночам школу, шатался по спальням мальчиков и отсасывал всем подряд. Но самая большая удача – это директор школы. Вот, смотри...
Фэйл взял в руки стеклянный шар и увидел чёткое изображение. Симпатичный мужчина средних лет, с аккуратно подстриженными усами и при галстуке... стоял, спустив штаны и согнувшись, а сзади его ебал какой-то ученик. Причём, это был ученик явно одного из младших классов – он трахал мужчину, стоя на маленькой табуретке, иначе бы просто не достал. Больше всего Фэйла поразило счастливое выражение на лице директора.
- Говорят, когда-то он был ужасным ханжой и святошей, - продолжил свой рассказ Гай. – Но после того, как с ним поработал демон, директор стал отличной шлюхой. Он давал всем: преподавателям, поварам, уборщикам, ученикам любого возраста. Все в школе знали, что к директору можно прийти в любое время и засадить по самые яйца. Дверь в его кабинет никогда не запиралась. И его рабочий день почти всегда проходил одинаково: он стоит раком, спустив штаны, прямо у своего директорского стола, а сзади к нему выстраивается целая очередь из желающих выебать его в жопу. Если он и выходит иногда из кабинета, то его всё равно тут же хватают, загибают и трахают на глазах у всех. Или дают пососать. Или и то, и другое, с двух сторон. А он только кайфует от этого. Вот это я понимаю, высший класс!
- Уффф, я даже возбудился, - тяжело дыша, ответил Фэйл.
- Потерпи, малыш, у нас сейчас нет на это времени. Мы должны подготовиться к ритуалу.
- Какому ритуалу? Разве мы не просто пройдём через портал?
- Не совсем... Кое-что мне придётся оставить здесь.
- Что?
- Ты только не волнуйся...
- Гай, что тебе придётся оставить?
- Свою магию, - горько улыбнувшись, ответил демон.
- Что это значит?
- Это значит, что я утрачу навсегда все свои магические способности и фактически перестану быть демоном.
- Зачем это нужно?
Тихими шагами к ним подошёл учёный Гасар:
- Видите ли, господин Фэйл, любой демон имеет неразрывную связь со своим Миром. Нет смысла проходить через портал, если в любую минуту тебя могут выдернуть из чужого мира обратно, словно шарик на резинке. Разорвать эту связь можно только одним способом – отказавшись от своей демонической сущности. А это, в свою очередь, означает утрату всех магических способностей.
- И ты пойдёшь на это? – обернулся Фэйл к Гаю.
- У меня нет выбора. Иначе нас обоих убьют. А тебя может ждать кое-что и похуже.
- Что именно?
- Наш Предводитель – мы зовём его Большерогий – просто помешан на полуангелах. Как-то, помню, одному демону удалось захватить полуангела и перенести в наш Мир. Его отвели в покои к Большерогому. Оттуда он больше не вышел. Говорят, Большерогий ебал его до тех пор, пока тот не умер. А когда он вышвырнул тело из своих покоев, то его, уже мёртвого, ещё сутки продолжали ебать стражники Дворца.
- Какой ужас! – ахнул Фэйл.
- Да уж, ничего хорошего. Видишь ли, далеко не все демоны способны в своей похоти знать меру. А полуангела щадить не обязательно – он же враг.
- Значит, выхода нет. И кем же ты станешь, когда пройдёшь ритуал?
- Человеком, - пожал плечами Гай. - Просто человеком.
- Но это же здорово! Тогда мы сможем быть вместе, Гай! Будем путешествовать вдвоём...
- Кхм-кхм, прошу прощения, - вмешался в разговор учёный, - но, думаю, нам придётся путешествовать втроём.
- Как?! – воскликнул Гай. – Гасар! Ты тоже?! Ты тоже хочешь уйти?
- Гай, сынок, давай смотреть правде в глаза. Я и так давно уже на волосок от тюрьмы. А после этой истории... Слуги Большерогого – не идиоты, они догадаются, кто помог тебе скрыться. Если б речь шла только о тебе, было бы ещё полбеды, но помочь исчезнуть из нашего Мира полуангелу – это и вовсе такое преступление, что подземелья мне не миновать. А я хотел бы прожить остаток дней свободным... если уж не демоном, то человеком.
Гай обнял козлорогого демона:
- Прости, Гасар. Прости, что подставил тебя.
- Ничего. Возможно, так даже лучше. В этом Мире мне ничего не удалось. Может, что-то удастся в Среднем, - грустно улыбнулся учёный. – Ладно, пойдём готовиться к ритуалу. Господин Фэйл, вам лучше с нами не ходить. Боюсь, во время ритуала вас тоже может зацепить, а мне бы не хотелось, чтобы вы лишились своих магических способностей из-за нас. Останьтесь лучше здесь. Мы вернемся примерно через час.
Демоны удалились, оставив Фэйла одного.
У полуангела внутри всё буквально пело! Гай останется с ним! Конечно, очень жаль, что ему придётся расстаться со своей магией. Но они будут вместе!
Оставленный один, Фэйлрош мучился нетерпением. И от нечего делать стал перебирать шары с отчётами. Взяв один, он просматривал его содержимое, затем брал следующий.
Вот он видит, как капитан пиратского корабля по наущению демона соблазняет дочку губернатора портового города, обещает ей жениться и уговаривает её бежать с ним на его корабле. Но только лишь берег скрывается за горизонтом, как он запирается с девушкой в каюте и развлекается с ней, как хочет. А когда эта живая игрушка ему надоела, он отдаёт её своей команде. Постепенно жертва привыкла к своему положению. Дочь губернатора должна была ходить по палубе голой и удовлетворять желание любого матроса, который захотел бы её поиметь. Лишь через год капитан высадил её на берег в родном городе. Но девушка не вернулась домой, а пошла прямиком в портовый бордель на работу.
Новый шар. Врач, которого демон наделил гипнотическим даром. Он гипнотизирует всех своих пациентов и заставляет ублажать себя всеми доступными способами. Он трахает и женщин, и мужчин без разбора. Интересно то, что многие пациенты стараются приходить к нему как можно чаще.
Следующий шар. Молодой парень, который становится одержим желанием сосать мужские члены. Он не может думать ни о чём другом. Он делится этим желанием со всеми окружающими и даже развешивает объявления. В результате ему дают сосать почти постоянно. Иногда, конечно, его и в зад ебут, но ему это не нужно, хоть парень и позволяет это делать с собой. Ему нужно только сосать, сосать, сосать...
Ещё один шар. К юному сыну князя демон нанимается в воспитатели. Очень скоро молодой княжич уже стонет от наслаждения, насаживаясь на воспитательский член. Эти отношения быстро стали для юноши нормой, и он с удовольствием давал ебать свою пухлую попку всем желающим. А когда старый князь умер, и сын занял его место, то он начал всё княжество приучать к содомии. Уже через пару месяцев в княжеский дворец принимали на работу только после специального медицинского освидетельствования. И человека не брали, если его очко мало разработано. Гомосексуальна проституция была узаконена, а скоро публичных домов с мальчиками стало больше, чем с девочками. Иногда половые акты даже использовали вместо денег: например, можно было забрать товар, в благодарность хорошенько отъебав продавца в его жаждущую попку. Или расплатиться с мальчишкой-газетчиком, дав ему пососать. Сам же князь частенько выходил "общаться с народом": на площадь выносили большую кровать, на ней возлежал обнажённый князь. Он требовал, чтобы верноподданный народ доказал ему свою любовь. Всякий желающий мог залезть к князю в постельку и доказать свою "любовь", хорошенько отодрав своего правителя в пухлый зад. Простолюдины часами ебли князя, как хотели, а его стоны раздавались на всю площадь.
Фэйл отложил шар. Всё увиденное было ужасно, но всё же... Голова у него шла кругом. Ему нужен был Гай, и немедленно! У бедного парня звенело в ушах. Член стоял колом, а в попке всё пылало, требуя ласки. Что ж они так долго не возвращаются?
Полуангел успел отдышаться, немного успокоиться и прийти в себя, когда вернулись демоны. То есть, теперь уже и не демоны. Фэйл впервые видел Гасара в человеческом обличье.
- Вот теперь вы действительно похожи на типичного учёного, - улыбнулся Фэйлрош, разглядывая белоснежную бороду благовидного старца.
- Рад, что вам нравится, господин Фэйл.
Из-за спины Гасара появился грустный Гай.
- Как ты? – мягко спросил полуангел.
- Нормально... Просто странно. Как будто часть себя отдал. Но я привыкну.
- Гай, прости... Тут такое дело... Я понимаю, сейчас не время. Но у меня к тебе просьба. Пока вас не было, я тут шары просматривал... И теперь мне очень нужна помощь. Ты понимаешь?
По многозначительному взгляду и взъерошенному виду полуангела Гай просто не мог не догадаться, какого рода помощи тот от него ждёт.
- Сейчас не самый подходящий момент...
- Гай! Очень надо! Совсем ненадолго.
- Ну, хорошо, идём.
Они отошли от Гасара, скрывшись за одним из стеллажей. Фэйл скинул брюки. Гай подхватил парня на руки, прижал спиной к стене и развел пошире в стороны его ноги. Перевозбуждённому Фэйлу показалось, что его сердце взорвалось радостным фейерверком, когда долгожданный член любимого оказался внутри. Он стонал и кричал, не стесняясь того, что это может услышать Гасар, ни о чём не думая, просто отдаваясь ласкам и страсти своего мужчины. Гай тоже завёлся с полуоборота. Их секс был недолгим, в иных обстоятельствах они бы постарались растянуть удовольствие. Но сейчас было некогда. Поэтому, увидев, что Фэйл кончает, Гай тоже не стал себя сдерживать и слил другу в попку. Всего через каких-то десять минут отсутствия они вновь присоединились к учёному.
- Ох, уж эти влюблённые! – осуждающе вздохнул тот. – Никакой логики! Идёмте скорее к порталу.
И, прихватив дорожные сумки, друзья покинули хранилище отчётов.
***
До портала им пришлось добираться пешком, поскольку оба демона навсегда утратили способность обретать свой привычный крылатый облик. С масляным факелом в одной руке Гасар показывал дорогу, а его спутники следовали за ним, осторожно переступая по чёрным блестящим камням. Наконец, они увидели портал. В месте перехода между Мирами воздух дрожал, словно речная гладь в ветреную погоду.
- Давайте определим место назначения, - предложил Гасар. – Господин Фэйл, куда вы хотели бы попасть?
- В Тэсон. У меня там дела, - ответил полуангел, оглянувшись на Гая.
- Но нашего перемещения никто не должен видеть. Лучше бы что-нибудь безлюдное. Давайте выберем местом назначения небольшой лесок на окраине города. Вы не возражаете?
- Нет.
- Отлично. Думаю, вам стоит идти первым.
- Но я же не смогу пройти через портал один.
- Мы пройдём вместе, - подошёл к нему Гай. Он взял улыбающегося Фэйла за руку. – Готов?
- Готов.
И они сделали шаг через движущуюся поверхность портала.
В ту же секунду Фэйл почувствовал знакомые ему перемены: все вокруг закружилось, смазалось и стало изменяться, с тем лишь отличием, что в прошлый раз полуангелу казалось, что он падает, в то время как сейчас его словно бы тянули куда-то вверх. Мир Демонов просто вытолкнул его, и в одно мгновение юноша ощутил ночную прохладу и мягкую траву под ногами.
Здесь, в Среднем Мире, короткая летняя ночь уже закончилась. Золотисто-оранжевая дымка окрасила небо на востоке. Гай и Фэйлрош огляделись. Они стояли, всё ещё держась за руки, на небольшой лесной поляне. В просвете между деревьями были заметны тёмные очертания городских строений.
- Похоже, мы там, где и планировали. Но где же Гасар? – задал вопрос Фэйл.
И в ту же минуту воздух колыхнулся и на поляну выскочила, словно из-под земли, большая лохматая собака!
- Уф, кажется, прошли, - голосом Гасара вдруг сказало животное. – Что-то меня долго крутило.
- Гасар? – неуверенно спросил Гай.
- Аааааа! – закричала вдруг собака, посмотрев вниз и увидев там собственные лапы. – Что это?! Что со мной произошло?!
Друзья молча уставились на это чудо природы.
- Что вы молчите?! Я что, не человек?! Как такое могло произойти? Кто я? Что вы молчите?!
- Вы – собака, - ответил полуангел.
И внезапно они с Гаем дружно расхохотались.
- Ну, хватит ржать! – разозлился Гасар. – Посмотрел бы я на вас, если бы вы вылезли из портала какими-нибудь белками или бурундуками!
- Прости, старина, - Гай опустился рядом с ним на колени. – Прости, это просто слишком неожиданно. Мы не хотели тебя обидеть. Но ты сильно не расстраивайся. Конечно, собака – это хуже, чем человек. Но всё-таки лучше, чем бурундук, - Гай и Фэйл снова не смогли сдержать смех.
- Эх, всегда я был неудачником, - расстроенно вздохнул пёс.
- Ну же, Гасар, не унывай. Собакой быть совсем неплохо. И потом, я уверен, что ты найдёшь способ превратиться в человека.
- А как найду? Как я научной работой буду заниматься, а? Всё, что я могу теперь делать – это хвостом вилять да дом охранять!
- Неправда, - возразил Гай. – Ты можешь думать и можешь говорить. А всё остальное сделаю я. Мы же будем вместе. Я буду твоими руками. И никогда тебя не брошу, обещаю!
Бывший демон обнял своего ставшего четвероногим друга. Собака доверчиво положила голову ему на плечо.
- Спасибо, Гай, мой мальчик. На тебя всегда можно было положиться. Я научу тебя всему, что знаю. У нас теперь нет магии, но мы не беспомощны. Ты даже не представляешь, какие удивительные зелья можно варить из трав Среднего Мира, и какую силу могут дать заклинания. Гай, сынок, ты станешь самым могущественным магом в Среднем Мире!
- Гасар, вы обязательно придумаете способ превратиться в человека, - вмешался в разговор Фэйл. – Ведь вы же учёный!
- Боюсь, теперь я учёная собака, - со вздохом ответил тот. – Ладно, друзья, хватит лить слёзы. Уже совсем рассвело. Надо идти в город.
И они двинулись по лесной тропинке в сторону городских стен.
- Ну и холодища у вас в Среднем Мире, - заметил Гасар. – Хорошо, что у меня теперь есть шерсть! И трава почему-то мокрая. У меня уже все ноги... простите, лапы намокли.
- Это утренняя роса, - ответил Фэйл.
- Роса? Хм! Интересное явление с научной точки зрения. Она что, бывает только по утрам?
- Да, господин учёный.
- Фэйл, мальчик мой, я полагаю, нам пора перейти на "ты". Не думаю, что окружающие правильно тебя поймут, если ты будешь называть собаку "господин учёный".
Комната в гостинице, как это ни странно, всё ещё оставалась за Фэйлом – директор Гулвинг исправно оплачивал её. Оставив друзей в гостинице, сам полуангел поспешил в школу. Он нашёл директора сразу после завтрака, и тот был несказанно рад видеть Фэйла живым и невредимым.
- Я уже сообщил в Орден о вашем исчезновении. Но они ещё не успели никого прислать. Слава создателю, теперь я могу сообщить им, что с вами всё в порядке!
- Я сам сообщу, - ответил Фэйл, - у меня есть способы срочной связи с Орденом. Если вы не возражаете, директор, я хотел бы сегодня же приступить к ликвидации последствий пребывания демона в вашей школе. Это и так уже слишком затянулось.
Несколько дней Фэйлрош работал с мальчиками. Манипулирование памятью ему всегда давалось очень легко. Ещё в детстве он случайно подправлял память воспитателям, ругавшим его. Они не ожидали такого спонтанного проявления способностей у совсем юного ученика и поэтому не сразу это заметили. Позже он научился управлять своим даром. Фэйл далеко продвинулся в манипулировании, даже был способен работать с группами. Это очень помогло ему в данном случае: к концу четвертого дня ни один человек в школе не помнил, что у них когда-то вообще был такой учитель – Гай Сэланс.
Параллельно они готовились к отъезду. Для Гая на городском рынке был куплен вороной конь. Правда, в процессе покупки выяснилось одно интересное обстоятельство: лошади продолжали бояться Гая. Стоило ему подойти, как они начинали храпеть и отворачиваться.
- В чём дело? – удивлялся он. – Я ведь не демон уже, я человек!
- Ты лишён магических сил, но по природе своей ты всё ещё демон, - объяснил ему Гасар. – Так что ты не совсем человек. Будем считать, что ты полудемон.
- Ну и компания у нас подобралась: один – полуангел, другой – полудемон, - заметил Гай.
- Плюс учёная собака! – радостно добавил Гасар.
Лишь один конь на рынке почему-то не шарахнулся от бывшего демона. Это был вороной жеребец с взлохмаченной гривой и яростным взглядом янтарных глаз. Он настороженно замер при приближении Гая, но не захрапел.
- Как зовут этого коня? – подозвав продавца, спросил Фэйл.
- Этого жеребца зовут Демон, мой добрый господин, - ответил тот, поклонившись.
Друзья только переглянулись.
- Я его покупаю, - сразу сказал Гай.
К концу недели из Тэсона выехали два всадника: один на гнедом, другой на вороном жеребце, а рядом с ними бежала большая лохматая собака. Ехали они медленно, наслаждаясь целебным воздухом лесов Среднего Мира. Фэйл и Гай тихонько переговаривались, а вокруг всадников весело прыгал Гасар, которому, наконец, понравилось быть собакой. Они держали путь в Орден Белого Крыла. Гая и Гасара необходимо было представить служителям, ведь они располагали ценнейшей информацией из вражеского стана. Фэйлрош наверняка получит повышение, поскольку перевербованный демон намного ценнее уничтоженного.
А что потом? Кто знает. Новые задания, сражения и путешествия. Новые занятия магией и учёные открытия. Возможно, скоро весь Средний Мир узнает, на что способна эта странная команда: полуангел, полудемон и учёная собака.
Название: «Полуангел, полудемон и учёная собака»
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21.
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, сомнительное согласие, групповой секс, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Его мать - обычная женщина, а отец - ангел. Он служит в Ордене белого крыла, как и положено любому полуангелу. Война с демонами должна стать его жизнью... Так было, пока он не встретил демона, перевернувшего всё вверх дном.
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
1-я часть рассказа.В кабинете Верховного Предводителя любого входящего поражало, как правило, три вещи: резные серебристые стены, огромный камин в полтора человеческих роста и, наконец, сам хозяин кабинета. Любой, кто знаком с полуангелами, никак не ожидает, что их Верховный Предводитель может оказаться таким мрачным, вечно недовольным типом с кустистыми нахмуренными бровями. Однако, те, кто знал его ближе, утверждали, что под напускной строгостью он просто пытается скрыть слишком мягкое сердце. Фэйлрош не очень-то им верил и всегда волновался, входя в этот кабинет.
- А, Фэйл, наконец-то! – Верховный поднялся ему навстречу. Такую вежливость он демонстрировал только в присутствии посторонних. - Проходи. Позволь тебе представить директора Гулвинга.
Человек, сидящий в кресле напротив Верховного, поднялся, обернувшись к Фэйлрошу. Быстрый оценивающий взгляд сменился на его лице искренней улыбкой, и он протянул обе руки полуангелу для приветствия.
- Директор, - обратился Верховный к своему гостю, - я рекомендую вам нашего молодого, но уже прекрасно себя зарекомендовавшего сотрудника. Думаю, он легко справится с проблемой, возникшей в вашей школе. Фэйлрош, присядь. Директор Гулвинг, не будете ли вы столь любезны изложить господину Фэйлрошу суть дела.
- Разумеется, господин Верховный Предводитель.
Директор повернулся к Фэйлу. Тот с любопытством его разглядывал. Невысокий плотный человечек с непримечательной внешностью вызывал, однако, симпатию благодаря проницательному взгляду умных и живых глаз.
- Видите ли, господин Фэйлрош, я являюсь владельцем и директором небольшой частной школы для мальчиков в городе Тэсон. Это в трёх днях пути отсюда.
- Да, я знаю, мне доводилось там бывать. Очень красивый городок.
- Рад, что он вам понравился. Я директорствую там уже двадцать пять лет, и повидал всякого. Однако сейчас в школе происходит что-то, чему я не могу найти объяснения. Дело в том, что полгода назад к нам на службу поступил новый преподаватель – профессор Гай Сэланс. Он преподаёт географию. Его профессиональные качества не вызывают у меня сомнений и по сей день. Но вот отношение к нему учеников… Их отношение кажется мне странным…
- Они не любят его? Боятся?
- Наоборот. Они его слишком любят.
- Что значит слишком?
- Господин Фэйлрош, мне немного неловко говорить об этом. Но мне кажется, что почти все ученики старших классов влюблены в него. И не так, как ученики, боготворящие своего педагога. А влюблены в буквальном смысле этого слова! Я не спорю, он красивый мужчина. Да и с гомосексуализмом в закрытой школе для мальчиков мне, как вы догадываетесь, не раз приходилось сталкиваться. И я бы не стал обращаться за помощью в Орден, а просто уволил бы этого преподавателя. Но я чувствую, что здесь что-то нечисто. Уж слишком неестественно. Вы понимаете, о чём я?
- Думаю, понимаю, - кивнул в ответ Фэйл.
- Разные, конечно, бывают на свете совпадения. Но я никогда не поверю, что все мальчишки старших классов в нашей школе случайно оказались гомосексуальны! И все, как один, влюбились в одного мужчину! И заметьте, что никакой склонности к однополой любви эти ученики не проявляли до появления в нашей школе профессора Сэланса. Не думаю, что происходящее можно объяснить только действием его личных достоинств, каковы бы они ни были.
- Одним словом, вы подозреваете, что ваш новый учитель – демон?
- Да.
- Это может оказаться также человек, использующий чёрную магию, что гораздо вероятнее.
- Не думаю. И поясню почему. Странное его отношение с учениками заметил, разумеется, не только я. Так вот, неделю назад Агин Фиджэн, преподаватель истории, случайно увидел в коридоре, как Сэлансу несколько учеников целовали руки. Поражённый, он немедленно кинулся высказывать претензии профессору. Поскольку у меня уже возникли подозрения, что мы имеем дело не с человеком, я пытался остановить Фиджэна, но возмущение его было столь велико, что мне это не удалось. Их разговор проходил на моих глазах, хотя из предосторожности я стоял далеко и содержания не слышал. Разговор занял не больше минуты. После этого Сэланс направился по коридору к своему кабинету, а Фиджэн пошёл за ним с сияющими глазами. Я остановил Агина и попросил рассказать о результатах их беседы. После чего битых десять минут выслушивал, какой чудесный человек профессор Сэланс, как он умён, как он прекрасен и прочее. И с тех пор бедный Фиджэн вечно таскается за Сэлансом, пожирая его влюблённым взглядом.
- Разговор занял всего минуту?
- Не больше. Вряд ли такое под силу человеку: для любого магического ритуала нужно время и определённые условия. Только демоны, что называется, носят магию с собой.
- Вы совершенно правы, господин директор. Видимо, вам действительно пришлось столкнуться с демоном. Полагаю, нужно выехать сегодня же.
- Фэйл, я думаю, ты понимаешь, - вмешался в разговор Верховный, - что твоя задача не только в том, чтобы уничтожить демона. Нужно понять суть и цель его действий. И ликвидировать все их последствия.
- Разумеется, господин Верховный Предводитель.
Из кабинета Фэйлрош вышел вместе с директором. Он был очень благодарен Верховному: при директоре тот ни словом не обмолвился о том, что это дело является для Фэйла первым самостоятельным заданием.
Первое задание! Как долго он его ждал! До сих пор он работал только на подхвате у более опытных сотрудников Ордена, а ведь уже четыре месяца прошло с Посвящения. И вот наконец-то!
Фэйлрош закончил академию при Ордене Белого Крыла. И как только достиг своего двадцатилетия, был по всем правилам посвящён в служители. Академия – единственное учебное заведение для таких, как он. Фэйлрош – полуангел. Его мать была человеком, а отец – ангелом. Мальчик никогда не видел своих родителей: у матери его сразу забрали служители Ордена, а отец вернулся в Мир Ангелов и больше его не покидал.
Полуангелам доставалось от своих пресветлых родителей очень многое. У них, правда, не было крыльев. И они не могли без посторонней помощи перемещаться между мирами: Средний Мир – единственное их обиталище, а Мир Ангелов был для них закрыт, равно как и Мир Демонов. Но полуангелы обладали сильными магическими способностями, а также вечным желанием творить добро и бороться со злом. Для этого они объединились в Орден Белого Крыла. До двадцати лет дети-полуангелы воспитывались и обучались в академии, а в двадцать проходили Посвящение и приступали к работе. В основном им приходилось бороться с чёрной магией, творимой как демонами, постоянно проникающими в Средний Мир, так и людьми.
Фэйлрош планировал за время переезда в Тэсон хорошенько обдумать свои дальнейшие действия. Но оказалось, что думать особенно не над чем. Всё было ясно: сначала необходимо убедиться, что новый учитель – демон. Затем проследить за ним, чтобы узнать, какова его цель. Составить полный список его жертв. Уничтожить демона. Исправить всё, что он натворил. И дело в шляпе! Это совсем несложное задание. Может быть, именно поэтому Верховный Предводитель и решился доверить это неопытному сотруднику. Настроение у полуангела было лучезарное. Въезжая в Тэсон, он заранее чувствовал себя победителем.
Школа директора Гулвинга располагалась в солидном старом особняке. Его стрельчатые окна и увитые плющом балконы напомнили Фэйлу академию, и он сразу почувствовал себя дома. Они сидели в уютном кабинете директора. Этот кабинет был далеко не так велик и роскошен, как кабинет Верховного Предводителя полуангелов. Но обстановка здесь была настолько домашней и успокаивающей, что Фэйлрош чуть не замурлыкал, опустившись в мягкое кресло у камина. Директор, казалось, заметил это и улыбнулся:
- Я вижу, вы чувствуете себя здесь уютно?
- О да, вполне.
- Замечательно. Сейчас подадут чай. И я буду вам благодарен, если во время чаепития вы посветите меня в свои планы. Что вам потребуется на первое время? Чем я могу быть полезен?
- Для этого нам не нужно дожидаться чая. Мне понадобится комната, но не в школе, а в гостинице неподалёку. Здесь никто не должен знать о моём приезде. На территории школы всюду за пределами вашего кабинета я буду обращаться в тень. Никто не сможет меня увидеть, даже вы. Поэтому нам с вами следует заранее обговорить способ связи на случай, если я срочно вам понадоблюсь. У меня есть несколько идей на этот счёт, после мы с вами выберем наиболее удобный вариант. Во-вторых, мне понадобится обычная спиртовая горелка, которая наверняка найдется у вас в кабинете химии. Она нужна, чтобы разогреть отвар сарацинского хвоща.
- Вы собираетесь использовать этот отвар? – грустно спросил директор.
- Да. Что вас огорчает?
- Ничего. Просто заранее сочувствую.
- Вам уже приходилось видеть его действие?
- Да, однажды довелось. Мне говорили, он жжёт глаза, словно кислота, и боль почти нестерпима.
- Ну, это несколько преувеличенно. Хотя штука не из приятных, тут вы правы. Но мы, полуангелы, крепкие ребята. И потом, это самый простой способ распознать демона.
- Кстати, о демонах, - вдруг сказал директор, подойдя к окну. – Хотите взглянуть на своего подопечного? В данный момент он как раз прогуливается по школьному двору под нашими окнами.
Фэйлрош подошёл к окну. Взглянув в указанном директором направлении, он увидел группу учеников, окруживших высокую статную фигуру преподавателя. Фэйл замер. Пресловутый профессор Гай Сэланс действительно оказался красив. Очень красив. Это был мужчина огромного роста и могучего телосложения. Его чёрные как смоль волосы падали на мускулистую шею, и Фэйлу стало интересно, где профессор умудрился найти костюм, который бы налез на его исполинские плечи. С царственным видом он стоял посреди двора, а окружившие учителя мальчишки не спускали с него влюблённых глаз.
Позже, запершись в снятой для него комнате гостиницы и разогревая на спиртовке отвар сарацинского хвоща, Фэйлрош невольно вспоминал эту сцену. "Вот это красавец! Может, они все действительно просто в него влюбились?" – усмехнулся он про себя. Впрочем, скоро ему предстояло это выяснить. Когда отвар разогрелся до нужной температуры, Фэйл зачерпнул его горстью, вздохнул и смело плеснул себе в лицо. Кошмар начался.
Только через час полуангел смог приоткрыть глаза. Жалкие лучики света, пробивающиеся через задёрнутые шторы, показались ему ослепительными. По опыту он знал, что выйти на свет сможет не раньше, чем через два часа. Но сейчас Фэйл мог хотя бы встать с постели и приготовить себе компресс, облегчающий боль. Из дорожного мешка он достал широкополую шляпу, какую все полуангелы возят с собой для подобных случаев. После захода солнца Фэйлрош вышел на улицу и, надвинув шляпу пониже на глаза, быстро пошёл к зданию школы.
Обернувшись тенью, он скользил по школьным коридорам. Благодаря действию едкого отвара его глаза на тридцать шесть часов приобрели способность видеть демонов. Видеть в их истинном обличие. К тому же, любое присутствие чёрной магии теперь тоже не осталось бы им незамеченным. Фэйл бесшумно прошёл сквозь дверь аудитории, где рассчитывал застать профессора Сэланса. Но комната оказалась пустой. Пришлось разыскивать дальше. Попутно полуангел заметил на полках шкафа несколько книг, источающих флюиды чёрной магии. Он хорошенько запомнил их корешки, чтобы заняться ими позже.
Профессора Сэланса Фэйлрош нашёл в библиотеке. Тот сидел, развалившись в кресле и разложив на коленях какую-то старинную карту. Его красивое лицо превратилось в уродливую морду, кожа приобрела бронзовый оттенок и стала бугристой, а лобастую голову украшали небольшие отливающие бронзой рога. Фэйла передернуло. Вот и отпали все сомнения. Перед ним сидел настоящий живой демон!
Фэйлрош очень надеялся, что сможет вскоре привыкнуть к постоянному присутствию такого страшилища – ведь ему предстояло теперь неотлучно следить за демоном, чтобы понять его цели. Полуангел предполагал, что речь идёт о банальном развращении. Но чтобы утверждать это, нужно было сначала убедиться, получить доказательства. Вопрос лишь в том, как скоро это удастся сделать.
Тем же вечером Фэйл стал свидетелем странной сцены, произошедшей в аудитории, где преподавал Сэланс. Лжепрофессор, как всегда окружённый мальчиками, притянул к себе одного из них и усадил на колени.
- Герберт, - обратился демон к пареньку, нежно щупая при этом его тело, - скажи, ты делал упражнения?
- Да, Хозяин, - ответил мальчик, преданно глядя учителю в лицо.
- У тебя хорошо получается?
- Хорошо.
- Ну, что ж, сегодня ночью посмотрим, насколько ты готов.
- А я? – из толпы выступил светловолосый парень. – Хозяин, я тоже делал все упражнения. И у меня тоже всё получается.
- А, Cэлл, это ты! Иди ко мне, - демон положил свою огромную ручищу на попку подошедшего паренька и начал её мять. – Получается, говоришь? Ладно, попробую и тебя. Приходи в полночь. Ещё пусть придут Мони, Блэйн и Чарли. Кстати, а кто здесь ещё ни разу не ходил с нами?
- Мы не ходили! – подняли руки два невысоких паренька, стоящие ближе к окну.
- Отлично. Приходите сегодня в полночь в школьный театр, - улыбнулся им демон, и, обернувшись к другим мальчикам, добавил: - Остальные в другой раз.
Ребята, которых не пригласили, были явно расстроены. Но продолжали смотреть с обожанием на своего любимого профессора.
Что ж, теперь Фэйлрош знал место и время. И не намерен был пропустить представление.
***
Идя в полночь на место условленной встречи, полуангел в общих чертах представлял себе, что именно он увидит. Тем не менее, зрелище его потрясло. Ещё долго потом ему вспоминался красноватый свет софитов и мерные движения тел на алом покрывале. Демону трудно было отказать в артистизме и изобретательности: сцена школьного театра отлично подошла, как это ни странно, для подобного "представления". Когда Фэйлрош бесшумно прошёл сквозь двери театрального зала, все герои "пьесы" уже были на сцене.
В центре на возвышении сидел голый демон. Его обнажённое тело отливало бронзой. Он широко раздвинул ноги, меж которых красовался огромный член. Фэйлу не доводилось ещё видеть такого размера! Заворожённый, он подошёл ближе. Ровный, толстый, обвитый вздувшимися венами член демона венчала тёмно-красная головка величиной с кулак. С двух сторон от демона сидели два мальчика, которые, наклонившись, жадно облизывали его исполинский фаллос. Сосать они его не могли, ведь ни одному из них даже головка этого хуя не поместилась бы в рот. Поэтому они просто лизали его, гладили руками, целовали. Впереди на полу между ног демона сидел третий мальчик, ласкающий подобным же образом его огромные волосатые яйца. Сам "профессор", запрокинув рогатую голову, слегка рычал от удовольствия. Мальчики, казалось, сами наслаждались не меньше. Они с такой любовью ласкали этот громадный хуй, что даже стонали от счастья, особенно когда вставшими члениками тёрлись о волосатые бедра демона. Один из мальчиков вдруг с криком кончил на бедро своего "хозяина". Он ещё не успел вытереть сперму краем алого покрывала, как его место уже готов был занять другой парень, доселе ожидавшийся своей очереди. Так они, сменяя друг друга, долго доставляли удовольствие и своему учителю, и себе. Наконец, демон издал счастливый рык и выплеснул сперму, которую тут же с жадностью стали слизывать окружавшие его ученики. Когда фонтан иссяк, член демона продолжал также призывно стоять, даже не думая опускаться.
- Cэлл, - обратился "профессор" к одному из мальчиков, - ты говорил, что сделал все упражнения.
- Да, хозяин!
- Мони, проверь, насколько он готов.
- Хорошо, - ответил смазливый парень, сидящий рядом с ним. Он встал и подошёл к Сэллу. Тот опустился на четвереньки и протянул ему маленькую бутыль с каким-то маслом. Мони опустился на колени сзади него и стал смазывать этим маслом задний проход товарища. Затем стал его растягивать пальцами. Наблюдавший за этими действиями Фэйлрош был уверен, что парни просто займутся сексом. Но он ошибся. Мони вдруг надавил пальцами сильнее и… стал пропихивать свою руку парню в зад! Тот слегка кряхтел, краснея от натуги, но не сопротивлялся. В конце концов кулак Мони беспрепятственно проник в анальное отверстие Сэлла.
- Он готов, Хозяин.
- Хорошо. Ты молодец, Cэлл, - похвалил его демон. – Теперь иди ко мне.
Мальчик повиновался и, подойдя к "профессору", опустился перед ним на четвереньки, подставляя свой разработанный зад. Демон приблизился, опустился на колени и начал медленно вводить в парня свой член, что удалось ему без особых трудов. Остальные смотрели на происходящее с интересом и завистью. А лицо Сэлла выражало крайнюю степень блаженства, когда учитель начал его ебать, двигаясь внутри всё быстрее. Словно бы он ни о чём в жизни так не мечтал, как о том, чтобы быть выебанным таким огромным хуем. Мальчишка успел бурно кончить, прежде чем демон достиг оргазма, и обессилено рухнул на покрывало, едва тот, слив пацану в зад, вынул свой прибор. Удовлетворённый Cэлл лежал на животе, раздвинув ноги, и из его огромной дырки на покрывало вытекала сперма. А окружившие его парни теребили свои возбужденные концы.
- Блэйн, - обратился демон к одному из них, - выеби Сэлла в рот. Так он быстрее придёт в себя.
Мальчик послушно подошёл к товарищу спереди и, нежно потрепав его по щеке, попросил открыть рот. Потом всунул туда член и стал ебать. Cэлл сам ничего не делал, просто лежал, чуть приподнявшись, и подставлял рот Блэйну. А тот, схватив приятеля за уши, активно вгонял в него свой член уверенными толчками. И через несколько минут, вынув хуй, спустил ему на лицо. Теперь Cэлл был в сперме с двух сторон.
- Ну, как, малыш? Тебе понравилось? – присевший рядом с ним демон потрепал его по загривку.
- Да, - страстно выдохнул тот, - очень.
- Теперь полежи немножко, отдохни. Кто следующий?
Вперед выступил мальчик по имени Герберт:
- Я тоже готов, Хозяин.
- Мони, проверь.
Процедура, проведённая до этого с Сэллом, повторилась, но с иным результатом. Как Мони не старался, ему не удалось всунуть свой кулак пареньку в зад. Он пытался растягивать Герберта снова и снова. Но при очередной попытке засунуть в него руку тот вдруг вскрикнул:
- Ай!
Мони махнул рукой.
- Нет, Хозяин, он ещё не готов.
- Как жаль, Герберт. Тебе нужно чаще делать упражнения с тем предметом, который я тебе дал. Ну, не расстраивайся. Не плачь. Мы придумаем что-нибудь другое. Хочешь, все ребята по очереди выебут тебя в попку, а ты тем временем будешь лизать мне член. Хочешь?
- Да, - с восторгом отозвался Герберт. И его тут же обступили возбужденные товарищи.
Ещё добрых два часа Фэйлрош наблюдал, как мальчики сношали друг друга в разных комбинациях, подсказанных демоном. Самому "профессору" из оставшихся парнишек удалось выебать только Мони. Но зато его он взял даже два раза. Парень хорошо удовлетворил своего Хозяина, за что был награжден правом лично вскрыть девственные попки двух своих одноклассников, пришедших сюда впервые. Мони самозабвенно драл их задницы по очереди, а они тем временем облизывали соски демону, сидящему перед ними, и руками гладили его член.
Только часа в три ночи "профессор", наконец, отпустил мальчиков к себе, нежно поцеловав каждого на прощание. Когда за последним учеником закрылась дверь, демон вздохнул, устало расправил чёрные крылья, словно бы собирался взлететь, но вместо этого просто растаял, оставив в воздухе лёгкое облачко чёрного дыма.
***
Оставшись один, полуангел скинул с себя покров невидимости, потому что даже на простую магию у него не осталось сил. Фэйл взглянул на свои брюки: впереди расползалось огромное мокрое пятно. Сколько же раз он испытал оргазм, наблюдая за происходящим? Фэйлрош сел на пол и закрыл руками лицо. "Боже мой, как стыдно! Ну за что мне это? Почему это задание досталось именно мне? - думал Фэйл. - Ведь могли бы послать любого. Почему именно меня? Это что, дурацкая случайность? Или судьба?". И неожиданно для самого себя он расплакался.
Дело в том, что у Фэйлроша была одна тайна. То, что он не рассказал бы даже самым близким друзьям. То, чего он стыдился, но от чего не мог отказаться. И это даже не сексуальная ориентация. Да, Фэйл был гомосексуалистом, но это-то как раз его ничуть не смущало. Среди полуангелов немало любителей однополой любви. Ведь ангелы по своей природе бисексуальны, и многие их дети наследуют эту черту. А со своим полом как-то проще находить взаимопонимание. Правда, Фэйл любил быть только в пассивной роли, любил ощущать чей-то член внутри себя, но и это было бы ещё полбеды. Если б не зашло так далеко. Но всё по порядку.
Фэйл из-за своей природной стеснительности довольно поздно начал половую жизнь. Ему было шестнадцать, когда это произошло в первый раз. Но понравилось сразу и навсегда. И не так, как обычным людям, которым достаточно пары раз в неделю. Он думал о сексе почти постоянно. Жаль, что со своим первым любовником ему удалось провести совсем немного времени. Фэйл тогда проходил практику на "летающем пузыре" - так полуангелы называли свои служебные дирижабли, на которых они совершали облёт территории. Для быстрых перемещений они не годились. А вот для спокойного наблюдения за обстановкой – вполне. Это были огромные воздушные суда с массой служебных помещений и кают. Их воздушные плавания длились по нескольку месяцев без приземлений. Фэйлроша тогда назначили помощником техника в воздушном отсеке на дирижабле "Ангел-3" – он и его новый начальник отвечали за воздухоснабжение всех частей судна. В своём отсеке они были только вдвоём. К ним почти никогда никто не заходил. Они проводили там целый день, а работа была не слишком-то увлекательной. Но очень скоро они нашли себе подходящее занятие.
Когда начальник впервые пристал к Фэйлу, тот даже для порядка немного посопротивлялся. Но быстро и охотно сдал свои бастионы. Через неделю они уже сношались как кролики, тратя на это времени больше, чем на работу. Первые пару недель Фэйл бывал и в активной, и в пассивной роли. Но скоро понял, что от второй получает больше удовольствия. Когда он сообщил об этом своему партнёру, тот совершенно не огорчился, даже напротив. И всю оставшуюся часть полёта, продлившегося три с половиной месяца, их роли были неизменны.
Сойдя с "пузыря" на землю, Фэйл решил просто перелистнуть страницу: он был уверен, что больше никогда не увидится со своим воздушным любовником, и жизнь его потечёт по-прежнему. Но очень скоро понял, что жгучее желание анального секса, разбуженное в нём, не так-то просто игнорировать. Спустя недолгое время у него появился любовник – его соученик, с которым они после занятий перепихивались в разных укромных уголках Академии. Только вот Фэйлу одного раза в день было мало. Заводить новых любовников юноша не хотел. И тогда он стал удовлетворять свои немалые аппетиты самым простым и классическим способом – мастурбацией. Из ветки кейзонской лианы, гибкой, словно резиновый шланг, он самостоятельно вырезал себе незатейливый фаллоимитатор. Каждую ночь парень запирал дверь своей комнаты и доставлял себе удовольствие столько, сколько хотел. Где-то через полгода ему захотелось что-нибудь изменить в простенькой конструкции «экспериментальной модели». Использовав тоненькие ветки той же кейзонской лианы, юноша обмотал ими искусственный фаллос, получив имитатор большего размера и с бугристой поверхностью. Результат ему понравился. Так и пошло. Всё новые и новые ветви лианы оплетали его игрушку. И этот процесс продолжался до тех пор, пока фаллос не достиг примерно трех дюймов в диаметре. Только в таком виде он позволял своему хозяину достигнуть наибольшего удовольствия.
Скоро Фэйлрош заметил, что секс с любовником кажется ему скучным: анальное отверстие теперь было слишком разработанным для скромных габаритов его партнёра. Тот, чувствуя охлаждение, переметнулся к другому, и Фэйл без сожаления отпустил его. Новых связей полуангел не искал – какой смысл? Так у него остался только его чудный фаллоимитатор. Чего он с ним только не делал! Двигал им внутри, меняя скорость и угол проникновения, вращал, заталкивал совсем глубоко или, напротив, вставлял всего на несколько сантиметров и снова вынимал. Иногда он привязывал его к кровати торчком, а сам садился на него сверху. Или крепил его к стене на длинный штырь и насаживался на него, стоя на четвереньках. Удовольствие было потрясающим! И тем сложнее становилось от него отказаться. А отказаться было необходимо. Фэйл очень стыдился этой своей слабости. Она казалась ему чистым извращением. Сколько ночей он клялся себе, что это в последний раз! Сколько давал себе слов уничтожить ненавистный фаллоимитатор! Несколько раз даже доводил дело до конца. Но через пару дней сплетал из гибких ветвей лианы новый.
Больше всего Фэйлрош боялся, что об этом кто-то узнает. Парень всегда тщательно прятал искусственный фаллос – он, наверное, умер бы со стыда, если бы тот попался кому-то на глаза. Чем дальше, тем больше Фэйл понимал, в какую ловушку загнал сам себя. Любовь, счастливый брак и тому подобное – для него теперь всё это медленно, но верно превращалось в недостижимый миф. Его же просто никто не сможет удовлетворить! А без секса совместную жизнь с кем-либо он себе не представлял. С завистью смотрел Фэйлрош на своих сверстников: почти все уже с кем-то встречались – кто с парнями, кто с девушками. А с его извращённой склонностью имело смысл разве что коня на свидание приглашать! Юноша чувствовал себя ущербным и несчастным. Снова и снова он делал попытки остановиться. Но заканчивалось это лишь очередным срывом и слезами в подушку.
И вот теперь здесь, на сцене школьного театра далёкого города Тэсона, он вдруг увидел почти точную копию своего фаллоимитатора, и где? – между ног демона!
***
На следующий день Фэйл проснулся очень поздно – солнце было уже в зените. Полуангел потянулся и ругнул себя за такую сонливость, ведь он должен быть не в гостинице, а в школе. Теперь нужно наблюдать за профессором-демоном очень внимательно, чтобы не пропустить нужный момент. Душевное самообладание уже вернулось к Фэйлрошу настолько, чтобы он вспомнил о главном: он должен убить демона.
Да, убить! Выяснять его цели больше не требовалось – они были очевидны. Масштабы причиненного им ущерба тоже были более или менее ясны, а уточнением можно заняться уже после ликвидации. Значит, пора. Только вот сделать это совсем непросто. У демонов очень сильная защита. Ангелы могут сражаться с ними на равных, а вот полуангелы не в состоянии причинить им вреда. Но есть моменты, когда их защита на некоторое время ослабевает, если только они специально не позаботятся об её усилении. Это те моменты, когда демоны используют свои магические способности. Вот тогда у полуангелов есть шанс. Они невидимы, их нападения внезапны, а стало быть, демон не будет волноваться об усилении своей защиты. И если дождаться нужного момента, точно посланное заклинание уничтожит рогатого монстра без следа! Но чтобы поймать этот момент, нужно быть рядом с демоном почти постоянно. А от тут валяется на мягкой постели! Фэйлрош поднялся, почувствовав лёгкое головокружение. "Ничего, - подумал он, - справлюсь". И поспешил в школу.
Следующая неделя стала для Фэйла каким-то кошмаром! Все дни полуангел был рядом с пресловутым Гаем Сэлансом почти постоянно. Он слушал его лекции, присутствовал при всех его разговорах, смотрел, как он ест, наблюдал за ночными оргиями, даже спал в его комнате. И ничего! Демон не использовал магию! Это же бред какой-то! Лжепрофессор излучал мощное демоническое обаяние, заставляющее людей тянуться к нему. Но это не магия, это просто его естественное биополе! Возможно, чтобы заставить мальчишек в себя влюбиться, он ранее и пользовался заклинаниями. Но сейчас он, видимо, выполнил план по количеству совращённых и просто пожинал плоды прежних трудов. Фэйлрош был в замешательстве: демон словно чувствовал грозящую опасность, потому что перестал практиковать даже своё эффектное исчезновение после оргий в облаке чёрного дыма - он просто шёл к себе в комнату на своих двоих, как обычных человек. Полуангел был в отчаянии. И увы – для отчаянья это была не единственная причина.
Дело в том, что он заметил, что демоническое обаяние, излучаемое Сэлансом, пробивает его защиту. У всех полуангелов есть магическая защита от влияния демонов, иначе они не смогут работать, влюбляясь напропалую в своих потенциальных жертв. И у Фэйлроша, разумеется, она была тоже. Но толи он слишком много времени провёл рядом с демоном, толи по каким-то другим причинам, но факт был налицо – защита отказала. Бедный полуангел с каждым днём всё больше влюблялся в монстра, которого должен убить! Он влюблялся в чудовище, которое уже казалось ему человеком, ведь действие сарацинского хвоща давно закончилось.
Труднее всего ему приходилось ночами. Почти каждую полночь в старом добром помещении школьного театра происходила новая оргия. Снова и снова демон позволял мальчикам ласкать свой огромный член всеми доступными им способами. А измученный полуангел сидел рядом под покровом невидимости, и не в силах был оторвать глаз от богатырского достоинства демона. Как же ему хотелось хоть раз дотронуться до этого великолепного члена! А за возможность хоть раз насадиться на него он готов был отдать полжизни! Но долг прежде всего, и Фэйл сдерживался и лишь наблюдал, дрожа от возбуждения и пачкая спермой брюки.
И вот однажды ему удалось застать демона за использованием магии. Только обстоятельства, при которых это произошло, стали для него полнейшей неожиданностью.
***
Рано утром в дверь комнаты профессора Сэланса постучали.
- Кто там? – сонно спросил он, приподнимаясь на постели. А в углу комнаты встрепенулся спящий здесь же невидимый полуангел.
- Профессор, это я, Мони. Простите, что так рано.
Демон поднялся и, накинув халат, впустил ученика.
- Что-то случилось?
- Профессор, я сегодня переезжаю домой. Я больше не буду здесь учиться. И хотел попрощаться с вами, - со слезами мальчишка кинулся учителю на шею. - Я люблю вас! Не знаю, как я буду без вас жить…
- А почему ты уходишь из школы? – спросил демон, ласково прижимая к себе красивого паренька.
- Меня отец забирает. Он говорит, что с мамой плохо. С ней какая-то беда. У неё припадки, она может умереть. И никто не знает, что случилось. Она была здорова, и вдруг… Соседи говорят, что в неё вселился демон.
Полуангел наблюдал, как изменился в лице "профессор" после этих слов. С минуту он мрачно молчал, всё ещё обнимая плачущего мальчика. А потом вдруг поднялся и стал быстро одеваться.
- Мони, ты должен отвести меня к своей маме. Она здесь, в городе?
- Да, - удивлённо ответил тот.
- Идём.
Полуангел бесшумно следовал за двумя путниками по извилистым улочкам Тэсона, в которых они плутали не меньше получаса, прежде чем достигли дома, где жила семья Мони. Дверь им открыл отец мальчика.
- Сударь, мне необходимо осмотреть вашу больную супругу, - обратился к нему демон деловым тоном.
- Вы врач?
- Нет, не врач. Однако я кое-что смыслю в медицине определённого рода. Мне можно доверять. Ваш сын давно знает меня, он подтвердит.
Их вели по тёмному коридору, пока они не оказались в просторной комнате с плотно задёрнутыми шторами. У дальней стены стояла металлическая кровать. На ней лежала женщина, чьи руки и ноги были крепко привязаны к спинкам кровати, а рот прикрывала тугая повязка. Женщина металась на кровати, словно билась в судорогах. Фэйл подошёл ближе. Её движения были такими хаотичными и неестественно резкими, что создавалось странное впечатление, словно бы что-то прыгало и дёргалось внутри её тела. Полуангел с ужасом отшатнулся – как с таким бороться, он не знал.
- Мони, тебе этого лучше не видеть, - обернулся Сэланс к мальчику. – Подожди пока в коридоре, - и тот покорно вышел.
Профессор положил обе руки на живот дёргающейся женщины. Её судорожные движения от этого, казалось, слегка ослабели. Так он простоял минуту-другую. Затем выпрямился и повернулся к хозяину дома.
- Мне понадобятся восковые свечи, две тонкие стальные иглы, свиная кровь и две ленты – белая и чёрная.
- Что вы собираетесь делать? – спросил отец Мони.
- Изгонять демона, - грустно усмехнувшись, ответил Сэланс.
Через полчаса все требуемые предметы были собраны на столике у кровати. Бедная женщина дергалась ещё сильнее, чем прежде.
- Прошу всех выйти, - коротко бросил профессор, сняв пиджак и закатывая рукава своей рубахи.
Фэйлрош решил, что к невидимым этот приказ не относится, и остался. Хотя в какой-то момент ему самому захотелось выйти. И не потому, что его пугал предстоящий ритуал. А потому что он терзался и не знал, как поступить. Было очевидно, что в ходе ритуала демон обязательно будет использовать магию. Но можно ли убивать того, кто пытается спасти человеческую жизнь? Если демон будет убит сейчас, женщина, лежащая на кровати, наверняка умрёт, и Фэйл ничем не сможет ей помочь. А значит, он сам станет убийцей! Но с другой стороны, иного случая разделаться с демоном может и не представиться. Что же делать? Полуангел молча наблюдал за тем, как демон разрезает на женщине рубашку, как он, бормоча заклинания, чертит свиной кровью какие-то ритуальные символы на животе пациентки, как каплями воска помечает одному ему известные точки на её теле. Потом Сэланс проткнул стальными иглами уши женщины, отчего Фэйла аж передёрнуло. Ленты двух цветов он повязал на её запястьях. Потом сел возле кровати и стал громче читать заклинания. Причудливая вязь демонического языка, казалось, сгустила воздух в комнате. Сэланс читал всё громче. Женщина начала биться так сильно, что Фэйлрош стал сомневаться, способен ли живой человек выдержать такое. Язычки пламени у свечей в изголовье женщины заискрились и стали зелёным. А демон читал заклинания всё громче и громче. И вот, когда его голос почти перешёл в крик, он вновь положил обе руки на живот несчастной женщины. Вдруг его шарахнуло словно какой-то ударной волной. Он отлетел на три метра и ударился в стену... А с кровати, где лежала женщина, вдруг поднялось бородавчатое рогатое чудовище!
Фэйлрош смотрел во все глаза, и с удивлением обнаружил, что тело женщины осталось лежать на кровати. Она больше не билась.
Изгнанный синекожий демон, покачиваясь, сделал шаг вперёд.
- А, Валтар, это ты, оказывается, - устало проговорил Сэланс. Он скинул с себя человеческое обличье и в образе демона тоже шагнул навстречу.
- Гай? Так это ты меня изгнал? Какого дьявола! Я ведь уже почти закончил! – его синяя физиономия исказилась таким гневом, что Фэйл невольно поёжился.
- Не ори! Ты помешал мне, и Право на моей стороне.
- Что это значит?
- Я работаю над сыном этой женщины. Он самый способный мой ученик. И вот, когда работа близка к завершению, его вдруг забирают из школы, делая моё влияние невозможным. И всё из-за того, что ты тут развлекаешься с его матерью. Я прибыл в Средний Мир на месяц раньше тебя. Моя работа начата раньше, и я могу остановить любого, кто будет ей мешать. Так гласит тридцать седьмая часть Права демонов.
- Но я уже почти закончил! – вновь заорал синемордый. – У меня не хватит сил на новую жертву!
- Это не мои проблемы.
- Гай, я не смогу сдать отчёт! Меня же больше не пустят в Средний Мир!
- Довольствуйся нашим.
- Ты-то сам не больно довольствуешься! Торчишь тут всё время, и ни хрена не делаешь, а потом ищешь лазейки в Праве, чтобы выбить новое разрешение!
- Это работает.
- Ты просто слюнтяй, а не демон! Ты уже лет сто никого не убивал! И дружишь с этим старым плешивым Гасаром, а он ненормальный, об этом все знают!
- Знаешь, Валтар, кое в чём я всё же могу оказать тебе помощь, - холодно проговорил Сэланс, подходя к озверевшему демону вплотную. – Могу помочь скорее покинуть этот мир, а именно – дать тебе на дорожку хорошего пинка!
- Что ж, Гай, это я тебе это припомню, обещаю! Ты можешь торчать в своём Среднем Мире сколько хочешь. Но рано или поздно ты вернёшься. И когда это произойдёт, я буду тебя ждать! Клянусь!
С этими словами он злобно зарычал в лицо своему обидчику и с шипением и дымом вдруг провалился вниз прямо сквозь пол.
Гай Сэланс вновь принял человеческий облик и подошёл к женщине. Она лежала на кровати без сознания. Осторожно он прикрыл простынёй её обнаженное тело. Затем наклонился и аккуратно вытащил стальную иглу из её уха. Женщина пошевелилась и судорожно вздохнула. Когда демон удалил вторую иглу, она открыла глаза.
- Где я? – её голос был слабым и дрожащим.
- Вы у себя дома. Не волнуйтесь, всё будет хорошо.
- Что произошло?
- Вы были больны. Но сейчас кризис миновал, и вы скоро поправитесь.
- А вы врач?
- Вроде этого. Разрешите мне позвать ваших родных?
Через минуту вся комната наполнилась людьми. Какие-то родственники, слуги, соседи – все крутились вокруг ошарашенной женщины и её спасителя. Мони рыдал, уткнувшись в колени матери. А лжепрофессору трясли руки, обнимали, осыпали благодарностями. Смущённый, он поспешил проститься с хозяевами и повернулся к двери. И Фэйлрош готов был поклясться, что видел в этот момент на его глазах слёзы.
Этой ночью оргии не было – видимо, демон потерял слишком много сил во время ритуала. Фэйл сидел в кресле рядом с кроватью в комнате Сэланса. Сам "профессор" безмятежно спал, разметав чёрные волосы по подушке. А полуангел нервно потирал руки, вглядывался в его красивое лицо и шептал:
- Да что же ты за демон-то такой?
***
Через два дня Фэйл на рассвете вдруг услышал внутренний зов директора Гулвинга. В такую рань? Значить, его помощь понадобилась срочно. Бесшумно покинув комнату спящего Сэланса, юноша направился в кабинет, где застал чем-то очень огорчённого директора.
- Господин Фэйлрош, как я рад! – воскликнул тот, едва Фэйл успел снять покров невидимости. - Идёмте, пожалуйста, со мной, я должен вам кое-что показать. У нас происходят странные вещи. И не только у нас, а во всём городе! Впрочем, вы должны сами посмотреть. Идёмте!
Директор Гулвинг привёл Фэйла на школьную конюшню. То, что полуангел увидел там, повергло его в шок. Сначала ему просто показалось, что конюшня пуста. Но увы, это было не так.
- Смотрите, - сказал директор и открыл один из денников.
На полу на тонком слое соломы лежал Карат, гнедой жеребец, на котором Фэйл прискакал в город.
- Карат! – полуангел кинулся к несчастному коню. Он опустился на колени и погладил шелковистую гриву, которую так любил расчёсывать. Большие шоколадного цвета глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, приоткрылись.
- Он не умер!
- Нет. Они все живы, но обездвижены.
- Что значит "они все"?
- А вы взгляните.
Директор открывал всё новые и новые денники, и картина везде была одна и та же. Лошади – живые, но обездвиженные – лежали на полу. Пройдя всю конюшню насквозь, они вышли в манеж. С десяток лошадей лежали прямо на песке площадки то там, то здесь.
- И так по всему городу! – сказал директор. – Везде, где есть лошади, такая картина.
- Только лошади? – спросил Фэйл.
- Да.
- Когда это произошло?
- В течение вчерашнего дня.
- Они падали в разное время?
- Нет, не то. Они просто слабели постепенно. Словно у них медленно высасывали жизнь.
Фэйлрош нахмурился.
- Вы думаете, что это наш демон? – спросил он директора.
- Вам виднее…
- Это не он. Я был с ним в течение вчерашнего дня всё время. Только и жду, чтобы он начал использовать магию. И готов поручиться: он этого не делал.
- Значит, это какой-то другой демон?
- Или человек. Такое вполне по зубам чёрной магии.
- Господин Фэйлрош, вы сможете помочь?
- Пока не знаю, - ещё больше нахмурился Фэйл. – Кто бы это ни был, он явно действует на удалении. Если это маг-чернокнижник, обезвредить его было бы не так сложно, но вот найти… Ангелы могут видеть связующую нить между жертвой чёрной магии и её источником. Но полуангелы на это не способны.
- Мы сможем призвать ангела, но он явится лишь через пару дней. До этого срока лошади почти наверняка умрут. Вы – наша единственная надежда!
- Дайте мне подумать.
- Конечно. Я оставляю вас. В любом случае, вы лучше меня знаете, что делать.
И директор Гулвинг поспешно удалился.
Фэйл вернулся в денник к Карату, сел на пол рядом и погладил лоснящуюся шею жеребца. Что же делать? Что делать?! Как найти этого демона или чернокнижника, если нет даже зацепок! Нейтрализовать магию, не зная, какое заклинание использовано, тоже невозможно. Что же делать? Он смотрел на любимого коня, вспоминая, как тот забавно фыркал, собирая мягкими губами сахар с его ладони.
Решение пришло внезапно, и Фэйл резко вскочил на ноги. Не только ангелы способны видеть связующую нить между магом и его жертвой! Ещё это могут демоны! Быстрыми шагами Фэйлрош направился к школьному крылу. Возможно, он собирается совершить большую ошибку. Возможно, это будет стоить ему жизни. Возможно. Но он должен попытаться!
Когда Фэйл поднялся в спальню профессора Сэланса, тот всё ещё сладко спал. Полуангел скинул покров невидимости, сел на край постели и мягко тронул демона за плечо. Тот открыл глаза и, едва взглянув на того, кто прервал его сон, резко сел на кровати.
- Что за чёрт! – воскликнул он, внимательно оглядывая неожиданного гостя. – Если я не ошибаюсь, ты полуангел?
- Да.
- Что-то быстро, - хмыкнул демон, - я ждал тебя не раньше следующей недели.
- Ты ждал меня?!
- Ну, не именно тебя. Просто кого-нибудь из Ордена.
Сэланс потянулся, и лёгкое одеяло сползло в сторону. Полностью обнажённый демон даже не думал поправлять его: видимо, решил или смутить полуангела, или просто похвастаться перед ним своим шикарным телом. Спокойно и нахально он развалился голый на постели, а Фэйл заливался краской и не знал, куда девать глаза. Самое обидное, что его взгляд как магнитом тянуло именно к той части тела демона, которой он так любовался во время оргий.
- Почему ты думал, что будет кто-нибудь из Ордена? – спросил Фэйлрош, стараясь взять себя в руки.
- Ну, я знал, что директор Гулвинг – умный мужик, и рано или поздно он догадается обо всём.
- Тогда почему ты не устранил его?
- Потому что мне нужно было, чтобы Орден прислал кого-нибудь, понятно же!
- Нет, мне ничего не понятно! Объясни толком!
- Ну, ладно, если тебе надо всё разжёвывать! Значит, так: по нашим законам демон может перемещаться в Средний Мир только для выполнения миссии, то есть должен сделать какую-нибудь гадость. Только вот я не слишком люблю делать гадости людям, они мне нравятся. Поэтому я так подстраиваю, чтобы полуангелы из Ордена являлись следом за мной и приводили всё в норму. А я спокойно сдаю свой отчёт и получаю разрешение на следующий вылет.
- Но ведь это опасно для тебя, - промямлил Фэйл. Его трясло, он терял контроль над собой и уже вовсю разглядывал обнажённое тело, лежащее так близко к нему. Только разок бы дотронуться…
- Если соблюдать некоторые предосторожности, то никакой опасности нет.
- Поэтому ты и не пользовался магией?
- Да, догадливый ты мой…
Тут Сэланс заметил, что полуангел весь дрожит. Демон проследил за направлением взгляда Фэйла и усмехнулся:
- Нравится? – спросил он, беря в руку и слегка поглаживая свой огромный полувставший хуй. Фэйлрош ничего не ответил. – Хочешь потрогать?
- Я не за этим сюда пришёл, - несчастный Фэйл сделал последнюю попытку взять себя в руки.
- Не за этим? – Сэланс сел на постели и, приблизившись к его лицу, провёл пальцами по пылающей щеке полуангела. – А чего тогда так трясёшься?
Фэйлрош поднял на него жалкий взгляд и, чуть всхлипнув, прошептал:
- Моя защита… она не работает.
- Не работает? – оживился демон, придвигаясь ближе. – Ух, ты! Так это что? Это значит, что я могу прямо сейчас поиметь такого хорошенького ангелочка?
- Можешь, - только и шепнул Фэйлрош, жадным движением впиваясь сухими губами в улыбающийся рот демона.
Едва их губы слились, Фэйл словно провалился в какой-то сладкий омут. Он не помнил, как избавился от одежды. Демон подмял его под себя, и он раздвинул ноги, пытаясь обхватить ими бёдра любимого. Сэланс схватил с тумбочки какую-то мазь и стал смазывать анус парня, а тот в нетерпении всё тянул и тянул его на себя, пока, наконец, не почувствовал столь долгожданное проникновение. В его глазах вдруг всё заиграло какими-то радостными красками, и громкий стон юноши разорвал утреннюю тишину. Первый оргазм он получил почти сразу, но возбуждение от этого почему-то на убыль не пошло. И он продолжал стонать и метаться под демоном, который с довольным рыком вколачивал в него свой исполинский член. Он долбил его, словно молотобоец, и Фэйл уже приближался ко второму оргазму. Но тут демон хрипло застонал и стал сливать ему в зад свою сперму. Парень терпеливо ждал, пока тот не отдышался, но едва "профессор" попытался вынуть член, как Фэйл воскликнул:
- Нет, подожди. Ещё! – просил он, целуя демона в губы. – Умоляю. Можно ещё?
Тот склонился к его лицу, и от взгляда угольно-чёрных глаз у парня мурашки побежали по телу. Всё ещё глядя ему в глаза, демон снова начал двигаться. Сладкая дрожь опять стала разливаться по телу Фэйла, заставляя его стонать. И эта дрожь словно передавалась его партнёру. Демон очень плотно прижался к нему, а Фэйл в ответ крепко обхватил его ногами. Амплитуда движений от этого уменьшилась, но это было особое ощущение – ощущение настоящей близости. Они слились как бы в одно целое, и каждое движение доставляло немыслимое удовольствие обоим.
Когда Сэланс кончил во второй раз, он отдышался и, склонившись над полуангелом, нежно погладил его по голове, отведя с мокрого лба прилипшие волосы.
- Устал? – спросил он тихонько. – Или ещё?
Фэйлрош открыл глаза. Ни во взгляде, ни в голосе демона не было иронии. Он на полном серьёзе интересовался, нужно ли ему ещё. Фэйл улыбнулся и кивнул:
- Ещё немного.
На третьем кругу они стали смаковать ощущения. Фэйл говорил, чего ему хочется. То просил помедленнее и поглубже, то ему нравилось, когда демон полностью вынимал член и снова вводил его на небольшую глубину. Они меняли позы. Больше всего Фэйлу понравилось, когда он лежал на боку на краю постели, а стоящий рядом демон, закинув себе одну его ногу на плечо, входил в него чуть ли не каждый раз под другим углом. В конце концов, Сэланс снова навалился на него сверху, сгрёб в охапку и стал остервенело долбить членом, слегка прикусив бедному парню ухо. "Кончает", - подумал Фэйл, и от ощущения новой струи спермы внутри себя он тоже забился в сладком оргазме.
Расцепившись, они отвалились друг от друга, как половинки расколотого пополам ореха.
- Вот это да! – с трудом переводя дыхание, произнёс демон. – Потрясающе! С вами, ангелами, всегда так?
- Я не знаю, - тяжело дыша, ответил юноша.
- Тебя как звать-то?
- Фэйлрош… Просто Фэйл.
- Хорошее имя... А вот у меня не имя, а кошмар. Гайдервассэланс! Представляешь? Его никто даже произнести толком не может! Так что сокращённое "Гай" предпочтительнее.
- Вот и познакомились, - усмехнулся полуангел, и Гай тоже засмеялся в ответ.
- Ну, ладно, хорошего понемножку, - вздохнул Фэйлрош, оборачиваясь к демону. – Я ведь к тебе по делу пришёл.
- Как? У тебя ко мне ещё какое-нибудь дело? – иронично отозвался тот.
- Перестань. Мне нужна помощь.
- Ну, это я уже понял, - вновь усмехнулся демон, трогая его за попку.
- Да хватит язвить! Там серьёзное дело! – обиделся Фэйл.
- Что случилось?
Через четверть часа они уже стояли на манеже. Демон внимательно разглядывал лежащих на земле лошадей.
- Чувствуешь что-нибудь? – спросил Фэйлрош.
- Ещё бы! Тут просто всё плавает в чёрной магии. Она действует на этих лошадок прямо сейчас. И это не демоническая магия, а человеческая. Правда, очень сильная.
- Сможешь проследить?
- Конечно. Нити видны очень чётко. Это сильный маг – нити очень яркие, да к тому же трёх разных цветов.
- Что это значит?
- Это значит, что заклинание не простое, а из трёх составляющих. Новичку такое не по силам.
- Ты сможешь его найти?
- Найду. Идём.
Они шли по улицам ещё спящего города, следуя за магическими нитями. Те время от времени скрывались в стенах домов, проходя сквозь них и следуя напрямую к магу, создавшему их.
- Нда, - пробормотал демон, - сегодня прибавится работы у городских лекарей.
Фэйл понял, что тот имел ввиду. В каждом доме, через который проходила такая нить, люди наверняка чувствовали недомогание. У кого-то по непонятным причинам затруднялось дыхание, кто-то мучился головной болью. В одном из домов громко скулила собака. Гай и Фэйл обходили дома вокруг, пока не находили место, где нить покидала пределы здания и тянулась дальше. И продолжали свой путь по невидимым магическим следам. Так они оказались, наконец, у старого нескладного особняка из серого камня, и обошли его вокруг.
- Это здесь, - сказал Гай. – Посмотри, сколько нитей тянутся сюда со всех сторон.
- Я могу смотреть сколько угодно, но ничего не увижу. Ты же знаешь.
- Ой, прости, я забыл. Итак, твой чернокнижник внутри. Что будешь делать?
- Войду внутрь, разыщу его и убью.
- Другие идеи есть?
- А чем тебе эта не нравится?
- Двумя вещами, - поморщился демон. – Во-первых, это сильный маг. У него может быть защита, которую ты не заметишь, если не прополощешь глаза сарацинским хвощом, а на это у нас нет времени. Во-вторых, не факт, что убийство мага спасёт лошадок.
- Почему?
- Запущенный магический механизм вполне способен действовать и после того, как маг сыграет в ящик. Нужно узнать, как именно разморозить оцепеневших животных, а это может знать лишь создатель заклинания.
- Хорошо, - вздохнул Фэйлрош. – Твои предложения?
- Ну, для начала я бы посмотрел, что там сейчас внутри творится. Только прежде я хотел бы кое-что обсудить с тобой.
- Я весь внимание.
- Можно заглянуть в дом прямо отсюда, чтобы не таскаться зря по комнатам, натыкаясь на магические ловушки. Но для этого мне нужно использовать магию. А я не хотел бы, начав колдовать, тут же получить в задницу убивающую стрелу. Дай мне слово, что не будешь применять своих заклинаний против меня, пока мы не разберёмся с этим делом.
- Даю слово, - уверенно ответил Фэйл. Да, этого демона так просто не возьмёшь: он явно знал, что для полуангела данное слово сильнее любых расписок.
Гай подошёл к стене дома и стал пристально вглядываться в неё. Воздух вокруг словно бы сгустился. Полуангел чувствовал его магию, словно невидимые электрические токи.
- Он в подвале, - через минуту произнёс Гай. – Он сидит на полу. Перед ним нарисован круг с магическими знаками. Вокруг свечи... Пытаюсь прочитать знаки… Да, так и есть. Он проводит ритуал вызова. Вызывает демона... Магические нити, тянущиеся от лошадей, сходятся в одном месте. Это какой-то стеклянный сосуд. Он светится. Но этот сосуд никак не участвует в ритуале. Не могу понять, зачем он ему.
- Надо идти внутрь, - отозвался Фэйлрош. – Если демон явится по его зову, будет поздно.
- Погоди секунду. Проверю дом… Сейчас… Всё чисто, ловушек нет. Вернее, есть, но только одна, на входной двери. А ни тебе, ни мне входная дверь не нужна, не так ли? Проблема в другом. Фэйл, послушай. Чтобы спасти лошадей, нам нужна информация. Надо с ним поговорить.
- Я не думаю, что он захочет делиться со мной своими секретами, - усмехнулся полуангел.
- С тобой – нет. А со мной? – иронично улыбнулся Гай, стряхивая с себя человеческий облик и поблёскивая в розоватом утреннем свете своими бронзовыми рогами.
Чернокнижник твердил заклинания, не сводя глаз с центра вызывающего круга. Он устал. Но ритуал был почти закончен. Скоро, очень скоро он будет вознагражден за всё! Если, конечно, этот неизвестный демон, которого он вызывает, окажется дружелюбным. Но что поделать, вызывающие демонов всегда идут на риск.
Чёрный дым вдруг заклубился в центре круга. Свершилось! Маг отложил старинную книгу, из которой читал заклинания, и напряжённо замер. Дым рассеивался, стелясь по полу. Из круга на чернокнижника взирал огромный бронзовокожий монстр! Сделав шаг к нему, маг опустился на колени и воздел вверх руки:
- Мой господин! – восторженно воскликнул он. – Я так ждал!
В эту минуту невидимо и бесшумно в комнату проскользнул Фэйл.
- Кто ты такой, и зачем ты звал меня? – грозно прорычал чернокнижнику Гай, выпрямляясь во весь свой гигантский рост.
- Мой господин, у меня есть кое-что для вас! – лепетал тот. – Я приготовил вам жертву.
- Ммм, я люблю жертвы. Где же она?
- Здесь, господин. Вот, взгляните, - и маг бережно поднял с алтаря круглую светящуюся склянку. – Это сила. Сила всех лошадей города!
- Лошадей? – презрительно спросил демон.
- Но лошади гораздо сильнее людей, мой господин! Их сила больше и чище. Она сможет значительно увеличить вашу мощь.
- И что же ты хочешь взамен?
- Вашей помощи, господин. Я хочу убить нашего Правителя и занять его место.
- Хочешь богатства и власти?
- Ну, да... Этого ведь все хотят.
- Хм, - Гай взял склянку и повертел её в руках. – Не выглядит аппетитно.
- Поверьте, мой господин, она уникальна! Я два года работал над заклинанием, способным собрать такое количество силы. Вы останетесь довольны!
- И как же её пить? Она же не жидкая, это просто свет.
- Её нельзя пить, мой господин. Нужно проглотить сосуд целиком. Для вас ведь это нетрудно, правда?
- Нетрудно, - поморщился демон. – Но неприятно. А через это отверстие нельзя? Сейчас я выдерну пробку…
- О нет! Не делайте этого! – рванулся к нему чернокнижник. – Простите за дерзость, мой господин, но этот сосуд нельзя открывать! Если открыть пробку, вся сила вылетит и вернётся к своим прежним носителям.
- Хм, - вновь недовольно сморщился демон, - я не любитель глотать склянки! Это тебе что, цирк?! И вообще, с какой стати ты собрался пичкать меня этой кониной?!
- Вы недовольны мной, господин? – затрясся бледный чернокнижник. – Но я найду вам новую жертву. Человеческую жертву, если вы их любите…
- Да, я люблю человеческие жертвы! Но не трудись искать – я сам уже нашёл одну!
С этими словами Гай резким движением схватил одной рукой дрожащего мага за горло. Страх и удивление отразились в глазах жертвы, прежде чем хрустнули позвонки. Чернокнижник мёртвой тряпкой повис на руке демона, а потом рухнул, брошенный на пол прямо в центр вызывающего круга.
- Фэйл! – негромко позвал Гай.
Полуангел скинул покров невидимости и подошёл к скрючившемуся телу мага. Не было ни ран, ни следов крови, но Фэйл всё равно почувствовал тошноту.
- Тебе ещё не приходилось видеть мёртвых? – спросил демон.
- Приходилось. И не раз. Даже убивать приходилось. Но к таким вещам трудно привыкнуть.
- Согласен. Мне это тоже не доставляет удовольствия. Но нужно действовать. Скажи, у тебя есть на теле знак Ордена?
- Конечно!
- А ты сможешь сделать такой же на теле этого ублюдка?
- Смогу. Но зачем?
- Иначе у меня будут крупные неприятности. Я только что лишил кого-то из своих соплеменников шикарного обеда. И если не докажу, что здесь для него была приготовлена ловушка, то неприятностей не оберёшься.
- Хорошо, сделаю.
- Отлично. А я пока освобожу лошадок.
Гай взял светящийся сосуд, осторожно выдернул пробку и молча наблюдал, как разноцветные магические нити радостно разлетаются в разные стороны.
- Жаль, что ты этого не видишь, - шепнул он Фэйлу. – Это так красиво…
Светящиеся искорки весело разбегались из сосуда, пока тот не опустел.
Окончание рассказа.www.diary.ru/~RitaAfanasieva/p169692796.htm?oam...
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21.
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, сомнительное согласие, групповой секс, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Его мать - обычная женщина, а отец - ангел. Он служит в Ордене белого крыла, как и положено любому полуангелу. Война с демонами должна стать его жизнью... Так было, пока он не встретил демона, перевернувшего всё вверх дном.
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
1-я часть рассказа.В кабинете Верховного Предводителя любого входящего поражало, как правило, три вещи: резные серебристые стены, огромный камин в полтора человеческих роста и, наконец, сам хозяин кабинета. Любой, кто знаком с полуангелами, никак не ожидает, что их Верховный Предводитель может оказаться таким мрачным, вечно недовольным типом с кустистыми нахмуренными бровями. Однако, те, кто знал его ближе, утверждали, что под напускной строгостью он просто пытается скрыть слишком мягкое сердце. Фэйлрош не очень-то им верил и всегда волновался, входя в этот кабинет.
- А, Фэйл, наконец-то! – Верховный поднялся ему навстречу. Такую вежливость он демонстрировал только в присутствии посторонних. - Проходи. Позволь тебе представить директора Гулвинга.
Человек, сидящий в кресле напротив Верховного, поднялся, обернувшись к Фэйлрошу. Быстрый оценивающий взгляд сменился на его лице искренней улыбкой, и он протянул обе руки полуангелу для приветствия.
- Директор, - обратился Верховный к своему гостю, - я рекомендую вам нашего молодого, но уже прекрасно себя зарекомендовавшего сотрудника. Думаю, он легко справится с проблемой, возникшей в вашей школе. Фэйлрош, присядь. Директор Гулвинг, не будете ли вы столь любезны изложить господину Фэйлрошу суть дела.
- Разумеется, господин Верховный Предводитель.
Директор повернулся к Фэйлу. Тот с любопытством его разглядывал. Невысокий плотный человечек с непримечательной внешностью вызывал, однако, симпатию благодаря проницательному взгляду умных и живых глаз.
- Видите ли, господин Фэйлрош, я являюсь владельцем и директором небольшой частной школы для мальчиков в городе Тэсон. Это в трёх днях пути отсюда.
- Да, я знаю, мне доводилось там бывать. Очень красивый городок.
- Рад, что он вам понравился. Я директорствую там уже двадцать пять лет, и повидал всякого. Однако сейчас в школе происходит что-то, чему я не могу найти объяснения. Дело в том, что полгода назад к нам на службу поступил новый преподаватель – профессор Гай Сэланс. Он преподаёт географию. Его профессиональные качества не вызывают у меня сомнений и по сей день. Но вот отношение к нему учеников… Их отношение кажется мне странным…
- Они не любят его? Боятся?
- Наоборот. Они его слишком любят.
- Что значит слишком?
- Господин Фэйлрош, мне немного неловко говорить об этом. Но мне кажется, что почти все ученики старших классов влюблены в него. И не так, как ученики, боготворящие своего педагога. А влюблены в буквальном смысле этого слова! Я не спорю, он красивый мужчина. Да и с гомосексуализмом в закрытой школе для мальчиков мне, как вы догадываетесь, не раз приходилось сталкиваться. И я бы не стал обращаться за помощью в Орден, а просто уволил бы этого преподавателя. Но я чувствую, что здесь что-то нечисто. Уж слишком неестественно. Вы понимаете, о чём я?
- Думаю, понимаю, - кивнул в ответ Фэйл.
- Разные, конечно, бывают на свете совпадения. Но я никогда не поверю, что все мальчишки старших классов в нашей школе случайно оказались гомосексуальны! И все, как один, влюбились в одного мужчину! И заметьте, что никакой склонности к однополой любви эти ученики не проявляли до появления в нашей школе профессора Сэланса. Не думаю, что происходящее можно объяснить только действием его личных достоинств, каковы бы они ни были.
- Одним словом, вы подозреваете, что ваш новый учитель – демон?
- Да.
- Это может оказаться также человек, использующий чёрную магию, что гораздо вероятнее.
- Не думаю. И поясню почему. Странное его отношение с учениками заметил, разумеется, не только я. Так вот, неделю назад Агин Фиджэн, преподаватель истории, случайно увидел в коридоре, как Сэлансу несколько учеников целовали руки. Поражённый, он немедленно кинулся высказывать претензии профессору. Поскольку у меня уже возникли подозрения, что мы имеем дело не с человеком, я пытался остановить Фиджэна, но возмущение его было столь велико, что мне это не удалось. Их разговор проходил на моих глазах, хотя из предосторожности я стоял далеко и содержания не слышал. Разговор занял не больше минуты. После этого Сэланс направился по коридору к своему кабинету, а Фиджэн пошёл за ним с сияющими глазами. Я остановил Агина и попросил рассказать о результатах их беседы. После чего битых десять минут выслушивал, какой чудесный человек профессор Сэланс, как он умён, как он прекрасен и прочее. И с тех пор бедный Фиджэн вечно таскается за Сэлансом, пожирая его влюблённым взглядом.
- Разговор занял всего минуту?
- Не больше. Вряд ли такое под силу человеку: для любого магического ритуала нужно время и определённые условия. Только демоны, что называется, носят магию с собой.
- Вы совершенно правы, господин директор. Видимо, вам действительно пришлось столкнуться с демоном. Полагаю, нужно выехать сегодня же.
- Фэйл, я думаю, ты понимаешь, - вмешался в разговор Верховный, - что твоя задача не только в том, чтобы уничтожить демона. Нужно понять суть и цель его действий. И ликвидировать все их последствия.
- Разумеется, господин Верховный Предводитель.
Из кабинета Фэйлрош вышел вместе с директором. Он был очень благодарен Верховному: при директоре тот ни словом не обмолвился о том, что это дело является для Фэйла первым самостоятельным заданием.
Первое задание! Как долго он его ждал! До сих пор он работал только на подхвате у более опытных сотрудников Ордена, а ведь уже четыре месяца прошло с Посвящения. И вот наконец-то!
Фэйлрош закончил академию при Ордене Белого Крыла. И как только достиг своего двадцатилетия, был по всем правилам посвящён в служители. Академия – единственное учебное заведение для таких, как он. Фэйлрош – полуангел. Его мать была человеком, а отец – ангелом. Мальчик никогда не видел своих родителей: у матери его сразу забрали служители Ордена, а отец вернулся в Мир Ангелов и больше его не покидал.
Полуангелам доставалось от своих пресветлых родителей очень многое. У них, правда, не было крыльев. И они не могли без посторонней помощи перемещаться между мирами: Средний Мир – единственное их обиталище, а Мир Ангелов был для них закрыт, равно как и Мир Демонов. Но полуангелы обладали сильными магическими способностями, а также вечным желанием творить добро и бороться со злом. Для этого они объединились в Орден Белого Крыла. До двадцати лет дети-полуангелы воспитывались и обучались в академии, а в двадцать проходили Посвящение и приступали к работе. В основном им приходилось бороться с чёрной магией, творимой как демонами, постоянно проникающими в Средний Мир, так и людьми.
Фэйлрош планировал за время переезда в Тэсон хорошенько обдумать свои дальнейшие действия. Но оказалось, что думать особенно не над чем. Всё было ясно: сначала необходимо убедиться, что новый учитель – демон. Затем проследить за ним, чтобы узнать, какова его цель. Составить полный список его жертв. Уничтожить демона. Исправить всё, что он натворил. И дело в шляпе! Это совсем несложное задание. Может быть, именно поэтому Верховный Предводитель и решился доверить это неопытному сотруднику. Настроение у полуангела было лучезарное. Въезжая в Тэсон, он заранее чувствовал себя победителем.
Школа директора Гулвинга располагалась в солидном старом особняке. Его стрельчатые окна и увитые плющом балконы напомнили Фэйлу академию, и он сразу почувствовал себя дома. Они сидели в уютном кабинете директора. Этот кабинет был далеко не так велик и роскошен, как кабинет Верховного Предводителя полуангелов. Но обстановка здесь была настолько домашней и успокаивающей, что Фэйлрош чуть не замурлыкал, опустившись в мягкое кресло у камина. Директор, казалось, заметил это и улыбнулся:
- Я вижу, вы чувствуете себя здесь уютно?
- О да, вполне.
- Замечательно. Сейчас подадут чай. И я буду вам благодарен, если во время чаепития вы посветите меня в свои планы. Что вам потребуется на первое время? Чем я могу быть полезен?
- Для этого нам не нужно дожидаться чая. Мне понадобится комната, но не в школе, а в гостинице неподалёку. Здесь никто не должен знать о моём приезде. На территории школы всюду за пределами вашего кабинета я буду обращаться в тень. Никто не сможет меня увидеть, даже вы. Поэтому нам с вами следует заранее обговорить способ связи на случай, если я срочно вам понадоблюсь. У меня есть несколько идей на этот счёт, после мы с вами выберем наиболее удобный вариант. Во-вторых, мне понадобится обычная спиртовая горелка, которая наверняка найдется у вас в кабинете химии. Она нужна, чтобы разогреть отвар сарацинского хвоща.
- Вы собираетесь использовать этот отвар? – грустно спросил директор.
- Да. Что вас огорчает?
- Ничего. Просто заранее сочувствую.
- Вам уже приходилось видеть его действие?
- Да, однажды довелось. Мне говорили, он жжёт глаза, словно кислота, и боль почти нестерпима.
- Ну, это несколько преувеличенно. Хотя штука не из приятных, тут вы правы. Но мы, полуангелы, крепкие ребята. И потом, это самый простой способ распознать демона.
- Кстати, о демонах, - вдруг сказал директор, подойдя к окну. – Хотите взглянуть на своего подопечного? В данный момент он как раз прогуливается по школьному двору под нашими окнами.
Фэйлрош подошёл к окну. Взглянув в указанном директором направлении, он увидел группу учеников, окруживших высокую статную фигуру преподавателя. Фэйл замер. Пресловутый профессор Гай Сэланс действительно оказался красив. Очень красив. Это был мужчина огромного роста и могучего телосложения. Его чёрные как смоль волосы падали на мускулистую шею, и Фэйлу стало интересно, где профессор умудрился найти костюм, который бы налез на его исполинские плечи. С царственным видом он стоял посреди двора, а окружившие учителя мальчишки не спускали с него влюблённых глаз.
Позже, запершись в снятой для него комнате гостиницы и разогревая на спиртовке отвар сарацинского хвоща, Фэйлрош невольно вспоминал эту сцену. "Вот это красавец! Может, они все действительно просто в него влюбились?" – усмехнулся он про себя. Впрочем, скоро ему предстояло это выяснить. Когда отвар разогрелся до нужной температуры, Фэйл зачерпнул его горстью, вздохнул и смело плеснул себе в лицо. Кошмар начался.
Только через час полуангел смог приоткрыть глаза. Жалкие лучики света, пробивающиеся через задёрнутые шторы, показались ему ослепительными. По опыту он знал, что выйти на свет сможет не раньше, чем через два часа. Но сейчас Фэйл мог хотя бы встать с постели и приготовить себе компресс, облегчающий боль. Из дорожного мешка он достал широкополую шляпу, какую все полуангелы возят с собой для подобных случаев. После захода солнца Фэйлрош вышел на улицу и, надвинув шляпу пониже на глаза, быстро пошёл к зданию школы.
Обернувшись тенью, он скользил по школьным коридорам. Благодаря действию едкого отвара его глаза на тридцать шесть часов приобрели способность видеть демонов. Видеть в их истинном обличие. К тому же, любое присутствие чёрной магии теперь тоже не осталось бы им незамеченным. Фэйл бесшумно прошёл сквозь дверь аудитории, где рассчитывал застать профессора Сэланса. Но комната оказалась пустой. Пришлось разыскивать дальше. Попутно полуангел заметил на полках шкафа несколько книг, источающих флюиды чёрной магии. Он хорошенько запомнил их корешки, чтобы заняться ими позже.
Профессора Сэланса Фэйлрош нашёл в библиотеке. Тот сидел, развалившись в кресле и разложив на коленях какую-то старинную карту. Его красивое лицо превратилось в уродливую морду, кожа приобрела бронзовый оттенок и стала бугристой, а лобастую голову украшали небольшие отливающие бронзой рога. Фэйла передернуло. Вот и отпали все сомнения. Перед ним сидел настоящий живой демон!
Фэйлрош очень надеялся, что сможет вскоре привыкнуть к постоянному присутствию такого страшилища – ведь ему предстояло теперь неотлучно следить за демоном, чтобы понять его цели. Полуангел предполагал, что речь идёт о банальном развращении. Но чтобы утверждать это, нужно было сначала убедиться, получить доказательства. Вопрос лишь в том, как скоро это удастся сделать.
Тем же вечером Фэйл стал свидетелем странной сцены, произошедшей в аудитории, где преподавал Сэланс. Лжепрофессор, как всегда окружённый мальчиками, притянул к себе одного из них и усадил на колени.
- Герберт, - обратился демон к пареньку, нежно щупая при этом его тело, - скажи, ты делал упражнения?
- Да, Хозяин, - ответил мальчик, преданно глядя учителю в лицо.
- У тебя хорошо получается?
- Хорошо.
- Ну, что ж, сегодня ночью посмотрим, насколько ты готов.
- А я? – из толпы выступил светловолосый парень. – Хозяин, я тоже делал все упражнения. И у меня тоже всё получается.
- А, Cэлл, это ты! Иди ко мне, - демон положил свою огромную ручищу на попку подошедшего паренька и начал её мять. – Получается, говоришь? Ладно, попробую и тебя. Приходи в полночь. Ещё пусть придут Мони, Блэйн и Чарли. Кстати, а кто здесь ещё ни разу не ходил с нами?
- Мы не ходили! – подняли руки два невысоких паренька, стоящие ближе к окну.
- Отлично. Приходите сегодня в полночь в школьный театр, - улыбнулся им демон, и, обернувшись к другим мальчикам, добавил: - Остальные в другой раз.
Ребята, которых не пригласили, были явно расстроены. Но продолжали смотреть с обожанием на своего любимого профессора.
Что ж, теперь Фэйлрош знал место и время. И не намерен был пропустить представление.
***
Идя в полночь на место условленной встречи, полуангел в общих чертах представлял себе, что именно он увидит. Тем не менее, зрелище его потрясло. Ещё долго потом ему вспоминался красноватый свет софитов и мерные движения тел на алом покрывале. Демону трудно было отказать в артистизме и изобретательности: сцена школьного театра отлично подошла, как это ни странно, для подобного "представления". Когда Фэйлрош бесшумно прошёл сквозь двери театрального зала, все герои "пьесы" уже были на сцене.
В центре на возвышении сидел голый демон. Его обнажённое тело отливало бронзой. Он широко раздвинул ноги, меж которых красовался огромный член. Фэйлу не доводилось ещё видеть такого размера! Заворожённый, он подошёл ближе. Ровный, толстый, обвитый вздувшимися венами член демона венчала тёмно-красная головка величиной с кулак. С двух сторон от демона сидели два мальчика, которые, наклонившись, жадно облизывали его исполинский фаллос. Сосать они его не могли, ведь ни одному из них даже головка этого хуя не поместилась бы в рот. Поэтому они просто лизали его, гладили руками, целовали. Впереди на полу между ног демона сидел третий мальчик, ласкающий подобным же образом его огромные волосатые яйца. Сам "профессор", запрокинув рогатую голову, слегка рычал от удовольствия. Мальчики, казалось, сами наслаждались не меньше. Они с такой любовью ласкали этот громадный хуй, что даже стонали от счастья, особенно когда вставшими члениками тёрлись о волосатые бедра демона. Один из мальчиков вдруг с криком кончил на бедро своего "хозяина". Он ещё не успел вытереть сперму краем алого покрывала, как его место уже готов был занять другой парень, доселе ожидавшийся своей очереди. Так они, сменяя друг друга, долго доставляли удовольствие и своему учителю, и себе. Наконец, демон издал счастливый рык и выплеснул сперму, которую тут же с жадностью стали слизывать окружавшие его ученики. Когда фонтан иссяк, член демона продолжал также призывно стоять, даже не думая опускаться.
- Cэлл, - обратился "профессор" к одному из мальчиков, - ты говорил, что сделал все упражнения.
- Да, хозяин!
- Мони, проверь, насколько он готов.
- Хорошо, - ответил смазливый парень, сидящий рядом с ним. Он встал и подошёл к Сэллу. Тот опустился на четвереньки и протянул ему маленькую бутыль с каким-то маслом. Мони опустился на колени сзади него и стал смазывать этим маслом задний проход товарища. Затем стал его растягивать пальцами. Наблюдавший за этими действиями Фэйлрош был уверен, что парни просто займутся сексом. Но он ошибся. Мони вдруг надавил пальцами сильнее и… стал пропихивать свою руку парню в зад! Тот слегка кряхтел, краснея от натуги, но не сопротивлялся. В конце концов кулак Мони беспрепятственно проник в анальное отверстие Сэлла.
- Он готов, Хозяин.
- Хорошо. Ты молодец, Cэлл, - похвалил его демон. – Теперь иди ко мне.
Мальчик повиновался и, подойдя к "профессору", опустился перед ним на четвереньки, подставляя свой разработанный зад. Демон приблизился, опустился на колени и начал медленно вводить в парня свой член, что удалось ему без особых трудов. Остальные смотрели на происходящее с интересом и завистью. А лицо Сэлла выражало крайнюю степень блаженства, когда учитель начал его ебать, двигаясь внутри всё быстрее. Словно бы он ни о чём в жизни так не мечтал, как о том, чтобы быть выебанным таким огромным хуем. Мальчишка успел бурно кончить, прежде чем демон достиг оргазма, и обессилено рухнул на покрывало, едва тот, слив пацану в зад, вынул свой прибор. Удовлетворённый Cэлл лежал на животе, раздвинув ноги, и из его огромной дырки на покрывало вытекала сперма. А окружившие его парни теребили свои возбужденные концы.
- Блэйн, - обратился демон к одному из них, - выеби Сэлла в рот. Так он быстрее придёт в себя.
Мальчик послушно подошёл к товарищу спереди и, нежно потрепав его по щеке, попросил открыть рот. Потом всунул туда член и стал ебать. Cэлл сам ничего не делал, просто лежал, чуть приподнявшись, и подставлял рот Блэйну. А тот, схватив приятеля за уши, активно вгонял в него свой член уверенными толчками. И через несколько минут, вынув хуй, спустил ему на лицо. Теперь Cэлл был в сперме с двух сторон.
- Ну, как, малыш? Тебе понравилось? – присевший рядом с ним демон потрепал его по загривку.
- Да, - страстно выдохнул тот, - очень.
- Теперь полежи немножко, отдохни. Кто следующий?
Вперед выступил мальчик по имени Герберт:
- Я тоже готов, Хозяин.
- Мони, проверь.
Процедура, проведённая до этого с Сэллом, повторилась, но с иным результатом. Как Мони не старался, ему не удалось всунуть свой кулак пареньку в зад. Он пытался растягивать Герберта снова и снова. Но при очередной попытке засунуть в него руку тот вдруг вскрикнул:
- Ай!
Мони махнул рукой.
- Нет, Хозяин, он ещё не готов.
- Как жаль, Герберт. Тебе нужно чаще делать упражнения с тем предметом, который я тебе дал. Ну, не расстраивайся. Не плачь. Мы придумаем что-нибудь другое. Хочешь, все ребята по очереди выебут тебя в попку, а ты тем временем будешь лизать мне член. Хочешь?
- Да, - с восторгом отозвался Герберт. И его тут же обступили возбужденные товарищи.
Ещё добрых два часа Фэйлрош наблюдал, как мальчики сношали друг друга в разных комбинациях, подсказанных демоном. Самому "профессору" из оставшихся парнишек удалось выебать только Мони. Но зато его он взял даже два раза. Парень хорошо удовлетворил своего Хозяина, за что был награжден правом лично вскрыть девственные попки двух своих одноклассников, пришедших сюда впервые. Мони самозабвенно драл их задницы по очереди, а они тем временем облизывали соски демону, сидящему перед ними, и руками гладили его член.
Только часа в три ночи "профессор", наконец, отпустил мальчиков к себе, нежно поцеловав каждого на прощание. Когда за последним учеником закрылась дверь, демон вздохнул, устало расправил чёрные крылья, словно бы собирался взлететь, но вместо этого просто растаял, оставив в воздухе лёгкое облачко чёрного дыма.
***
Оставшись один, полуангел скинул с себя покров невидимости, потому что даже на простую магию у него не осталось сил. Фэйл взглянул на свои брюки: впереди расползалось огромное мокрое пятно. Сколько же раз он испытал оргазм, наблюдая за происходящим? Фэйлрош сел на пол и закрыл руками лицо. "Боже мой, как стыдно! Ну за что мне это? Почему это задание досталось именно мне? - думал Фэйл. - Ведь могли бы послать любого. Почему именно меня? Это что, дурацкая случайность? Или судьба?". И неожиданно для самого себя он расплакался.
Дело в том, что у Фэйлроша была одна тайна. То, что он не рассказал бы даже самым близким друзьям. То, чего он стыдился, но от чего не мог отказаться. И это даже не сексуальная ориентация. Да, Фэйл был гомосексуалистом, но это-то как раз его ничуть не смущало. Среди полуангелов немало любителей однополой любви. Ведь ангелы по своей природе бисексуальны, и многие их дети наследуют эту черту. А со своим полом как-то проще находить взаимопонимание. Правда, Фэйл любил быть только в пассивной роли, любил ощущать чей-то член внутри себя, но и это было бы ещё полбеды. Если б не зашло так далеко. Но всё по порядку.
Фэйл из-за своей природной стеснительности довольно поздно начал половую жизнь. Ему было шестнадцать, когда это произошло в первый раз. Но понравилось сразу и навсегда. И не так, как обычным людям, которым достаточно пары раз в неделю. Он думал о сексе почти постоянно. Жаль, что со своим первым любовником ему удалось провести совсем немного времени. Фэйл тогда проходил практику на "летающем пузыре" - так полуангелы называли свои служебные дирижабли, на которых они совершали облёт территории. Для быстрых перемещений они не годились. А вот для спокойного наблюдения за обстановкой – вполне. Это были огромные воздушные суда с массой служебных помещений и кают. Их воздушные плавания длились по нескольку месяцев без приземлений. Фэйлроша тогда назначили помощником техника в воздушном отсеке на дирижабле "Ангел-3" – он и его новый начальник отвечали за воздухоснабжение всех частей судна. В своём отсеке они были только вдвоём. К ним почти никогда никто не заходил. Они проводили там целый день, а работа была не слишком-то увлекательной. Но очень скоро они нашли себе подходящее занятие.
Когда начальник впервые пристал к Фэйлу, тот даже для порядка немного посопротивлялся. Но быстро и охотно сдал свои бастионы. Через неделю они уже сношались как кролики, тратя на это времени больше, чем на работу. Первые пару недель Фэйл бывал и в активной, и в пассивной роли. Но скоро понял, что от второй получает больше удовольствия. Когда он сообщил об этом своему партнёру, тот совершенно не огорчился, даже напротив. И всю оставшуюся часть полёта, продлившегося три с половиной месяца, их роли были неизменны.
Сойдя с "пузыря" на землю, Фэйл решил просто перелистнуть страницу: он был уверен, что больше никогда не увидится со своим воздушным любовником, и жизнь его потечёт по-прежнему. Но очень скоро понял, что жгучее желание анального секса, разбуженное в нём, не так-то просто игнорировать. Спустя недолгое время у него появился любовник – его соученик, с которым они после занятий перепихивались в разных укромных уголках Академии. Только вот Фэйлу одного раза в день было мало. Заводить новых любовников юноша не хотел. И тогда он стал удовлетворять свои немалые аппетиты самым простым и классическим способом – мастурбацией. Из ветки кейзонской лианы, гибкой, словно резиновый шланг, он самостоятельно вырезал себе незатейливый фаллоимитатор. Каждую ночь парень запирал дверь своей комнаты и доставлял себе удовольствие столько, сколько хотел. Где-то через полгода ему захотелось что-нибудь изменить в простенькой конструкции «экспериментальной модели». Использовав тоненькие ветки той же кейзонской лианы, юноша обмотал ими искусственный фаллос, получив имитатор большего размера и с бугристой поверхностью. Результат ему понравился. Так и пошло. Всё новые и новые ветви лианы оплетали его игрушку. И этот процесс продолжался до тех пор, пока фаллос не достиг примерно трех дюймов в диаметре. Только в таком виде он позволял своему хозяину достигнуть наибольшего удовольствия.
Скоро Фэйлрош заметил, что секс с любовником кажется ему скучным: анальное отверстие теперь было слишком разработанным для скромных габаритов его партнёра. Тот, чувствуя охлаждение, переметнулся к другому, и Фэйл без сожаления отпустил его. Новых связей полуангел не искал – какой смысл? Так у него остался только его чудный фаллоимитатор. Чего он с ним только не делал! Двигал им внутри, меняя скорость и угол проникновения, вращал, заталкивал совсем глубоко или, напротив, вставлял всего на несколько сантиметров и снова вынимал. Иногда он привязывал его к кровати торчком, а сам садился на него сверху. Или крепил его к стене на длинный штырь и насаживался на него, стоя на четвереньках. Удовольствие было потрясающим! И тем сложнее становилось от него отказаться. А отказаться было необходимо. Фэйл очень стыдился этой своей слабости. Она казалась ему чистым извращением. Сколько ночей он клялся себе, что это в последний раз! Сколько давал себе слов уничтожить ненавистный фаллоимитатор! Несколько раз даже доводил дело до конца. Но через пару дней сплетал из гибких ветвей лианы новый.
Больше всего Фэйлрош боялся, что об этом кто-то узнает. Парень всегда тщательно прятал искусственный фаллос – он, наверное, умер бы со стыда, если бы тот попался кому-то на глаза. Чем дальше, тем больше Фэйл понимал, в какую ловушку загнал сам себя. Любовь, счастливый брак и тому подобное – для него теперь всё это медленно, но верно превращалось в недостижимый миф. Его же просто никто не сможет удовлетворить! А без секса совместную жизнь с кем-либо он себе не представлял. С завистью смотрел Фэйлрош на своих сверстников: почти все уже с кем-то встречались – кто с парнями, кто с девушками. А с его извращённой склонностью имело смысл разве что коня на свидание приглашать! Юноша чувствовал себя ущербным и несчастным. Снова и снова он делал попытки остановиться. Но заканчивалось это лишь очередным срывом и слезами в подушку.
И вот теперь здесь, на сцене школьного театра далёкого города Тэсона, он вдруг увидел почти точную копию своего фаллоимитатора, и где? – между ног демона!
***
На следующий день Фэйл проснулся очень поздно – солнце было уже в зените. Полуангел потянулся и ругнул себя за такую сонливость, ведь он должен быть не в гостинице, а в школе. Теперь нужно наблюдать за профессором-демоном очень внимательно, чтобы не пропустить нужный момент. Душевное самообладание уже вернулось к Фэйлрошу настолько, чтобы он вспомнил о главном: он должен убить демона.
Да, убить! Выяснять его цели больше не требовалось – они были очевидны. Масштабы причиненного им ущерба тоже были более или менее ясны, а уточнением можно заняться уже после ликвидации. Значит, пора. Только вот сделать это совсем непросто. У демонов очень сильная защита. Ангелы могут сражаться с ними на равных, а вот полуангелы не в состоянии причинить им вреда. Но есть моменты, когда их защита на некоторое время ослабевает, если только они специально не позаботятся об её усилении. Это те моменты, когда демоны используют свои магические способности. Вот тогда у полуангелов есть шанс. Они невидимы, их нападения внезапны, а стало быть, демон не будет волноваться об усилении своей защиты. И если дождаться нужного момента, точно посланное заклинание уничтожит рогатого монстра без следа! Но чтобы поймать этот момент, нужно быть рядом с демоном почти постоянно. А от тут валяется на мягкой постели! Фэйлрош поднялся, почувствовав лёгкое головокружение. "Ничего, - подумал он, - справлюсь". И поспешил в школу.
Следующая неделя стала для Фэйла каким-то кошмаром! Все дни полуангел был рядом с пресловутым Гаем Сэлансом почти постоянно. Он слушал его лекции, присутствовал при всех его разговорах, смотрел, как он ест, наблюдал за ночными оргиями, даже спал в его комнате. И ничего! Демон не использовал магию! Это же бред какой-то! Лжепрофессор излучал мощное демоническое обаяние, заставляющее людей тянуться к нему. Но это не магия, это просто его естественное биополе! Возможно, чтобы заставить мальчишек в себя влюбиться, он ранее и пользовался заклинаниями. Но сейчас он, видимо, выполнил план по количеству совращённых и просто пожинал плоды прежних трудов. Фэйлрош был в замешательстве: демон словно чувствовал грозящую опасность, потому что перестал практиковать даже своё эффектное исчезновение после оргий в облаке чёрного дыма - он просто шёл к себе в комнату на своих двоих, как обычных человек. Полуангел был в отчаянии. И увы – для отчаянья это была не единственная причина.
Дело в том, что он заметил, что демоническое обаяние, излучаемое Сэлансом, пробивает его защиту. У всех полуангелов есть магическая защита от влияния демонов, иначе они не смогут работать, влюбляясь напропалую в своих потенциальных жертв. И у Фэйлроша, разумеется, она была тоже. Но толи он слишком много времени провёл рядом с демоном, толи по каким-то другим причинам, но факт был налицо – защита отказала. Бедный полуангел с каждым днём всё больше влюблялся в монстра, которого должен убить! Он влюблялся в чудовище, которое уже казалось ему человеком, ведь действие сарацинского хвоща давно закончилось.
Труднее всего ему приходилось ночами. Почти каждую полночь в старом добром помещении школьного театра происходила новая оргия. Снова и снова демон позволял мальчикам ласкать свой огромный член всеми доступными им способами. А измученный полуангел сидел рядом под покровом невидимости, и не в силах был оторвать глаз от богатырского достоинства демона. Как же ему хотелось хоть раз дотронуться до этого великолепного члена! А за возможность хоть раз насадиться на него он готов был отдать полжизни! Но долг прежде всего, и Фэйл сдерживался и лишь наблюдал, дрожа от возбуждения и пачкая спермой брюки.
И вот однажды ему удалось застать демона за использованием магии. Только обстоятельства, при которых это произошло, стали для него полнейшей неожиданностью.
***
Рано утром в дверь комнаты профессора Сэланса постучали.
- Кто там? – сонно спросил он, приподнимаясь на постели. А в углу комнаты встрепенулся спящий здесь же невидимый полуангел.
- Профессор, это я, Мони. Простите, что так рано.
Демон поднялся и, накинув халат, впустил ученика.
- Что-то случилось?
- Профессор, я сегодня переезжаю домой. Я больше не буду здесь учиться. И хотел попрощаться с вами, - со слезами мальчишка кинулся учителю на шею. - Я люблю вас! Не знаю, как я буду без вас жить…
- А почему ты уходишь из школы? – спросил демон, ласково прижимая к себе красивого паренька.
- Меня отец забирает. Он говорит, что с мамой плохо. С ней какая-то беда. У неё припадки, она может умереть. И никто не знает, что случилось. Она была здорова, и вдруг… Соседи говорят, что в неё вселился демон.
Полуангел наблюдал, как изменился в лице "профессор" после этих слов. С минуту он мрачно молчал, всё ещё обнимая плачущего мальчика. А потом вдруг поднялся и стал быстро одеваться.
- Мони, ты должен отвести меня к своей маме. Она здесь, в городе?
- Да, - удивлённо ответил тот.
- Идём.
Полуангел бесшумно следовал за двумя путниками по извилистым улочкам Тэсона, в которых они плутали не меньше получаса, прежде чем достигли дома, где жила семья Мони. Дверь им открыл отец мальчика.
- Сударь, мне необходимо осмотреть вашу больную супругу, - обратился к нему демон деловым тоном.
- Вы врач?
- Нет, не врач. Однако я кое-что смыслю в медицине определённого рода. Мне можно доверять. Ваш сын давно знает меня, он подтвердит.
Их вели по тёмному коридору, пока они не оказались в просторной комнате с плотно задёрнутыми шторами. У дальней стены стояла металлическая кровать. На ней лежала женщина, чьи руки и ноги были крепко привязаны к спинкам кровати, а рот прикрывала тугая повязка. Женщина металась на кровати, словно билась в судорогах. Фэйл подошёл ближе. Её движения были такими хаотичными и неестественно резкими, что создавалось странное впечатление, словно бы что-то прыгало и дёргалось внутри её тела. Полуангел с ужасом отшатнулся – как с таким бороться, он не знал.
- Мони, тебе этого лучше не видеть, - обернулся Сэланс к мальчику. – Подожди пока в коридоре, - и тот покорно вышел.
Профессор положил обе руки на живот дёргающейся женщины. Её судорожные движения от этого, казалось, слегка ослабели. Так он простоял минуту-другую. Затем выпрямился и повернулся к хозяину дома.
- Мне понадобятся восковые свечи, две тонкие стальные иглы, свиная кровь и две ленты – белая и чёрная.
- Что вы собираетесь делать? – спросил отец Мони.
- Изгонять демона, - грустно усмехнувшись, ответил Сэланс.
Через полчаса все требуемые предметы были собраны на столике у кровати. Бедная женщина дергалась ещё сильнее, чем прежде.
- Прошу всех выйти, - коротко бросил профессор, сняв пиджак и закатывая рукава своей рубахи.
Фэйлрош решил, что к невидимым этот приказ не относится, и остался. Хотя в какой-то момент ему самому захотелось выйти. И не потому, что его пугал предстоящий ритуал. А потому что он терзался и не знал, как поступить. Было очевидно, что в ходе ритуала демон обязательно будет использовать магию. Но можно ли убивать того, кто пытается спасти человеческую жизнь? Если демон будет убит сейчас, женщина, лежащая на кровати, наверняка умрёт, и Фэйл ничем не сможет ей помочь. А значит, он сам станет убийцей! Но с другой стороны, иного случая разделаться с демоном может и не представиться. Что же делать? Полуангел молча наблюдал за тем, как демон разрезает на женщине рубашку, как он, бормоча заклинания, чертит свиной кровью какие-то ритуальные символы на животе пациентки, как каплями воска помечает одному ему известные точки на её теле. Потом Сэланс проткнул стальными иглами уши женщины, отчего Фэйла аж передёрнуло. Ленты двух цветов он повязал на её запястьях. Потом сел возле кровати и стал громче читать заклинания. Причудливая вязь демонического языка, казалось, сгустила воздух в комнате. Сэланс читал всё громче. Женщина начала биться так сильно, что Фэйлрош стал сомневаться, способен ли живой человек выдержать такое. Язычки пламени у свечей в изголовье женщины заискрились и стали зелёным. А демон читал заклинания всё громче и громче. И вот, когда его голос почти перешёл в крик, он вновь положил обе руки на живот несчастной женщины. Вдруг его шарахнуло словно какой-то ударной волной. Он отлетел на три метра и ударился в стену... А с кровати, где лежала женщина, вдруг поднялось бородавчатое рогатое чудовище!
Фэйлрош смотрел во все глаза, и с удивлением обнаружил, что тело женщины осталось лежать на кровати. Она больше не билась.
Изгнанный синекожий демон, покачиваясь, сделал шаг вперёд.
- А, Валтар, это ты, оказывается, - устало проговорил Сэланс. Он скинул с себя человеческое обличье и в образе демона тоже шагнул навстречу.
- Гай? Так это ты меня изгнал? Какого дьявола! Я ведь уже почти закончил! – его синяя физиономия исказилась таким гневом, что Фэйл невольно поёжился.
- Не ори! Ты помешал мне, и Право на моей стороне.
- Что это значит?
- Я работаю над сыном этой женщины. Он самый способный мой ученик. И вот, когда работа близка к завершению, его вдруг забирают из школы, делая моё влияние невозможным. И всё из-за того, что ты тут развлекаешься с его матерью. Я прибыл в Средний Мир на месяц раньше тебя. Моя работа начата раньше, и я могу остановить любого, кто будет ей мешать. Так гласит тридцать седьмая часть Права демонов.
- Но я уже почти закончил! – вновь заорал синемордый. – У меня не хватит сил на новую жертву!
- Это не мои проблемы.
- Гай, я не смогу сдать отчёт! Меня же больше не пустят в Средний Мир!
- Довольствуйся нашим.
- Ты-то сам не больно довольствуешься! Торчишь тут всё время, и ни хрена не делаешь, а потом ищешь лазейки в Праве, чтобы выбить новое разрешение!
- Это работает.
- Ты просто слюнтяй, а не демон! Ты уже лет сто никого не убивал! И дружишь с этим старым плешивым Гасаром, а он ненормальный, об этом все знают!
- Знаешь, Валтар, кое в чём я всё же могу оказать тебе помощь, - холодно проговорил Сэланс, подходя к озверевшему демону вплотную. – Могу помочь скорее покинуть этот мир, а именно – дать тебе на дорожку хорошего пинка!
- Что ж, Гай, это я тебе это припомню, обещаю! Ты можешь торчать в своём Среднем Мире сколько хочешь. Но рано или поздно ты вернёшься. И когда это произойдёт, я буду тебя ждать! Клянусь!
С этими словами он злобно зарычал в лицо своему обидчику и с шипением и дымом вдруг провалился вниз прямо сквозь пол.
Гай Сэланс вновь принял человеческий облик и подошёл к женщине. Она лежала на кровати без сознания. Осторожно он прикрыл простынёй её обнаженное тело. Затем наклонился и аккуратно вытащил стальную иглу из её уха. Женщина пошевелилась и судорожно вздохнула. Когда демон удалил вторую иглу, она открыла глаза.
- Где я? – её голос был слабым и дрожащим.
- Вы у себя дома. Не волнуйтесь, всё будет хорошо.
- Что произошло?
- Вы были больны. Но сейчас кризис миновал, и вы скоро поправитесь.
- А вы врач?
- Вроде этого. Разрешите мне позвать ваших родных?
Через минуту вся комната наполнилась людьми. Какие-то родственники, слуги, соседи – все крутились вокруг ошарашенной женщины и её спасителя. Мони рыдал, уткнувшись в колени матери. А лжепрофессору трясли руки, обнимали, осыпали благодарностями. Смущённый, он поспешил проститься с хозяевами и повернулся к двери. И Фэйлрош готов был поклясться, что видел в этот момент на его глазах слёзы.
Этой ночью оргии не было – видимо, демон потерял слишком много сил во время ритуала. Фэйл сидел в кресле рядом с кроватью в комнате Сэланса. Сам "профессор" безмятежно спал, разметав чёрные волосы по подушке. А полуангел нервно потирал руки, вглядывался в его красивое лицо и шептал:
- Да что же ты за демон-то такой?
***
Через два дня Фэйл на рассвете вдруг услышал внутренний зов директора Гулвинга. В такую рань? Значить, его помощь понадобилась срочно. Бесшумно покинув комнату спящего Сэланса, юноша направился в кабинет, где застал чем-то очень огорчённого директора.
- Господин Фэйлрош, как я рад! – воскликнул тот, едва Фэйл успел снять покров невидимости. - Идёмте, пожалуйста, со мной, я должен вам кое-что показать. У нас происходят странные вещи. И не только у нас, а во всём городе! Впрочем, вы должны сами посмотреть. Идёмте!
Директор Гулвинг привёл Фэйла на школьную конюшню. То, что полуангел увидел там, повергло его в шок. Сначала ему просто показалось, что конюшня пуста. Но увы, это было не так.
- Смотрите, - сказал директор и открыл один из денников.
На полу на тонком слое соломы лежал Карат, гнедой жеребец, на котором Фэйл прискакал в город.
- Карат! – полуангел кинулся к несчастному коню. Он опустился на колени и погладил шелковистую гриву, которую так любил расчёсывать. Большие шоколадного цвета глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, приоткрылись.
- Он не умер!
- Нет. Они все живы, но обездвижены.
- Что значит "они все"?
- А вы взгляните.
Директор открывал всё новые и новые денники, и картина везде была одна и та же. Лошади – живые, но обездвиженные – лежали на полу. Пройдя всю конюшню насквозь, они вышли в манеж. С десяток лошадей лежали прямо на песке площадки то там, то здесь.
- И так по всему городу! – сказал директор. – Везде, где есть лошади, такая картина.
- Только лошади? – спросил Фэйл.
- Да.
- Когда это произошло?
- В течение вчерашнего дня.
- Они падали в разное время?
- Нет, не то. Они просто слабели постепенно. Словно у них медленно высасывали жизнь.
Фэйлрош нахмурился.
- Вы думаете, что это наш демон? – спросил он директора.
- Вам виднее…
- Это не он. Я был с ним в течение вчерашнего дня всё время. Только и жду, чтобы он начал использовать магию. И готов поручиться: он этого не делал.
- Значит, это какой-то другой демон?
- Или человек. Такое вполне по зубам чёрной магии.
- Господин Фэйлрош, вы сможете помочь?
- Пока не знаю, - ещё больше нахмурился Фэйл. – Кто бы это ни был, он явно действует на удалении. Если это маг-чернокнижник, обезвредить его было бы не так сложно, но вот найти… Ангелы могут видеть связующую нить между жертвой чёрной магии и её источником. Но полуангелы на это не способны.
- Мы сможем призвать ангела, но он явится лишь через пару дней. До этого срока лошади почти наверняка умрут. Вы – наша единственная надежда!
- Дайте мне подумать.
- Конечно. Я оставляю вас. В любом случае, вы лучше меня знаете, что делать.
И директор Гулвинг поспешно удалился.
Фэйл вернулся в денник к Карату, сел на пол рядом и погладил лоснящуюся шею жеребца. Что же делать? Что делать?! Как найти этого демона или чернокнижника, если нет даже зацепок! Нейтрализовать магию, не зная, какое заклинание использовано, тоже невозможно. Что же делать? Он смотрел на любимого коня, вспоминая, как тот забавно фыркал, собирая мягкими губами сахар с его ладони.
Решение пришло внезапно, и Фэйл резко вскочил на ноги. Не только ангелы способны видеть связующую нить между магом и его жертвой! Ещё это могут демоны! Быстрыми шагами Фэйлрош направился к школьному крылу. Возможно, он собирается совершить большую ошибку. Возможно, это будет стоить ему жизни. Возможно. Но он должен попытаться!
Когда Фэйл поднялся в спальню профессора Сэланса, тот всё ещё сладко спал. Полуангел скинул покров невидимости, сел на край постели и мягко тронул демона за плечо. Тот открыл глаза и, едва взглянув на того, кто прервал его сон, резко сел на кровати.
- Что за чёрт! – воскликнул он, внимательно оглядывая неожиданного гостя. – Если я не ошибаюсь, ты полуангел?
- Да.
- Что-то быстро, - хмыкнул демон, - я ждал тебя не раньше следующей недели.
- Ты ждал меня?!
- Ну, не именно тебя. Просто кого-нибудь из Ордена.
Сэланс потянулся, и лёгкое одеяло сползло в сторону. Полностью обнажённый демон даже не думал поправлять его: видимо, решил или смутить полуангела, или просто похвастаться перед ним своим шикарным телом. Спокойно и нахально он развалился голый на постели, а Фэйл заливался краской и не знал, куда девать глаза. Самое обидное, что его взгляд как магнитом тянуло именно к той части тела демона, которой он так любовался во время оргий.
- Почему ты думал, что будет кто-нибудь из Ордена? – спросил Фэйлрош, стараясь взять себя в руки.
- Ну, я знал, что директор Гулвинг – умный мужик, и рано или поздно он догадается обо всём.
- Тогда почему ты не устранил его?
- Потому что мне нужно было, чтобы Орден прислал кого-нибудь, понятно же!
- Нет, мне ничего не понятно! Объясни толком!
- Ну, ладно, если тебе надо всё разжёвывать! Значит, так: по нашим законам демон может перемещаться в Средний Мир только для выполнения миссии, то есть должен сделать какую-нибудь гадость. Только вот я не слишком люблю делать гадости людям, они мне нравятся. Поэтому я так подстраиваю, чтобы полуангелы из Ордена являлись следом за мной и приводили всё в норму. А я спокойно сдаю свой отчёт и получаю разрешение на следующий вылет.
- Но ведь это опасно для тебя, - промямлил Фэйл. Его трясло, он терял контроль над собой и уже вовсю разглядывал обнажённое тело, лежащее так близко к нему. Только разок бы дотронуться…
- Если соблюдать некоторые предосторожности, то никакой опасности нет.
- Поэтому ты и не пользовался магией?
- Да, догадливый ты мой…
Тут Сэланс заметил, что полуангел весь дрожит. Демон проследил за направлением взгляда Фэйла и усмехнулся:
- Нравится? – спросил он, беря в руку и слегка поглаживая свой огромный полувставший хуй. Фэйлрош ничего не ответил. – Хочешь потрогать?
- Я не за этим сюда пришёл, - несчастный Фэйл сделал последнюю попытку взять себя в руки.
- Не за этим? – Сэланс сел на постели и, приблизившись к его лицу, провёл пальцами по пылающей щеке полуангела. – А чего тогда так трясёшься?
Фэйлрош поднял на него жалкий взгляд и, чуть всхлипнув, прошептал:
- Моя защита… она не работает.
- Не работает? – оживился демон, придвигаясь ближе. – Ух, ты! Так это что? Это значит, что я могу прямо сейчас поиметь такого хорошенького ангелочка?
- Можешь, - только и шепнул Фэйлрош, жадным движением впиваясь сухими губами в улыбающийся рот демона.
Едва их губы слились, Фэйл словно провалился в какой-то сладкий омут. Он не помнил, как избавился от одежды. Демон подмял его под себя, и он раздвинул ноги, пытаясь обхватить ими бёдра любимого. Сэланс схватил с тумбочки какую-то мазь и стал смазывать анус парня, а тот в нетерпении всё тянул и тянул его на себя, пока, наконец, не почувствовал столь долгожданное проникновение. В его глазах вдруг всё заиграло какими-то радостными красками, и громкий стон юноши разорвал утреннюю тишину. Первый оргазм он получил почти сразу, но возбуждение от этого почему-то на убыль не пошло. И он продолжал стонать и метаться под демоном, который с довольным рыком вколачивал в него свой исполинский член. Он долбил его, словно молотобоец, и Фэйл уже приближался ко второму оргазму. Но тут демон хрипло застонал и стал сливать ему в зад свою сперму. Парень терпеливо ждал, пока тот не отдышался, но едва "профессор" попытался вынуть член, как Фэйл воскликнул:
- Нет, подожди. Ещё! – просил он, целуя демона в губы. – Умоляю. Можно ещё?
Тот склонился к его лицу, и от взгляда угольно-чёрных глаз у парня мурашки побежали по телу. Всё ещё глядя ему в глаза, демон снова начал двигаться. Сладкая дрожь опять стала разливаться по телу Фэйла, заставляя его стонать. И эта дрожь словно передавалась его партнёру. Демон очень плотно прижался к нему, а Фэйл в ответ крепко обхватил его ногами. Амплитуда движений от этого уменьшилась, но это было особое ощущение – ощущение настоящей близости. Они слились как бы в одно целое, и каждое движение доставляло немыслимое удовольствие обоим.
Когда Сэланс кончил во второй раз, он отдышался и, склонившись над полуангелом, нежно погладил его по голове, отведя с мокрого лба прилипшие волосы.
- Устал? – спросил он тихонько. – Или ещё?
Фэйлрош открыл глаза. Ни во взгляде, ни в голосе демона не было иронии. Он на полном серьёзе интересовался, нужно ли ему ещё. Фэйл улыбнулся и кивнул:
- Ещё немного.
На третьем кругу они стали смаковать ощущения. Фэйл говорил, чего ему хочется. То просил помедленнее и поглубже, то ему нравилось, когда демон полностью вынимал член и снова вводил его на небольшую глубину. Они меняли позы. Больше всего Фэйлу понравилось, когда он лежал на боку на краю постели, а стоящий рядом демон, закинув себе одну его ногу на плечо, входил в него чуть ли не каждый раз под другим углом. В конце концов, Сэланс снова навалился на него сверху, сгрёб в охапку и стал остервенело долбить членом, слегка прикусив бедному парню ухо. "Кончает", - подумал Фэйл, и от ощущения новой струи спермы внутри себя он тоже забился в сладком оргазме.
Расцепившись, они отвалились друг от друга, как половинки расколотого пополам ореха.
- Вот это да! – с трудом переводя дыхание, произнёс демон. – Потрясающе! С вами, ангелами, всегда так?
- Я не знаю, - тяжело дыша, ответил юноша.
- Тебя как звать-то?
- Фэйлрош… Просто Фэйл.
- Хорошее имя... А вот у меня не имя, а кошмар. Гайдервассэланс! Представляешь? Его никто даже произнести толком не может! Так что сокращённое "Гай" предпочтительнее.
- Вот и познакомились, - усмехнулся полуангел, и Гай тоже засмеялся в ответ.
- Ну, ладно, хорошего понемножку, - вздохнул Фэйлрош, оборачиваясь к демону. – Я ведь к тебе по делу пришёл.
- Как? У тебя ко мне ещё какое-нибудь дело? – иронично отозвался тот.
- Перестань. Мне нужна помощь.
- Ну, это я уже понял, - вновь усмехнулся демон, трогая его за попку.
- Да хватит язвить! Там серьёзное дело! – обиделся Фэйл.
- Что случилось?
Через четверть часа они уже стояли на манеже. Демон внимательно разглядывал лежащих на земле лошадей.
- Чувствуешь что-нибудь? – спросил Фэйлрош.
- Ещё бы! Тут просто всё плавает в чёрной магии. Она действует на этих лошадок прямо сейчас. И это не демоническая магия, а человеческая. Правда, очень сильная.
- Сможешь проследить?
- Конечно. Нити видны очень чётко. Это сильный маг – нити очень яркие, да к тому же трёх разных цветов.
- Что это значит?
- Это значит, что заклинание не простое, а из трёх составляющих. Новичку такое не по силам.
- Ты сможешь его найти?
- Найду. Идём.
Они шли по улицам ещё спящего города, следуя за магическими нитями. Те время от времени скрывались в стенах домов, проходя сквозь них и следуя напрямую к магу, создавшему их.
- Нда, - пробормотал демон, - сегодня прибавится работы у городских лекарей.
Фэйл понял, что тот имел ввиду. В каждом доме, через который проходила такая нить, люди наверняка чувствовали недомогание. У кого-то по непонятным причинам затруднялось дыхание, кто-то мучился головной болью. В одном из домов громко скулила собака. Гай и Фэйл обходили дома вокруг, пока не находили место, где нить покидала пределы здания и тянулась дальше. И продолжали свой путь по невидимым магическим следам. Так они оказались, наконец, у старого нескладного особняка из серого камня, и обошли его вокруг.
- Это здесь, - сказал Гай. – Посмотри, сколько нитей тянутся сюда со всех сторон.
- Я могу смотреть сколько угодно, но ничего не увижу. Ты же знаешь.
- Ой, прости, я забыл. Итак, твой чернокнижник внутри. Что будешь делать?
- Войду внутрь, разыщу его и убью.
- Другие идеи есть?
- А чем тебе эта не нравится?
- Двумя вещами, - поморщился демон. – Во-первых, это сильный маг. У него может быть защита, которую ты не заметишь, если не прополощешь глаза сарацинским хвощом, а на это у нас нет времени. Во-вторых, не факт, что убийство мага спасёт лошадок.
- Почему?
- Запущенный магический механизм вполне способен действовать и после того, как маг сыграет в ящик. Нужно узнать, как именно разморозить оцепеневших животных, а это может знать лишь создатель заклинания.
- Хорошо, - вздохнул Фэйлрош. – Твои предложения?
- Ну, для начала я бы посмотрел, что там сейчас внутри творится. Только прежде я хотел бы кое-что обсудить с тобой.
- Я весь внимание.
- Можно заглянуть в дом прямо отсюда, чтобы не таскаться зря по комнатам, натыкаясь на магические ловушки. Но для этого мне нужно использовать магию. А я не хотел бы, начав колдовать, тут же получить в задницу убивающую стрелу. Дай мне слово, что не будешь применять своих заклинаний против меня, пока мы не разберёмся с этим делом.
- Даю слово, - уверенно ответил Фэйл. Да, этого демона так просто не возьмёшь: он явно знал, что для полуангела данное слово сильнее любых расписок.
Гай подошёл к стене дома и стал пристально вглядываться в неё. Воздух вокруг словно бы сгустился. Полуангел чувствовал его магию, словно невидимые электрические токи.
- Он в подвале, - через минуту произнёс Гай. – Он сидит на полу. Перед ним нарисован круг с магическими знаками. Вокруг свечи... Пытаюсь прочитать знаки… Да, так и есть. Он проводит ритуал вызова. Вызывает демона... Магические нити, тянущиеся от лошадей, сходятся в одном месте. Это какой-то стеклянный сосуд. Он светится. Но этот сосуд никак не участвует в ритуале. Не могу понять, зачем он ему.
- Надо идти внутрь, - отозвался Фэйлрош. – Если демон явится по его зову, будет поздно.
- Погоди секунду. Проверю дом… Сейчас… Всё чисто, ловушек нет. Вернее, есть, но только одна, на входной двери. А ни тебе, ни мне входная дверь не нужна, не так ли? Проблема в другом. Фэйл, послушай. Чтобы спасти лошадей, нам нужна информация. Надо с ним поговорить.
- Я не думаю, что он захочет делиться со мной своими секретами, - усмехнулся полуангел.
- С тобой – нет. А со мной? – иронично улыбнулся Гай, стряхивая с себя человеческий облик и поблёскивая в розоватом утреннем свете своими бронзовыми рогами.
Чернокнижник твердил заклинания, не сводя глаз с центра вызывающего круга. Он устал. Но ритуал был почти закончен. Скоро, очень скоро он будет вознагражден за всё! Если, конечно, этот неизвестный демон, которого он вызывает, окажется дружелюбным. Но что поделать, вызывающие демонов всегда идут на риск.
Чёрный дым вдруг заклубился в центре круга. Свершилось! Маг отложил старинную книгу, из которой читал заклинания, и напряжённо замер. Дым рассеивался, стелясь по полу. Из круга на чернокнижника взирал огромный бронзовокожий монстр! Сделав шаг к нему, маг опустился на колени и воздел вверх руки:
- Мой господин! – восторженно воскликнул он. – Я так ждал!
В эту минуту невидимо и бесшумно в комнату проскользнул Фэйл.
- Кто ты такой, и зачем ты звал меня? – грозно прорычал чернокнижнику Гай, выпрямляясь во весь свой гигантский рост.
- Мой господин, у меня есть кое-что для вас! – лепетал тот. – Я приготовил вам жертву.
- Ммм, я люблю жертвы. Где же она?
- Здесь, господин. Вот, взгляните, - и маг бережно поднял с алтаря круглую светящуюся склянку. – Это сила. Сила всех лошадей города!
- Лошадей? – презрительно спросил демон.
- Но лошади гораздо сильнее людей, мой господин! Их сила больше и чище. Она сможет значительно увеличить вашу мощь.
- И что же ты хочешь взамен?
- Вашей помощи, господин. Я хочу убить нашего Правителя и занять его место.
- Хочешь богатства и власти?
- Ну, да... Этого ведь все хотят.
- Хм, - Гай взял склянку и повертел её в руках. – Не выглядит аппетитно.
- Поверьте, мой господин, она уникальна! Я два года работал над заклинанием, способным собрать такое количество силы. Вы останетесь довольны!
- И как же её пить? Она же не жидкая, это просто свет.
- Её нельзя пить, мой господин. Нужно проглотить сосуд целиком. Для вас ведь это нетрудно, правда?
- Нетрудно, - поморщился демон. – Но неприятно. А через это отверстие нельзя? Сейчас я выдерну пробку…
- О нет! Не делайте этого! – рванулся к нему чернокнижник. – Простите за дерзость, мой господин, но этот сосуд нельзя открывать! Если открыть пробку, вся сила вылетит и вернётся к своим прежним носителям.
- Хм, - вновь недовольно сморщился демон, - я не любитель глотать склянки! Это тебе что, цирк?! И вообще, с какой стати ты собрался пичкать меня этой кониной?!
- Вы недовольны мной, господин? – затрясся бледный чернокнижник. – Но я найду вам новую жертву. Человеческую жертву, если вы их любите…
- Да, я люблю человеческие жертвы! Но не трудись искать – я сам уже нашёл одну!
С этими словами Гай резким движением схватил одной рукой дрожащего мага за горло. Страх и удивление отразились в глазах жертвы, прежде чем хрустнули позвонки. Чернокнижник мёртвой тряпкой повис на руке демона, а потом рухнул, брошенный на пол прямо в центр вызывающего круга.
- Фэйл! – негромко позвал Гай.
Полуангел скинул покров невидимости и подошёл к скрючившемуся телу мага. Не было ни ран, ни следов крови, но Фэйл всё равно почувствовал тошноту.
- Тебе ещё не приходилось видеть мёртвых? – спросил демон.
- Приходилось. И не раз. Даже убивать приходилось. Но к таким вещам трудно привыкнуть.
- Согласен. Мне это тоже не доставляет удовольствия. Но нужно действовать. Скажи, у тебя есть на теле знак Ордена?
- Конечно!
- А ты сможешь сделать такой же на теле этого ублюдка?
- Смогу. Но зачем?
- Иначе у меня будут крупные неприятности. Я только что лишил кого-то из своих соплеменников шикарного обеда. И если не докажу, что здесь для него была приготовлена ловушка, то неприятностей не оберёшься.
- Хорошо, сделаю.
- Отлично. А я пока освобожу лошадок.
Гай взял светящийся сосуд, осторожно выдернул пробку и молча наблюдал, как разноцветные магические нити радостно разлетаются в разные стороны.
- Жаль, что ты этого не видишь, - шепнул он Фэйлу. – Это так красиво…
Светящиеся искорки весело разбегались из сосуда, пока тот не опустел.
Окончание рассказа.www.diary.ru/~RitaAfanasieva/p169692796.htm?oam...
Название: «Юнга со шхуны "Вестник"»
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21.
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, сомнительное согласие, групповой секс, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Как матросы в плаваньи так долго могут обходиться без женщин? Никита, нанявшийся юнгой на шхуну "Вестник", теперь слишком хорошо знает ответ на этот вопрос.
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
Читать рассказ
Никита сидел на каменистом морском берегу, время от времени кидал мелкие камешки в воду и хмурился, глядя на расползающиеся круги. Настроение было отвратительное. А портила его необходимость принять трудное решение, и быстро. Он обещал дать ответ завтра утром. Сейчас уже почти стемнело, а стало быть, утро не за горами. Никита вздохнул и принялся снова перебирать все "за" и "против", но вдруг поймал себя на том, что просто уговаривает сам себя принять решение "за". Ведь выхода-то у него, по сути, не было.
Дело в том, что Никита наконец-то нашёл работу, причём ни где-нибудь, а на рыболовецкой шхуне. Два месяца назад он сбежал с сельской мануфактуры купца Пахомова, где с девяти лет работал в ткацком цехе подметалой и которую ненавидел всем сердцем. За тридцать вёрст он ехал в Архангельский порт, чтобы увидеть море. Море… Никита грезил о нём с детства. Стать юнгой – предел мечтаний! Да ещё на парусном судне!
Всё было бы прекрасно, если бы не одно существенное "но". При разговоре с боцманом выяснилось, что в его обязанности будет входить нечто такое, на что он никак не мог уговорить себя пойти. Короче, его откровенно предупредили, что придется подставлять задницу матросам. Вот те, бабушка, и юрьев день!
Самое паршивое, что никакой другой работы Никита найти не мог. Он уже больше месяца ошивался в порту, и ничего. Оказалось, что таких, как он, "юных романтиков", мечтающих о море, здесь полным полно. И в его шестнадцать здесь даже работу полового в трактире не найти – всё забито. А в юнги вообще не пробиться – там всё позанимали холёные дворянские детишки из местного морского училища. Эти противные гардемаринчики с гордым видом расхаживали по набережной, и каждый, похоже, ощущал себя будущим адмиралом. А у Никиты с утра маковой росины во рту не было – деньги закончились.
То, что на флоте во время рейса на судах ебут молоденьких матросов, Никита тут, в порту, слыхал уже не раз. И это даже будоражило его воображение. Только вот не думал, что ему самому так быстро придется столкнуться с этим. В общем и целом, секс с мужчинами его совсем не пугал. Никита уже года три как осознал, что его почему-то влечет к друзьям, а не к подругам. Сначала был в шоке, потом как-то свыкся с этой мыслью. Окончательно успокоился, когда попробовал переспать с девчонкой, и это у него получилось. Без особого удовольствия, правда, но смог. Значит, если что – сможет и жениться, и детишек настругать. А к кому его больше тянет – это уж его, Никиты, личное дело.
Опыт мужеложства у парня тоже был. Он трахался с сыном сельского старосты – тот хоть и щуплый, но дубина у него о-го-го оказалась, Никита даже в какой-то момент пожалел, что его соблазнил. Потом был приезжий из города землемер, который провёл в их селе пару месяцев, и почти все эти два месяца драл Никиту во все дыры. Жаль, что уехал, отличный был любовник. Позже Никита сам имел кузнеца из соседнего села – тот, почему-то, любил только давать, а сам мальчишку ни разу не тронул. Но он так сладко стонал, когда Никита долбил его здоровенную задницу своим членом, что парень просто улетал. Короче, мужской секс – это здорово!.. Но давать всему экипажу… это перебор. Да и вообще, такая работа сильно смахивала на проституцию, а к ней Никита был совсем не готов.
Но вздыхай – не вздыхай, а жрать-то что-нибудь надо! К тому же, он будет ходить в море. В море! Последним доводом, окончательно успокоившим Никиту, стало то, что ходить он будет именно на шхуне, а не на грязном дымном пароходе. Суда с паровыми двигателями постепенно вытесняли парусные шхуны во всех портах – прогресс, мать его. Но рыбу пока ещё ловили на парусниках. Закрыв глаза, Никита представил себя под белыми парусами, и это последнее "за" перетянуло чашу весов.
Утром в назначенный час Никита уже поднимался по трапу на четырёхмачтовую шхуну, носящую имя "Вестник". Ещё вчера, подходя к этому судну впервые, Никита усмехнулся: кто ж это умудрился дать кораблю такое "газетное" название? Но теперь ему было не до смеха. Ступая на палубу, он чувствовал, как мелко и противно дрожат колени.
Боцман принял его в той же каюте, что и вчера, и с той же сальной улыбочкой.
- Я согласен, - просто сказал Никита.
- Не так быстро, парень, - улыбка на красной боцманской физиономии как-то окривела и стала ехидной, - надо проверить, годишься ли ты для этого дела. Подойдёшь ли ты нам. Проверить надо…
- Проверяйте, - обречённо вздохнул Никита. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, как будет проходить эта "проверка".
- Раздевайся.
Боцман не потрудился даже запереть дверь каюты. Он имел Никиту прямо на столе. Сначала сзади, потом положил на стол на спину, а сам навис сверху, потом повернул паренька на бок, потом ещё как-то крутил его и вертел. Никита не привык к такому разнообразию. Ему даже захорошело, чего он никак не ожидал, поскольку этот красномордый боцман не вызывал у него ни малейшей симпатии. Парень стал постанывать и подмахивать задницей, подаваясь навстречу доставляющему такое удовольствие члену боцмана. Кончить, правда, не смог, но удовольствие получил. Особенно в тот момент, когда принимал в себя порцию горячей спермы своего нового начальника.
- Всё. Вставай, одевайся, - бросил ему боцман, снова усаживаясь на свое место за столом.
Растерянно натягивая штаны и рубаху, Никита чувствовал, что сперма медленно вытекает из него.
- Мне бы в туалет, - краснея, промямлил он.
Боцман взглянул на него как будто удивлённо.
- Ну иди. Гальюн найдёшь, или проводить?
- Найду.
Через пять минут, когда он вернулся в каюту, боцман взглянул на него сухим канцелярским взглядом.
- Ты нам подходишь. Завтра приходи на судно, начнёшь работать. Отходим через три дня.
- А мы надолго в плаванье?
- На четыре месяца.
- Четыре месяца? А почему так долго?
- Почему долго? Ничего не долго. В Выборг идём, потом в Гельсингфорс.
Вот это да! Так он пойдёт не просто рыбку ловить, а в настоящее плавание! Увидит другие города, другие страны! Принятое решение казалось Никите абсолютно верным.
***
Через месяц с небольшим судно уже входило в Выборгский порт.
Попав в город, Никита первым делом пошёл искать кабак. Ему хотелось напиться. В стельку. Он ненавидел шхуну "Вестник", он ненавидел флот, он ненавидел море!
В первые дни матросы на судне к нему присматривались. Ебали, в основном, только боцман и старпом. А дня через три после отхода вдруг понеслось! Ощущение было такое, что моряки ни о чём, кроме секса, думать в принципе не могут. Отходя на шхуне в море, Никита пребывал в счастливом заблуждении, что его будут трахать максимум пару-тройку раз за день. Ага, как же! Пару-тройку раз – это каждый матрос с ним проделывал за день, да ещё и ночью столько же! Самое поганое, что основных обязанностей с него тоже никто не снимал. Драить палубу, натирать медь, чистить картошку, складывать канаты – и всё это в промежутках между поревом! Ночью ему поспать тоже толком не давали. И концу второй недели на судне Никита просто качался от усталости.
К счастью, примерно в это же время он заметил, что "натиск" возбуждённых матросов стал потихоньку ослабевать. Видимо, они так набросились на него, потому что он новенький. А как только Никита им немного поднадоел, так они и отстали. К приходу в Выборг парня ебли раз по десять в день, не больше, и ночью ему пару раз удавалось-таки отоспаться.
Но усталость – это ещё не всё. Мерзко было на душе у Никиты. Не для него такая жизнь, он это понял довольно быстро. Ему не нравилось, что его используют. Ему не нравилось чувствовать себя шлюхой. Ему не нравилось заниматься сексом со случайными людьми, которые ему порой были откровенно неприятны. Он уже думал, не бросить ли ему шхуну и не остаться ли в Выборге. Но денег у него по-прежнему не было – жалованье должны выдать в конце плаванья, а сейчас ему, как и всем остальным, кинули лишь несколько монет, чтоб только на выпивку хватило. Вот на выпивку он их и потратит!
Лишь осушив третий стакан вина, Никита почувствовал, как начинает таять лёд в его сердце. Может быть, жизнь и не так уж отвратительна, ведь как посмотреть… Никита решил сбавить обороты и, взяв четвёртый стакан вина, не опрокинул его залпом, а стал смаковать маленькими глотками. Почувствовав, что хмелеет, парень уселся в дальнем тёмном углу кабака и стал молча наблюдать за другими посетителями.
Пил он почти без закуски, и постепенно хмель всё больше кружил ему голову. Вдруг жутко захотелось с кем-нибудь поговорить о своих бедах. А в какой-то момент Никита почувствовал, что готов расплакаться. "Вздор какой! Надо взять себя в руки", - подумал он, вытирая увлажнившиеся глаза.
В эту минуту его внимание привлёк молодой блондинистый парень, вошедший в питейный зал. Блондин шёл по проходу меж столов так уверенно, что сразу чувствовалось – он здесь завсегдатай. Это был красивый юноша, примерно ровесник Никиты или чуть постарше. А привлекал он внимание главным образом из-за походки. В его движениях ощущалась какая-то кошачья грация, свойственная скорее женщинам, нежели мужчинам. Легко покачивая бёдрами, он пересёк зал и подошёл прямо к столику, за которым сидел Никита.
- Привет, - буркнул он, даже не взглянув на Никиту, и обернулся на дверь. Блондин был явно чем-то недоволен.
- Привет, - ошарашенно выдавил из себя Никита.
- Бля, с клиентами сегодня полный облом! Один дохлик какой-то попался, и всё! А я, главное, хочу, прям не могу – хоть сам себя трахай!
Открывший рот Никита не нашёл, что на это ответить. А блондин спокойно взял его стакан с вином и отхлебнул глоток.
- Фу, кислятина, - он с отвращением вернул стакан владельцу. – Лучше бы водки взял… А у тебя-то как здесь? Тоже голяк?
- Голяк? – Никита во хмелю соображал туго.
Блондин наклонился к нему поближе и вдруг расхохотался, да так весело и заразительно, что на них стали оглядываться, улыбаясь, остальные посетители.
- Извини, - сказал он, отсмеявшись, - я тебя в темноте за одного из наших принял.
- Из ваших? – всё так же рассеянно промямлил Никита.
- Ой, да ладно, не начинай, я же извинился! Или тебе со шлюхой за одним столом сидеть противно? Так я могу и уйти.
Блондин легко поднялся на ноги и уже повернулся, когда Никита неожиданно для себя самого схватил его за руку.
- Не уходи, пожалуйста!
- Уверен?
- Конечно. С чего мне должно быть противно? Я ничем не лучше тебя!
И тут долго сдерживаемые слёзы, выйдя из-под контроля, предательски поползли по щекам. И вновь до безумия захотелось с кем-то поговорить. Не успев даже узнать имени этого парня, Никита рассказал ему всё. Всё, начиная с того момента, как он приехал в Архангельск. Рассказал, как мыкался без работы, как колебался, принимая предложение с "Вестника". Как ему понравилось в первый раз с боцманом. Как потом этот боцман жёстко трахал его вместе со старпомом с двух сторон. Как ему приходилось столько сосать, что начинало сводить челюсти. Как один из матросов так глубоко засовывал ему в горло хуй, что его один раз чуть не вырвало. Как он уставал до такой степени, что порой отключался и засыпал в процессе ёбли. Он всё говорил, говорил, а его визави внимательно слушал, время от времени задавая наводящие вопросы. Потом они вместе что-то пили – толи вино, толи водку, это Никита уже плохо помнил. Его новый знакомый тоже ему что-то рассказывал, но это в памяти не отложилось. Запомнилось только, что блондин родом был из Саратова. Почему-то из всех слов в голове засел только этот Саратов. А потом Никита просто вырубился.
Проснулся он с жуткой головной болью. Открыл глаза, огляделся. Комната незнакомая. Он лежит на постели. Тускловатый утренний свет пробивается через задёрнутые шторы. Никита потёр заспанные глаза и только хотел потянуться, как вдруг краем глаза заметил нечто, заставившее его подпрыгнуть на кровати от неожиданности. Рядом с ним, разметав золотистые волосы по подушке, сладко спал его вчерашний случайный знакомый.
"Опа! – подумал Никита. – Так я ещё и переспал с ним? Интересно, кто кого: он меня, или я его?"
Ему вдруг стало неловко. А вспомнив свои вчерашние откровения, он смутился окончательно. Смотреть этому парню в глаза при свете дня ему совсем не хотелось. Медленно, стараясь не разбудить блондина, Никита выполз из-под одеяла, молча оделся и тихо-тихо выскользнул за дверь.
***
Два дня спустя Никита возился с канатами на судне. Все потихоньку готовили судно к отходу, который был назначен на завтра. Вдруг с берега кто-то звонко крикнул:
- Эй, Никита!
Обернувшись на крик, парень увидел на берегу своего недавнего знакомого и нахмурился. «Чего ему здесь надо? – подумал он. – И как он меня нашёл? Ах, да! Я же ему сам название судна сказал».
- Тебе чего? – спросил он, подойдя ближе к борту.
- Помнишь меня? Спустись на десять минут, разговор есть.
- Какой разговор?
- Деловой.
Никита вздохнул и пошёл к трапу, дорогой пытаясь вспомнить, как зовут парня. «Юрой, кажется… Да, точно, Юрка! Уф, хоть это вспомнил!» - облегчённо вздохнул он, спускаясь.
Когда ребята уселись на парапете набережной, Никита смущённо поёжился, пытаясь угадать, что за «дело» может быть к нему у местной шлюхи.
- Ты чего тогда так тихо слинял? Разбудил бы меня.
- Я торопился, - соврал Никита.
- Жаль, я поговорить с тобой хотел утром. Но можно и здесь. Хочу тебе кое-что предложить.
- Что?
- Хочу занять твоё место.
- Чего?! – вытаращился на него Никита.
- Ну или, по крайней мере, в помощники к тебе устроиться. Разделим обязанности. Ты будешь палубу драить, а я – матросов обслуживать. Жалование можешь себе забрать, у меня есть деньги, - с улыбкой пояснил Юрка.
- Не въеду, зачем тебе это?
- Зачем-зачем… Надо. Ты мне как о своем житье-бытье тут рассказал, я аж обзавидовался весь! Понимаешь, Никитка, как бы тебе это объяснить? Мне секса надо много. Очень. Ну вот уж так я устроен. А здесь дела у меня плохо идут. Матросам мужские задницы в плавании надоедают, и когда они на берег сходят, им только баб подавай, на парней они и не смотрят. Ко мне только конченые педерасты клеятся. А я хочу, чтобы меня нормальные мужики отымели по полной программе. Натрахаться я хочу хоть раз в жизни, что тут непонятного?
- Так это… капитан же не согласится. И боцман тоже. Зачем им два юнги на корабле?
- А ты им меня покажи. Там посмотрим, - хитро усмехнулся Юрка.
Резон в его словах, безусловно, был. Сейчас, при свете дня, Никита мог уже нормально рассмотреть своего знакомого. И вновь поразился его красоте. Особенно покоряли огромные тёмно-серые глаза и брови с изящным изломом. «Хоть картину пиши», - подумал Никита.
- Тебе лет-то сколько? – спросил он Юрку.
- Девятнадцать.
- Да ну? Выглядишь младше.
- Знаю.
Никита чуть помедлил, обдумывая решение.
- Ладно, идём.
Боцман слушал Никиту молча, не сводя при этом глаз с Юрки. И, видимо, внешний вид будущего второго юнги убеждал его куда больше, чем Никитины доводы.
- Жалование одно на двоих получать будете, - буркнул он.
- Идёт, - ответил Никита.
- Ай, чёрт! – вдруг расстроенно вскрикнул боцман. – Фролов-то всё равно не согласится. Лишний рот на корабле, лишняя койка… Да и вообще…
- Кто такой Фролов? – шепотом спросил Юрка у Никиты.
- Капитан наш.
Боцман ещё минуту колебался, а потом махнул рукой.
-А-а, попытка – не пытка. Идём.
Он кивком велел Юрке следовать за собой. Никита, хоть его и не звали, поплёлся следом. Дойдя до капитанской каюты, боцман бросил пацанам:
- Ждите здесь, - и, оставив их в коридоре, зашёл внутрь.
- А почему он капитану меня не показывает? – шепнул Никите Юра.
- Кажется, Фролов мальчиками не интересуется. Меня, во всяком случае, он ни разу не имел.
- А может, ты ему просто не нравишься, - усмехнулся блондин, на что Никита показал ему язык.
Разговор за дверью каюты проходил, видимо, напряжённо. Робкий голос боцмана всё чаще заглушался громким басом Фролова. Парни уже могли разобрать обрывки фраз:
- Нет, я сказал! – гремел капитан. – Ты и так судно в плавучий бордель превратил! Сколько раз я требовал это прекратить? Уволю, к чёртовой матери, и тебя, и твоих шлюх!
Вдруг тяжёлые шаги стали приближаться, и дверь распахнулась. На пороге стоял капитан, держащий своей громадной ручищей за шиворот испуганного боцмана. Прямоугольник света выхватил из тёмного коридора хрупкую фигуру испуганного Юрки, стоящего прямо против двери в каюту. Увидев его, капитан застыл и медленно разжал руку, сжимающую боцманский воротник.
- Это он? – спросил Фролов, рассмотрев паренька хорошенько.
- Да, – хрипло ответил боцман, потирая шею.
Капитан помолчал. Потом его грубоватое лицо с массивной челюстью вдруг исказилось каким-то болезненным выражением.
- Делайте, что хотите, - только и сказал он, вернувшись в каюту и захлопнув за собой дверь.
- Ну что, ребятки? Наша взяла! – улыбаясь, обернулся к ним боцман.
***
Появление второго юнги было встречено на корабле с подлинным энтузиазмом. Как ни много матросы поначалу трахали Никиту, его «заместителю» досталось ещё больше. Но тот не жаловался. В общей каюте для Юрки разложили на полу широкий матрас и отгородили его занавеской. Почти всё время красавчик валялся голый на этом матрасе, ведя приём жаждущих его тела матросов. Занавеску не всегда задергивали, и Никита имел возможность регулярно видеть, как имеют Юрку. Ему нравилось смотреть на это. Зрелище было возбуждающим. А сладострастные стоны второго юнги не оставляли места для сомнений в том, что Юрка получает истинное удовольствие. Тот старался раздёргивать занавеску почаще – ему нравилось, когда на него смотрят. Он любил показывать себя матросам. Прогибался, как кошечка, демонстрируя всем желающим свою пухлую попку с неприлично разработанной дырой. Ещё он умел сжимать её, потом расслаблять, так, что дырка то открывалась, то закрывалась. Это у любого вызывало стояк. И его ебали снова и снова.
Особенно Юрка любил матросов с большими членами. Был в экипаже один татарин, которого парень с особым удовольствием обслуживал, поскольку хуй у того был, как у коня.
- Асанчик, - сладко шептал Юрка со своего матраса, едва завидев татарина, - иди ко мне, - и призывно двигал попкой.
Асан всегда охотно откликался на этот призыв, и Никита вновь и вновь наблюдал, как на спине у блондина появляются бисеринки пота, когда он выгибает спину от удовольствия, доставляемого ему этим огромным хуем.
Ещё Юрка любил сосать. Иногда по два-три матроса обступали его, спустив штаны, а он сидел на полу и поочерёдно с жадностью сосал их члены, сладко причмокивая.
Иногда он поднимался на верхнюю палубу. Но и здесь его не оставляли в покое. Матросы сразу лезли к нему обжиматься. Лапали его, как хотели. Только присутствие капитана могло заставить их не распускать руки.
Капитана Юрка боялся. По крайней мере, до одного случая. Как-то утром паренёк вышел на палубу, где его тут же стали тискать матросы. Он, разумеется, не сопротивлялся, а напротив, стал в ответ поглаживать их вздыбленные бугорки на штанах. Во время этой эротической сцены вдруг, откуда ни возьмись, появился капитан. Увлечённые матросы его поначалу не заметили. Фролов некоторое время наблюдал за тем, как постанывающему Юрке несколько мужиков залезают в штаны. А потом крикнул:
- Эй, ты, сучонок!
Матросы, моментально оставив пацана, рассыпались по палубе. Юрка, подтягивая сползшие штаны, испуганно воззрился на капитана.
- Иди со мной! – скомандовал тот и быстро пошёл в направлении своей каюты. Юноша, разумеется, послушно поплёлся за ним.
Лишь спустя два часа Юрка вновь поднялся на палубу. Двигался он как-то осторожно, широко расставляя ноги. Взволнованный Никита подошёл к нему.
- Что он тебе сделал?
Юрка посмотрел на своего товарища и блаженно улыбнулся.
- Понятно, - усмехнулся Никита.
- Тебе повезло, что он тебя не имел, - хмыкнул блондин. – Ты бы видел его размер!
С того дня Юрка стал регулярно пропадать в каюте капитана.
Жизнь Никиты на судне как-то устаканилась. На его задницу больше ни один человек не покушался. Оно и понятно: никакой конкуренции с гиперсексуальным блондином он не выдерживал. И не только потому, что Юрка был красивее. Просто тот был, к тому же, несколько женоподобен. А у Никиты была внешность нормального мужика, никакой хрупкости и изящества.
В Гельсингфорсе Никита отметил свой семнадцатый день рождения. Во время стоянки Юрку ненасытные матросы всё-таки отпустили, и они вдвоём с Никитой два дня к ряду бродили по городу – за границей оба были в первый раз. Город Никите понравился, хотя он совсем не соответствовал своему резковатому и грозному названию, оказавшись аккуратным и тихим европейским городком.
Ещё одна приятная неожиданность ожидала здесь Никиту: ему выплатили жалование за первую половину пути. Видимо, капитан хотел дать матросам возможность купить что-то за границей. Но Никита ничего тратить не стал. Узнав в Архангельске, что такое голод, он стал очень бояться безденежья.
На обратном пути снова проходили через Выборг, где запланирована была трёхдневная стоянка. Опершись на борт, Никита и Юра смотрели на приближающуюся старинную крепость.
- Не желаешь вернуться на своё прежнее место? – с улыбкой спросил Никита.
- Уже подумываю об этом иногда, - наморщив нос, ответил блондин. – Но пока ещё рановато. Вот через месяц, когда до Архангельска дойдём, я думаю, они меня совсем укатают. Тогда и сойду.
- Ну как знаешь. Покажешь мне город сегодня? Ты здесь всё-таки жил столько…
- Не-е, я сегодня в город не пойду. Вся команда в увольнение идёт, а я хочу остаться здесь и отоспаться как следует.
- В объятиях капитана? – ехидно спросил Никита.
- С ним, пожалуй, отоспишься, - хмыкнул в ответ Юрка.
В одиночестве Никита отправился бродить по городу.
Сперва он по старой памяти навестил кабак, где познакомился с Юркой. Затем пошёл на рынок у "Толстой Катьки" – так местные жители называли приземистую круглую башню недалеко от набережной. Торговый день был в самом разгаре, и народу на рыночной площади хватало. Никита ничего покупать не собирался, но кошелёк с выданным в Гельсингфорсе жалованием с собой захватил – ему приятно было ощущать эту тяжесть в кармане. И чуть за такую радость не поплатился.
К счастью, ощущение тяжести и спасло его от очередной полосы безденежья: в какой-то момент Никита почувствовал, что кошелёк перестал оттягивать карман, и в последний момент успел схватить за шиворот чумазого пацана лет двенадцати, в загребущие руки которого перекочевала Никитина собственность.
- Ай, дяденька, пустите! – заверещал тот.
Кошелёк, звякнув, упал на землю. Никита поднял его свободной рукой, но воротник пацанёнка не выпустил. Тот верещал и извивался, словно уж. Вокруг стал собираться народ. В чём дело, люди поняли сразу, и Никита удивился тому, как озлобленно рыночный люд накинулся на пацана. Видно, воровство в торговых рядах всех уже порядком достало.
- Вот ведь паршивец, а? Такой маленький, а уже в уголовку метит!
- В участок его сдать, и все дела!
- Уши ему надрать хорошенько!
- Щас мы тя быстро пристроим, рожа бандитская!
Опешивший от такой агрессии Никита всё ещё держал пацана за ворот, а тот только тихонько и испуганно хныкал:
- Отпустите, дяденька…
Кто-то позвал полицию. Рослая фигура полицейского, выросшая за чужими спинами, раздвинула плечом толпу:
- В чём дело, граждане? Что за шум!
- Да вот, господин полицейский, мальчишка кошелёк украл. Беспризорник, наверное, - выкрикнул какой-то хлыщ из толпы.
И тут Никита вышел из ступора.
- Ничего он не украл! – вдруг неожиданно для самого себя заявил он. – Я его знаю. Мы просто поссорились.
- Как же не украл?! – возмутилась торговка рядом.
- Ничего он не украл!! – снова гаркнул Никита. – И он не беспризорник. Я знаю, где он живёт. Я его сейчас к родителям отведу!
И с этими словами Никита вместе с пацаном стал пробираться через толпящийся народ к краю рынка. Толпа ревела и возмущалась, но остановить их никто не решился. Полицейскому, видимо, тоже неохота была разбираться, и он позволил им беспрепятственно покинуть место происшествия. Как только они завернули за угол, оставив позади озлобленных торговцев, Никита выпустил воротник пацана.
- Ладно, парень, давай вали отсюда, пока цел, – он развернулся и зашагал прочь по улице.
Спустя пять минут он обернулся и с удивлением увидел всё того же пацанёнка, следующего за ним на некотором удалении.
- Тебе чего?
- Ничего, - ответил тот, словно бы даже обидевшись на такой вопрос.
- Ну так иди отсюда!
Никита зашагал дальше. В конце улицы он снова обернулся. Пацан по-прежнему был тут.
- Ты чего за мной ходишь, а?
Тот опустил голову и ничего не ответил, только шевелил ногой придорожную траву. Никита присмотрелся к нему повнимательнее. "А ведь действительно, наверное, беспризорник… И идти-то ему, небось, некуда… Так, ну а я что с ним делать буду?". Пацан подошёл чуть поближе и спросил:
- Ты моряк?
- Нет, я Папа Римский! По одежде, что ли, не видно?
Паренёк смутился и вновь опустил голову. Никита замер в нерешительности. А потом вдруг спросил:
- Ты голодный?
Через полчаса они сидели за столиком открытого кафе, и пацан уплетал печёную картошку с мясом так, что за ушами трещало. Никита спокойно разглядывал его. Симпатичный. Глазастенький, волосы рыжеватые, чумазый носик в веснушках. Весь нахохленный какой-то и деловой, как воробей на помойке. Смешной малый. На лисёнка похож. Никита его так и прозвал про себя – Лисёнок.
- Тебя как зовут-то?
- Васька, - ответил тот, - а тебя?
- Никита.
Пацан вдруг улыбнулся такой доброй и открытой улыбкой, что Никите сразу стало с ним уютно и тепло.
- Слышь, Васька, ты местный? Можешь мне город показать? А то я здесь всего на три дня, а куда идти – не знаю.
В ответ Лисёнок только улыбнулся ещё шире и закивал.
Они не расставались целый день. Сначала обходили достопримечательности, потом стали просто бестолково бродить по городу. Болтали. В основном, конечно, болтал пацанёнок. Про жизнь свою несладкую рассказывал.
Васька имел отроду тринадцать лет, хоть и выглядел младше – ростом не вышел. Он действительно оказался беспризорником. Убёг из приюта полгода назад. Били их там. В приюте прожил всего год, а до этого жил с родителями в небольшом селе под Выборгом. Родители умерли от холеры, других родственников не оказалось, вот так и остался парень без присмотра. Попрошайничал, рылся на свалках, иногда воровал. Ночевал тоже где придётся – в подвалах, на чердаках. Ни читать, ни писать мальчик не умел – родители когда-то учили, но он уже перезабыл всё, а в приюте им один Закон Божий вдалбливали в головы. А жаль, паренёк был смышлёный и толковый.
Никита ему о своей жизни рассказал, хотя, понятно, о сексуальной ориентации не упоминал и в подробности своих недавних обязанностей на шхуне "Вестник" не вдавался.
На следующее утро, сойдя с корабля на пристань, первым, кого увидел Никита, был Васька. Он сидел на парапете, болтая ногами, и ждал. Снова они бродили по городу и болтали.
- Ты меня извини за кошелёк, - вдруг ни с того, ни с сего сказал Лисёнок.
- Чего это ты вспомнил? Хотя, конечно, гадость это была знатная.
- Здесь многие этим живут, - надулся Васька.
- А если многие тут убийствами промышлять будут, ты тоже к этому делу пристроишься? Тоже мне, отмазку нашёл! Пожалуйста, Васька, если сможешь, придумай какой-нибудь другой способ прокормиться!
- Ну, да… Я знаю, что воровать – это грех, - промямлил пацан.
- Да не в грехе дело! Как тебе это объяснить? Я в Архангельске сам голодал, а за эти деньги мне знаешь сколько всего пришлось вынести! А в итоге что? Опять голодать? Да ладно со мной, я бы без этих денег, может, и не умер бы. А вот представляешь, приезжает из деревни мужик муку продавать. Он целый год горб ломал, чтобы семью прокормить. Это всё, что у него есть. Вот продал он её. А кошелёк раз – и украли! И всё! Семью кормить нечем. Как он домой приедет, что жене скажет? А дальше что? Дети у него будут худеть день ото дня. Собака на дворе больше свою косточку не получит. Кошка будет с голода мяукать в углу, а молока ей никто не даст…
Никита пытался сделать свою нравственную речь доступной для детского понимания. Но с "собачками-кошками" явно перестарался, потому что Лисёнок вдруг зашмыгал носом, и из его большущих глаз вдруг полились слёзы.
"Н-да, что-то я, похоже, перегнул. Мне тут только слёз его не хватало! - подумал он. – Чего теперь делать-то?"
Он легонько обнял подростка за плечи:
- Васьк, ну не реви… А хочешь, я тебе сказку расскажу?
- А ты можешь?
Никита только ухмыльнулся. У них в селе жил дед Макар, который сказок знал, наверное, миллион. По вечерам у него в доме собирались деревенские ребятишки, и начинался новый рассказ. Дед Макар толи где-то слышал столько сказок, толи просто сам их придумывал. Маленький Никита всегда слушал, растопырив уши. Память у него была хорошая, и многое он запоминал. А через какое-то время обнаружил, что тоже может сам сочинять сказки. Долгие нудные рабочие дни на мануфактуре скрашивали для него только эти сказочные фантазии, которые мальчик бубнил себе под нос.
Никита попал. До самого вечера он вынужден был рассказывать сказки одну за другой. Впрочем, ему и самому не очень-то хотелось прерываться. Ведь ещё никто никогда его не слушал с таким вниманием – Васька, распахнув свои огромные глаза, с упоением впитывал каждое слово.
"Ну надо же, - думал Никита, - он ведь всего-то на четыре года младше меня, а совсем ещё ребёнок".
Прощаясь вечером на пристани, Лисёнок спросил:
- Никита, а ты завтра придёшь?
- Завтра у меня работа. Судно надо к отплытию готовить, дел много.
Васькина мордочка расстроенно вытянулась:
- Ты уезжаешь? Уже завтра?
- Да. В полночь отходим.
- А тебе обязательно уезжать? Зачем тебе в Архангельск?
- У меня же работа на судне!
- Работу можно и здесь найти.
- Ага, как же! Я уже в Архангельске искал работу в порту, с меня хватит!
- А зачем обязательно в порту? У меня есть один знакомый, он моего отца когда-то хорошо знал, он и мне помогает иногда. Так он нотариусом работает. И ему помощник нужен, бумаги разносить и такое всякое. Он бы и меня взял, да я неграмотный. А тебя он точно возьмёт!
- Вась, - прервал этот эмоциональный речитатив Никита, - я не могу, правда. Мне надо вернуться.
Лисёнок опять зашмыгал носом.
- Вась, слушай, давай сделаем так: я завтра постараюсь побыстрее все дела переделать, чтобы к вечеру освободиться. Ты приходи на пристать часа в четыре. Может, получится погулять. Придёшь?
Лисёнок закивал, потом вдруг крепко-крепко обнял Никиту за шею. Наконец, отлепился и убежал.
На следующий день Никита, как и обещал, смог освободиться вечером. Но прогулка вышла невесёлая. Оба чувствовали близкое расставание. Говорить не хотелось. Зато хотелось физического контакта. Гуляя, Васька взял Никиту за руку, и тот с удовольствием сжал его хрупкую ладошку. Когда они садились отдохнуть на какую-нибудь скамейку, то Лисёнок, не спрашивая, залезал своему новому другу на колени. Вечер пролетел слишком быстро. Когда они подошли к пристани, на судне уже зажигали сигнальные фонари.
- Никита, - снова зашептал Лисёнок, - не уезжай…
Тот в ответ лишь сильнее стиснул его руку.
Когда юнга пошёл к трапу, Васька молча смотрел ему вслед. Никита обернулся, и сердце его вдруг болезненно сжалось: в глазах у рыжего пацанёнка была такая недетская тоска! Никита представил, как он будет продолжать здесь выживать один, в жестоком городе. Ему вспомнились крики торговцев на рыночной площади. Ваське же всего тринадцать! Кто его защитит? Кто о нём позаботится? И решение вдруг пришло само собой, без сомнений и колебаний.
- Подожди здесь, - тихо сказал он Лисёнку.
Потом Никита поднялся на судно. Тихонько прошёл в общую каюту. Там, по счастью, никого не было. Парень молча собрал свои вещи, завязал в узел. Затем поднялся на верхнюю палубу, быстро подошёл к борту и незаметно выбросил тюк на пристать. А после уже спокойно спустился по трапу вниз, никем не остановленный.
***
Год выдался не из лёгких. Лето быстро закончилось, началась долгая выборгская осень. А зиму пережить и вовсе было непросто. Но они справились.
Насчёт работы у знакомого нотариуса Лисёнок не обманул: Никиту действительно взяли. Нотариус был добрый, даже немного сентиментальный обрусевший еврей. Вскоре Никита, как и Васька, уже называл его дядя Марк. Зарплата была небольшая, но её хватало на то, чтоб вдвоём прокормиться, а также на маленькую комнатушку в подвале, которая стала их домом. Воровать и попрошайничать Никита Ваське строго-настрого запретил. Летом и в начале осени Лисёнок днями напролёт пропадал в окрестных лесах, приносил грибы, ягоды. Это помогало меньше тратить денег на еду и, соответственно, больше накопить к зиме, когда нужны будут дрова.
Однажды Васька принёс домой яблоки. Никита открыл корзину – яблоки были явно садовые, а не дикие.
- Где взял?
- Меня угостили.
- Кто?
Лисёнок молчал.
- Кто угостил?! – повысил голос Никита.
- Сенька-Хвост.
- А ты знаешь, где он их берёт?
Лисёнок покраснел и уставился в пол.
- Я спрашиваю, ты знаешь, где он их берёт?! – нажимал Никита.
Васька только ниже опустил голову. Он явно знал. Потому и молчал.
- Возьми это всё и неси на помойку.
- Ну Никит, зачем? Я хотел пирог испечь! Я умею, правда! Мне тётя Варя рассказала, как делать.
- На помойку!
- Но почему? Жалко!
- Потому что мне ворованный кусок в горло не полезет! И раз уж ты со мной живёшь, изволь с этим считаться. Даже если у тебя самого совести нет!
Лисёнок обиделся страшно, дулся целых два дня. Но яблоки выбросил. И больше ничего ворованного в дом не приносил.
По вечерам они занимались: Никита приносил от дяди Марка книги и учил Ваську читать и считать. С чтением дело пошло быстро, а вот с математикой посложнее – несколько месяцев Лисёнок даже простейшие примеры мог решить, только пересчитывая горошинки или палочки, отвлечься от которых был не в состоянии. Никита сердился, кричал, учитель он был слишком нетерпеливый. Но стоило лишь Лисёнку пару раз всхлипнуть, как вся злость тут же проходила – Васькиных слёз Никита не способен был вытерпеть даже минуты и в конечном итоге прощал пацану любую шалость.
Поначалу бывший юнга ничуть не жалел, что оставил корабль. С Лисёнком ему всегда было уютно и интересно – тот каждый день что-нибудь забавное выкидывал. Но вскоре появилась одна проблема. Одна, но очень серьёзная.
А дело вот в чём: Никита заметил, что Васька его здорово возбуждает. Впервые он это почувствовал почти сразу, но решил, что всё само пройдёт со временем. Но это чувство не прошло, а только усилилось. Никита всеми силами старался себя уговорить, что для Васьки он теперь как старший брат, что они уже почти родственники, да и вообще, Васька ещё маленький – короче, извращение, да и только! До поры-до времени эти уговоры действовали. Но стоило Лисёнку влезть Никите на колени и начать там ёрзать, пытаясь устроиться поудобнее, как бедный "старший брат" чуть не выл от возбуждения.
Как же он ненавидел себя в такие минуты! "Чёрт, ну это же надо! – думал он. – Вы только посмотрите: пИдагог хренов! Пригрел беспризорного пацана, а мысли только об одном!".
Никита сдерживался, как мог. Но его титанические усилия легко разбивались о поведение самого Васьки. То он начинал щеголять по комнате в одних трусиках, да ещё нагибался за чем-нибудь, выставляя на обозрение свою аккуратную попку. То под предлогом, что ему жарко, расстёгивал на себе рубашку и брюки. "Брюки-то зачем?" – спрашивал Никита, на что Лисёнок отвечал, мол, пусть там тоже ветерком обдувает. И сидел с распахнутой ширинкой, под которой виднелся вполне ощутимый бугорок. А бедный Никита с ума сходил от этого зрелища. Ещё Васька обожал сидеть у него на коленях, да и обниматься лез по поводу и без повода. А Никита, не в силах противостоять этому, просто млел от его близости и прикосновений, молясь лишь о том, чтобы Лисёнок не обратил внимания на его отвердевший член. Иногда бедному парню было так трудно сдерживать себя, что приходилось всё бросать и срочно покидать "поле боя": как правило, Никита в таких случаях запирался в сортире и руками доводил себя до разрядки, представляя при этом Васькину мягкую попку.
Зимой Лисёнку исполнилось четырнадцать. И Никита впервые задался вопросом: а может, Васька не такой уж и маленький? "Ведь я-то сам в его возрасте уже начал трахаться с Лёнькой - сыном старосты", - вспоминал парень. Но тут же начинал презирать себя за такие крамольные мысли про своего смешного Лисёнка.
Но самое обидное, что чем дальше, тем больше Никите казалось, что Васька всё это делает намеренно! Что этот хитрец специально старается его возбудить всеми возможными способами. "Словно он догадался о моей ориентации и теперь издевается". Это было ужасно обидно. Вечерами Никита бродил по берегу и глядел на отходящие в море суда. Он вновь стал подумывать о том, чтобы найти себе какую-нибудь работу на флоте. Скоро ему исполнится восемнадцать. За полтора года, прошедшие со времени его пребывания в Архангельске, он заметно возмужал. И теперь, наверное, его могли бы взять матросом. "Надо в плаванье идти, это единственный выход, - думал парень. - Ваське буду деньги привозить. Он самостоятельный, с деньгами и один проживёт. Я, конечно, скучать по нему буду. Но зато кончится эта пытка". И он с нетерпением ждал дня своего восемнадцатилетия. Правда, такой выход из положения перестал казаться Никите простым, когда он осторожно попытался намекнуть Ваське, что хочет пойти в плаванье. Тот ему устроил такой скандал, такую истерику! Никите пришлось сказать, что он пошутил, только тогда Лисёнок успокоился.
Пришла весна. Наступил, наконец-то, и день рождения, но Никита не чувствовал никакой радости, что очень его удивляло. Васька, напротив, был на седьмом небе! Сварганил какой-то пирог по рецепту соседки тёти Вари. Кстати, вкусно. Лисёнок вообще научился вкусно готовить за эту зиму. Никита по такому поводу купил бутылку вина. Когда они сомкнули кружки, Васька тихо произнёс:
- За тебя.
- Да, за меня! Восемнадцать – это уже не шутки. Я, конечно, не совсем совершеннолетний и голосовать не могу. Но зато теперь мне жениться можно!
Никита просто пошутил. И никак не ожидал реакции, последовавшей за этим. Лисёнок моментально спал с лица и поставил кружку на стол.
- Ты что, жениться собрался?
- Ну не сейчас. Но когда-нибудь конечно.
- А как же я?
- Что ты?
Лисёнок молчал. Но глаза его стали быстро наливаться слезами.
- Эй, Васька, ты чего? Я ведь не сейчас женюсь. Просто когда-нибудь… Ну ты сам посуди, как без этого? Жениться Бог каждому велел. И продолженье рода…
Но под гневным Васькиным взглядом Никита смутился и бросил свою жалкую аргументацию.
- Вот, значит, оно что! – заливаясь слезами, выкрикнул Васька. – Значит, ты жениться хочешь? Сначала ты по берегу шляешься, корабли рассматриваешь. Думаешь, я не видел? Теперь жениться собрался. Ты просто хочешь меня бросить! Скажи честно! Ты хочешь от меня избавиться? Я тебе надоел, да?
Слёзы градом катились по веснушчатой физиономии. А этого уж Никита никак вынести не мог.
- Васенька, да ты что? Ты чего это выдумал? Да никогда я тебя не брошу! Ну-ка перестань реветь, иди сюда!
Он притянул плачущего Лисёнка к себе на колени. Тот взгромоздился на него не так, как обычно, а лицом к лицу, оседлав его сверху. Пацан плотно обхватил шею Никиты руками и прижался к нему всем телом. На этот раз Никита не сопротивлялся. Даже тогда, когда почувствовал, как член встаёт от такой Васькиной нежности.
- Никита, не женись, пожалуйста! – скулил Лисёнок.
Парень в ответ шептал пацану на ухо какой-то ласковый вздор, гладил его спинку и чувствовал, как всё тело сладко ноет. "Чёрт, как же я сильно хочу его!" – подумал он.
Васька немного успокоился и вдруг сказал:
- Я знаю, зачем ты жениться хочешь. Тебе просто ебать некого.
У Никиты отвисла челюсть:
- Эй, ты откуда такие слова-то знаешь?
Васька только хмыкнул в ответ. "Да, действительно, странные я вопросы задаю бывшему беспризорнику", - подумал Никита. А вслух добавил:
- Ну да, может, потому что некого...
Пацан вдруг прижался к Никите ещё плотнее и тихо сказал ему на ухо:
- А меня?
- Что тебя? – сперва даже не понял тот.
- Ну… меня…
Никиту чуть не хватила кондрашка.
- Малόй, ты чё, совсем сбрендил?
Вместо ответа Васька начал тереться попкой о твёрдый бугор на Никитиных штанах, и делал это всё активнее. Чувствуя, что вот-вот потеряет контроль над собой, Никита стал отчаянно сопротивляться.
- Нет, Васька, перестань! Слышишь, перестать немедленно! Слезь с меня! Я не хочу делать тебе больно. Слышишь, Вася! Это очень, очень больно! И ты ещё маленький.
- Мне уже четырнадцать! – обиженно пробубнил он.
- Что значит "уже"? Тебе "ещё" четырнадцать!
- Между прочим, по старым церковным законам можно жениться с пятнадцати лет!
- Но тебе ещё не пятнадцать!
- Ну скоро будет.
- Вот когда будет, тогда и поговорим!
Никита рывком снял с себя цепляющегося за плечи Ваську. Тот надулся и встал напротив руки в боки.
- Так значит, когда мне исполнится пятнадцать, ты меня выебешь?
- Если ты этого всё ещё будешь хотеть, то да, - пообещал Никита, а про себя думал: "Только бы сейчас отстал, потом разберемся".
- Ну ладно. Договорились. Давай праздновать дальше.
И он сел на свой стул, взял кружку с вином и поверх неё бросил взгляд на Никиту, развратно сверкнув глазами.
"Как же я раньше не замечал, - думал Никита, глядя на Лисёнка, - какие у него блядские глаза! А сел-то как? Развалился, ноги раздвинул, гад! У меня член сейчас задымится!"
Измученный Никита сделал пару глотков из своей кружки, пытаясь унять боль в паху и шум в голове. Не помогло. Дрожащими руками он поставил кружку на стол и направился к двери.
- Я пойду прогуляюсь. Я не надолго. Если не дождешься меня, ложись. Мне надо воздухом подышать.
Лисёнок ничего не ответил. Даже не повернулся в его сторону.
Никита долго бродил по улицам, вдыхая ароматный весенний морской воздух. И видимо, этот весенний запах окончательно свёл его с ума. Потому что ситуация была отвратительной, катастрофичной, а Никита был при этом невероятно счастлив! Самозабвенно, лучезарно счастлив!
"Значит, он не издевался надо мной! Он действительно меня хочет!" – думал Никита, и всё пело внутри подобно морскому ветру. Он знал, что его желания неправильны, даже преступны. Но он любил, и, похоже, был любимым. И всё остальное казалось незначительным. "Пятнадцать лет – это уже здоровый парень, - думал он. - В конце концов, я сам в шестнадцать уже целое судно обслуживал! Н-да, не пример для подражания, согласен… Но у него же буду я один, а не целое судно! И я всё аккуратно сделаю, так, чтоб не больно. Впрочем, до его пятнадцатилетия ещё будет время всё обдумать".
Когда он вернулся домой, уже стемнело. "Интересно, Васька спит? – подумал Никита. – А вдруг нет? Вдруг он опять начнёт? Об этом я и не подумал". Его лучезарное настроение было нарушено внезапным пониманием того, какую нелёгкую задачу он перед собой поставил. Да, они договорились на пятнадцать лет. Но хватит ли у него, Никиты, сил ждать столько времени?
Тихонько он зашёл в комнату, бросил взгляд на кровать, где лежал Васька, и тяжело вздохнул. Сбылись худшие его опасения. Этот хитрющий сукин сын даже не пытался ждать до уговоренного срока. Он лежал на постели абсолютно голый, на животе, отвернувшись от двери и слегка оттопырив свою аппетитную попку. Притворялся, что спит. Но, конечно же, он не спал. Никита был в этом уверен.
Медленно подойдя к кровати, парень сел на краю. Он почти физически ощущал, как отключаются мозги. Для одного дня подавляемого возбуждения было уже слишком много. Никита всё ещё пытался себя остановить. Вспоминал, как первый раз встретил Лисёнка – худенькое, глазастое недоразумение на ножках. Но примерно в это же время в мозгу угасла последняя искорка самоконтроля, словно растаял последний болотный огонёк. И он видел только совершенную линию тела, лежащего рядом на кровати. Его ладонь непроизвольно легла на эти мягкие ягодицы, начала их сжимать, поглаживать, ласкать.
Хитрюга, который, конечно, не спал, обернулся на постели.
- А мне ведь ещё не исполнилось пятнадцати, - протянул он с ехидной улыбкой. Но когда поймал взгляд Никиты, измученный и затравленный, улыбка сползла с конопатой мордочки.
- Ой, прости, Никита, прости, пожалуйста…
Но тот уже не слышал, что ему говорили. Он только видел это тело, чувствовал его запах. Он был одержим желанием целовать его. Целовать всё, каждую клеточку. И он накинулся на него, словно измученный жаждой человек кидается к ручью. В голове шумело, глаза застилал туман. А он целовал, трогал, ласкал без разбора всё, что попадалось под губы и руки. И лишь какие-то обрывки мыслей метались в его затуманенном мозгу.
"Почему он так стонет? – думал Никита. – Ему больно? Или хорошо? Нет, больно быть не может, я ведь только трогаю. А что я трогаю? М-м-м, это же его член… Какой красивый! Небольшой, но такой ровненький… И так стоит хорошо, похож на крепкий огурчик… Головка ярко-розовая, влажная… И вся течёт. Почему так сильно течёт? А, он кончает! Так быстро? Хочу попробовать на вкус… М-м-м, сладко. Но мало. Член так приятно скользит в рот. Надо пососать его как следует. Вот так… Ну почему ж он так громко стонет? Ведь я же не делаю ему больно…"
Получив вторую порцию спермы в рот, Никита захотел попробовать на вкус губы парнишки и лёг сверху. Как он оказался внутри Васьки, он и сам не понял. Просто вдруг в какой-то момент он заметил, что тело, извивающееся под ним, стало не мягким и податливым, а каким-то деревянным. Это Васька напряжённо принимал в себя член своего старшего друга. Долго терпеть ему не пришлось, потому что Никита кончил буквально после нескольких движений. Но кончал долго, уткнувшись с нежным рычанием в слегка конопатую шейку.
Когда к Никите вернулась способность хоть как-то соображать, первое, что он понял, что только что словил самый сладкий оргазм за всю свою жизнь! Он благодарно поцеловал Ваську в губы.
- Выйди из меня, - шепнул тот, отвечая на поцелуй.
- Тебе больно?
- Чуть-чуть, - Васька улыбнулся.
Когда парень вынул член, из Васькиной попы сразу потекло. Никита сорвал со своих плеч рубашку и, разведя пацану ноги, стал вытирать сочащуюся сперму. А когда всё вытер, не удержался и в благодарность за удовольствие поцеловал Ваську прямо туда. Отчего пацан выгнулся и вскрикнул.
"Хм, а ему это нравится", - подумал Никита, и стал покрывать Васькину дырочку нежными поцелуями и ласкать её языком, при этом слегка поглаживая пацану член одной рукой. Хватило пары минут, чтобы Васька уже не со стоном, а с криком, именно с криком кончил в третий раз.
После, засыпая на плече у Никиты, Лисёнок пробормотал:
- Никита… Я, конечно, знал, что с тобой будет здорово. Но чтобы до такой степени...
Под утро, проснувшись и обнаружив в своих объятиях голого Ваську, Никита не удержался и овладел им во второй раз. Тот терпел, хотя ему явно было больно.
Утром, сидя на краю постели, Никита нервно потирал ладони.
- Ты не жалеешь? – обернулся он к Лисёнку.
- Ты что, с ума сошёл? – рассмеялся тот. – Я почти год по тебе сохну!
- Я тоже, - усмехнулся парень, и навалился на хохочущего Ваську сверху.
- А ты как? Жениться не передумал? – с издевкой спросил тот, глядя на Никиту снизу.
- Будем считать, что я уже женился, - ответил тот и накрыл губы пацана своими.
***
Спустя две недели нотариус предложил Никите, которому всё больше нравилась юриспруденция, стать его учеником. Для парня это была большая удача. Он бы не получил такого предложения, если бы родной сын нотариуса не переехал в Польшу, и дядя Марк окончательно не потерял бы надежду на то, что сын когда-нибудь займет его место. Для Никиты это означало обеспеченное будущее, но одновременно и отказ от романтических мечтаний о морских путешествиях. Это было не просто. Парень после работы в конторе ходил на набережную, смотрел на вечернее море и мечтал. Мечтал о том, как мог бы стать великим мореплавателем, первооткрывателем вроде Колумба или Магеллана. Конечно, в своих мечтах он был капитаном. Он храбро сражался с пиратами, открывал необитаемые острова, становился вождем какого-нибудь туземного племени… Но в глубине души Никита сам понимал, что эти мечты никогда не станут реальностью, что весь этот мальчишеский вздор пора выкинуть из головы. У него на руках Васька. А Ваське надо учиться.
Правда, этот маленький лентяй учиться не желал абсолютно. Впрочем, как все ребята в его возрасте. Гонять целыми днями в футбол или торчать в порту, глазея на корабли, ему нравилось гораздо больше, иначе он не был бы подростком. А когда вечером Никита пытался проверить, выучил ли Васька оставленное для него утром задание, тот начинал ластиться к нему до тех пор, пока не затаскивал в постель. Вообще, Никита скоро убедился, что секс превращается в серьёзное оружие в руках этого хитреца. Заметив, что любая шалость сходит ему с рук, если удается затащить своего новоявленного "супруга" в кровать, Лисёнок стал активно этим пользоваться. Вскоре Никита уже знал, что если Васька встречает его в расстёгнутой рубашке, а на губах у него играет кошачья улыбка, то значит, он точно что-то натворил. Никита сердился и ругался, но всё равно слишком часто попадался на эту удочку.
Ну ничего, рано или поздно он заставит этого лоботряса учиться! Васька должен нагнать своих сверстников, обучающихся в гимназии, и выдержать экзамен, пусть даже с опозданием на год или два. Наверное, придется брать Лисёнка с собой на работу – пусть сидит в конторе за книжками, а не в футбол гоняет! Но чтобы заставить Ваську учиться, нужно, по крайней мере, быть рядом с ним. А значит, о морских путешествиях лучше не думать. И Никита со вздохом провожал глазами очередное отходящее от пристани судно.
Однажды, зайдя по привычке после работы в порт, Никита прохаживался по причалу. Миновав корму какого-то незнакомого парусника, он вдруг остолбенел, увидев следующее стоявшее за ним судно. Знакомые четыре мачты и борт с синей полосой. "ВЕСТНИК"!
Первой реакцией Никиты было желание смыться. Он быстро повернул назад, но вдруг остановился. "Интересно, - подумал парень, - а Юрка ещё на судне? Хотелось бы его повидать. Узнать, как он там. Я ведь тогда с ним даже попрощаться не успел". Никита подошёл ближе к шхуне, потоптался рядом, но на борт подняться так и не решился. Печально бредя с причала домой, он вдруг решил на всякий случай завернуть в знакомый портовый кабак – ведь Юрка, если он в городе, вполне может зайти сюда.
Войдя в тёмное полуподвальное помещение, уже почти забытое им, он вдруг с радостью понял, что не ошибся: за одним из столов у прохода Никита увидел Юркину стройную фигуру. Подперев голову рукой, тот вяло ковырял вилкой какой-то салат.
- Юрка! – радостно кинулся к нему парень.
- Никита! Ты всё-таки здесь! Вот не ждал! Я уж думал, ты уехал из Выборга.
- Почему ты думал, что я уехал?
- Ну я уже три месяца в городе, а тебя не встречал.
- Как три месяца? Ты разве не на "Вестнике" пришёл?
- Нет, на сухогрузе одном три месяца назад. Вот, вернулся на прежнюю работу, - он оглянулся вокруг и грустно улыбнулся.
- Ну ни фига себе! А я-то сюда зашёл только потому, что "Вестник" в порту увидел.
Юрка вдруг вскочил, словно ошпаренный:
- "Вестник" здесь?!!
- Ну да.
- Ты уверен?
- Я своими глазами видел! Только на борт подняться не решился.
Юрка вновь опустился на деревянную лавку.
- Чёрт! Этого только не хватало! А давно они пришли, не знаешь?
- Не знаю, но вчера, вроде бы, не было. А в чём дело-то?
- Я от них смылся в Архангельске четыре месяца назад.
- Что, укатали Сивку крутые горки? – усмехнулся Никита.
- Да нет… не в этом дело, - Юрка словно колебался, говорить или нет, но потом решился. - Фролова помнишь?
- Капитана? А то как же.
- Ну, короче... Он в меня, похоже, влюбился. Ревновать начал. Это почти сразу после твоего ухода началось. Сначала он терпел, а потом пошло-поехало. Мог на целый день меня в своей каюте запереть, чтоб я не трахался ни с кем. Или с собой таскал, как щенка на привязи, чтобы ко мне никто руки свои не протягивал. А ночами драл так, что искры из глаз, до самого утра…
- Вот сволочь! – возмутился Никита.
- Он не сволочь! – вдруг неожиданно обиделся Юрка. – Он очень нежный и добрый.
- А чего ж ты тогда сбежал?
- Да так… - Юрка отвел глаза, явно не желая отвечать на этот вопрос.
- Юр, ну в чём дело?.. Тебе его одного мало было? Он тебя не удовлетворял?
- Это его-то мало?! – усмехнулся Юрка. – Да этот кобель даже быка способен умотать! И вообще… он такой… он целуется лучше всех… и с ним интересно… и вообще… - Никите друг показалось, что блондин сейчас заплачет.
- Юр, я уже ничего не понимаю! Зачем ты тогда уехал?
- А что ты мне предлагаешь?! – вдруг гаркнул на него Юрка. – Что?! Влюбиться-жениться?! Хорошо, да не про меня всё это.
- Почему не про тебя?
- По кочану! Шлюхой был, шлюхой и помру.
Блондин замолчал, напряженно изучая узор на салфетке. Никита чувствовал, что ему больно, но чем помочь, не знал. Осторожно он положил свою руку поверх Юркиной.
- Юр, а правда, что с тобой не так? Почему ты такой? Ты мне никогда о своём прошлом не рассказывал. Я, наверное, лезу не в своё дело, ты уж извини…
Юрка криво усмехнулся:
- Наверное, думаешь, что меня в раннем детстве кто-нибудь насиловал часами, пока я не стал таким извращенцем? Не-ет. Я бы даже сказал, всё с точностью до наоборот.
- Это как это?
- А так это. Я в приюте вырос. У нас там на этот счёт такие строгие правила были, что даже дотрагиваться до своих гениталий не разрешалось. Во время сна – руки поверх одеяла. За одно подозрение в дрочке ребят в карцер сажали. Это у нас директриса была такая повёрнутая на целомудрии. Старая дева, крыса, мать её! Ей бы волю – она бы нас всех кастрировала, а девчонок в пояса верности нарядила. Нам каждый вечер лекции читали о вреде плотских утех. Каждый вечер талдычили о том, как дьявол совращает разных людей, уродует похотью их невинные души, а они потом горят в аду. Каждый вечер одно и то же! Весь мозг выебали! Вот только вряд ли эта старая ведьма рассчитывала на то, что это и обратную реакцию может вызвать…
Никита молчал, не зная, что на это сказать, как утешить друга. Юрка, опустив голову, сгорбился и выглядел таким жалким и несчастным, что слёзы наворачивались на глаза.
- Знаешь, я иногда думаю: может, и впрямь зря сбежал… - вдруг тихо и неуверенно проговорил он.
- От Фролова?
Юрка кивнул, не поднимая головы.
- Так вернись! Они же здесь!
- Не могу…
- Юрка, да брось! А если они завтра отчалят? Ты же потом локти себе будешь кусать!
Блондин лишь отрицательно замотал головой.
В этот момент чья-то тень заслонила дверной проход. Никита обернулся и аж подпрыгнул на месте! Он стал трясти Юркину руку, пытаясь привлечь его внимание. И как только Юрка поднял глаза, то мгновенно вскочил, словно на пружинах, и замер у края стола. В дверях стоял капитан Фролов.
Никите показалось, что Юрка сейчас кинется бежать. Но он не шевелился, словно кролик, загипнотизированный змеёй. Капитан медленно шёл по проходу, пока не оказался почти вплотную к светловолосому парню. Тут Никита заметил, что у Фролова слегка дрожат губы, да и не только – парень удивлённо вглядывался и не мог поверить, что это каменное, с грубыми чертами лицо способно выражать столько эмоций. На Никиту капитан не обращал ни малейшего внимания и, скорее всего, даже его не видел.
- Юрочка, - чуть дрожащим голосом проговорил Фролов, - ты что же это… ты это насовсем?
Юрка вдруг сделал шаг вперед и уткнулся носом капитану в грудь. Бывалый "морской волк" в ответ обнял паренька так нежно и осторожно, словно он был хрустальным. И тут совершенно неожиданно Юрка прижался к капитану и заплакал. Он плакал так, как это делают те, кто почти никогда не плачет: без всхлипываний, а какими-то сухими звуками, похожими на лай охрипшей собаки. Никита почувствовал себя неловко – эта сцена не предназначена была для чужих глаз. Аккуратно боком он протёрся к выходу и выскочил на улицу.
Возвращаясь домой, он думал о Юрке и его внезапных слезах. О чём он плакал? О своей изуродованной чужим ханжеством психике? О навсегда утерянной возможности быть счастливым? Или оттого, что замёршее сердце стало оттаивать? Никите очень бы хотелось верить, что последнее. Ведь, как ни крути, человек не должен быть один.
Человек не должен быть один! Можно перетрахать весь балтийский флот, но быть при этом безумно одиноким. Можно мотаться по морям, атаковать пиратов, открывать острова, но никогда не быть счастливым. А вот он, Никита, счастлив. Счастлив, потому что у него есть Васька. А море… Ну что море? Море – вон оно, десять минут ходу. И возможность видеть его только с одной стороны, а не вокруг – не самая высокая цена за удовольствие каждый вечер засыпать, держа в объятиях своё личное рыжеватое, чумазое, веснушчатое счастье.
Когда Никита вошёл в комнату, Васька уже спал. "Что это он так рано? – подумал парень. Но потом его взгляд упал на буфет в углу, и причина поспешного "бегства" Лисёнка в постель стала ясна: на буфете стояла ополовиненная банка с вареньем. "Полбанки за один присест! – подумал Никита. – Ах ты обжора! Ну, погоди у меня!". Рассерженный, он шагнул к кровати.
Лисёнок лежал на спине. Одеяло сползло куда-то вниз. Губы пацана были все в варенье.
"Ах, паршивец, - улыбнулся Никита, - ведь знает же, что моим первым желанием будет облизать эти сладкие губки. А дальше всё пойдет по его сценарию. И за варенье ему не попадет. Ну хитрюга! И ведь наверняка не спит, а притворяется".
Всё ещё улыбаясь, Никита разделся и полез в постель к Ваське.
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21.
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, сомнительное согласие, групповой секс, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Как матросы в плаваньи так долго могут обходиться без женщин? Никита, нанявшийся юнгой на шхуну "Вестник", теперь слишком хорошо знает ответ на этот вопрос.
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
Читать рассказ
Никита сидел на каменистом морском берегу, время от времени кидал мелкие камешки в воду и хмурился, глядя на расползающиеся круги. Настроение было отвратительное. А портила его необходимость принять трудное решение, и быстро. Он обещал дать ответ завтра утром. Сейчас уже почти стемнело, а стало быть, утро не за горами. Никита вздохнул и принялся снова перебирать все "за" и "против", но вдруг поймал себя на том, что просто уговаривает сам себя принять решение "за". Ведь выхода-то у него, по сути, не было.
Дело в том, что Никита наконец-то нашёл работу, причём ни где-нибудь, а на рыболовецкой шхуне. Два месяца назад он сбежал с сельской мануфактуры купца Пахомова, где с девяти лет работал в ткацком цехе подметалой и которую ненавидел всем сердцем. За тридцать вёрст он ехал в Архангельский порт, чтобы увидеть море. Море… Никита грезил о нём с детства. Стать юнгой – предел мечтаний! Да ещё на парусном судне!
Всё было бы прекрасно, если бы не одно существенное "но". При разговоре с боцманом выяснилось, что в его обязанности будет входить нечто такое, на что он никак не мог уговорить себя пойти. Короче, его откровенно предупредили, что придется подставлять задницу матросам. Вот те, бабушка, и юрьев день!
Самое паршивое, что никакой другой работы Никита найти не мог. Он уже больше месяца ошивался в порту, и ничего. Оказалось, что таких, как он, "юных романтиков", мечтающих о море, здесь полным полно. И в его шестнадцать здесь даже работу полового в трактире не найти – всё забито. А в юнги вообще не пробиться – там всё позанимали холёные дворянские детишки из местного морского училища. Эти противные гардемаринчики с гордым видом расхаживали по набережной, и каждый, похоже, ощущал себя будущим адмиралом. А у Никиты с утра маковой росины во рту не было – деньги закончились.
То, что на флоте во время рейса на судах ебут молоденьких матросов, Никита тут, в порту, слыхал уже не раз. И это даже будоражило его воображение. Только вот не думал, что ему самому так быстро придется столкнуться с этим. В общем и целом, секс с мужчинами его совсем не пугал. Никита уже года три как осознал, что его почему-то влечет к друзьям, а не к подругам. Сначала был в шоке, потом как-то свыкся с этой мыслью. Окончательно успокоился, когда попробовал переспать с девчонкой, и это у него получилось. Без особого удовольствия, правда, но смог. Значит, если что – сможет и жениться, и детишек настругать. А к кому его больше тянет – это уж его, Никиты, личное дело.
Опыт мужеложства у парня тоже был. Он трахался с сыном сельского старосты – тот хоть и щуплый, но дубина у него о-го-го оказалась, Никита даже в какой-то момент пожалел, что его соблазнил. Потом был приезжий из города землемер, который провёл в их селе пару месяцев, и почти все эти два месяца драл Никиту во все дыры. Жаль, что уехал, отличный был любовник. Позже Никита сам имел кузнеца из соседнего села – тот, почему-то, любил только давать, а сам мальчишку ни разу не тронул. Но он так сладко стонал, когда Никита долбил его здоровенную задницу своим членом, что парень просто улетал. Короче, мужской секс – это здорово!.. Но давать всему экипажу… это перебор. Да и вообще, такая работа сильно смахивала на проституцию, а к ней Никита был совсем не готов.
Но вздыхай – не вздыхай, а жрать-то что-нибудь надо! К тому же, он будет ходить в море. В море! Последним доводом, окончательно успокоившим Никиту, стало то, что ходить он будет именно на шхуне, а не на грязном дымном пароходе. Суда с паровыми двигателями постепенно вытесняли парусные шхуны во всех портах – прогресс, мать его. Но рыбу пока ещё ловили на парусниках. Закрыв глаза, Никита представил себя под белыми парусами, и это последнее "за" перетянуло чашу весов.
Утром в назначенный час Никита уже поднимался по трапу на четырёхмачтовую шхуну, носящую имя "Вестник". Ещё вчера, подходя к этому судну впервые, Никита усмехнулся: кто ж это умудрился дать кораблю такое "газетное" название? Но теперь ему было не до смеха. Ступая на палубу, он чувствовал, как мелко и противно дрожат колени.
Боцман принял его в той же каюте, что и вчера, и с той же сальной улыбочкой.
- Я согласен, - просто сказал Никита.
- Не так быстро, парень, - улыбка на красной боцманской физиономии как-то окривела и стала ехидной, - надо проверить, годишься ли ты для этого дела. Подойдёшь ли ты нам. Проверить надо…
- Проверяйте, - обречённо вздохнул Никита. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, как будет проходить эта "проверка".
- Раздевайся.
Боцман не потрудился даже запереть дверь каюты. Он имел Никиту прямо на столе. Сначала сзади, потом положил на стол на спину, а сам навис сверху, потом повернул паренька на бок, потом ещё как-то крутил его и вертел. Никита не привык к такому разнообразию. Ему даже захорошело, чего он никак не ожидал, поскольку этот красномордый боцман не вызывал у него ни малейшей симпатии. Парень стал постанывать и подмахивать задницей, подаваясь навстречу доставляющему такое удовольствие члену боцмана. Кончить, правда, не смог, но удовольствие получил. Особенно в тот момент, когда принимал в себя порцию горячей спермы своего нового начальника.
- Всё. Вставай, одевайся, - бросил ему боцман, снова усаживаясь на свое место за столом.
Растерянно натягивая штаны и рубаху, Никита чувствовал, что сперма медленно вытекает из него.
- Мне бы в туалет, - краснея, промямлил он.
Боцман взглянул на него как будто удивлённо.
- Ну иди. Гальюн найдёшь, или проводить?
- Найду.
Через пять минут, когда он вернулся в каюту, боцман взглянул на него сухим канцелярским взглядом.
- Ты нам подходишь. Завтра приходи на судно, начнёшь работать. Отходим через три дня.
- А мы надолго в плаванье?
- На четыре месяца.
- Четыре месяца? А почему так долго?
- Почему долго? Ничего не долго. В Выборг идём, потом в Гельсингфорс.
Вот это да! Так он пойдёт не просто рыбку ловить, а в настоящее плавание! Увидит другие города, другие страны! Принятое решение казалось Никите абсолютно верным.
***
Через месяц с небольшим судно уже входило в Выборгский порт.
Попав в город, Никита первым делом пошёл искать кабак. Ему хотелось напиться. В стельку. Он ненавидел шхуну "Вестник", он ненавидел флот, он ненавидел море!
В первые дни матросы на судне к нему присматривались. Ебали, в основном, только боцман и старпом. А дня через три после отхода вдруг понеслось! Ощущение было такое, что моряки ни о чём, кроме секса, думать в принципе не могут. Отходя на шхуне в море, Никита пребывал в счастливом заблуждении, что его будут трахать максимум пару-тройку раз за день. Ага, как же! Пару-тройку раз – это каждый матрос с ним проделывал за день, да ещё и ночью столько же! Самое поганое, что основных обязанностей с него тоже никто не снимал. Драить палубу, натирать медь, чистить картошку, складывать канаты – и всё это в промежутках между поревом! Ночью ему поспать тоже толком не давали. И концу второй недели на судне Никита просто качался от усталости.
К счастью, примерно в это же время он заметил, что "натиск" возбуждённых матросов стал потихоньку ослабевать. Видимо, они так набросились на него, потому что он новенький. А как только Никита им немного поднадоел, так они и отстали. К приходу в Выборг парня ебли раз по десять в день, не больше, и ночью ему пару раз удавалось-таки отоспаться.
Но усталость – это ещё не всё. Мерзко было на душе у Никиты. Не для него такая жизнь, он это понял довольно быстро. Ему не нравилось, что его используют. Ему не нравилось чувствовать себя шлюхой. Ему не нравилось заниматься сексом со случайными людьми, которые ему порой были откровенно неприятны. Он уже думал, не бросить ли ему шхуну и не остаться ли в Выборге. Но денег у него по-прежнему не было – жалованье должны выдать в конце плаванья, а сейчас ему, как и всем остальным, кинули лишь несколько монет, чтоб только на выпивку хватило. Вот на выпивку он их и потратит!
Лишь осушив третий стакан вина, Никита почувствовал, как начинает таять лёд в его сердце. Может быть, жизнь и не так уж отвратительна, ведь как посмотреть… Никита решил сбавить обороты и, взяв четвёртый стакан вина, не опрокинул его залпом, а стал смаковать маленькими глотками. Почувствовав, что хмелеет, парень уселся в дальнем тёмном углу кабака и стал молча наблюдать за другими посетителями.
Пил он почти без закуски, и постепенно хмель всё больше кружил ему голову. Вдруг жутко захотелось с кем-нибудь поговорить о своих бедах. А в какой-то момент Никита почувствовал, что готов расплакаться. "Вздор какой! Надо взять себя в руки", - подумал он, вытирая увлажнившиеся глаза.
В эту минуту его внимание привлёк молодой блондинистый парень, вошедший в питейный зал. Блондин шёл по проходу меж столов так уверенно, что сразу чувствовалось – он здесь завсегдатай. Это был красивый юноша, примерно ровесник Никиты или чуть постарше. А привлекал он внимание главным образом из-за походки. В его движениях ощущалась какая-то кошачья грация, свойственная скорее женщинам, нежели мужчинам. Легко покачивая бёдрами, он пересёк зал и подошёл прямо к столику, за которым сидел Никита.
- Привет, - буркнул он, даже не взглянув на Никиту, и обернулся на дверь. Блондин был явно чем-то недоволен.
- Привет, - ошарашенно выдавил из себя Никита.
- Бля, с клиентами сегодня полный облом! Один дохлик какой-то попался, и всё! А я, главное, хочу, прям не могу – хоть сам себя трахай!
Открывший рот Никита не нашёл, что на это ответить. А блондин спокойно взял его стакан с вином и отхлебнул глоток.
- Фу, кислятина, - он с отвращением вернул стакан владельцу. – Лучше бы водки взял… А у тебя-то как здесь? Тоже голяк?
- Голяк? – Никита во хмелю соображал туго.
Блондин наклонился к нему поближе и вдруг расхохотался, да так весело и заразительно, что на них стали оглядываться, улыбаясь, остальные посетители.
- Извини, - сказал он, отсмеявшись, - я тебя в темноте за одного из наших принял.
- Из ваших? – всё так же рассеянно промямлил Никита.
- Ой, да ладно, не начинай, я же извинился! Или тебе со шлюхой за одним столом сидеть противно? Так я могу и уйти.
Блондин легко поднялся на ноги и уже повернулся, когда Никита неожиданно для себя самого схватил его за руку.
- Не уходи, пожалуйста!
- Уверен?
- Конечно. С чего мне должно быть противно? Я ничем не лучше тебя!
И тут долго сдерживаемые слёзы, выйдя из-под контроля, предательски поползли по щекам. И вновь до безумия захотелось с кем-то поговорить. Не успев даже узнать имени этого парня, Никита рассказал ему всё. Всё, начиная с того момента, как он приехал в Архангельск. Рассказал, как мыкался без работы, как колебался, принимая предложение с "Вестника". Как ему понравилось в первый раз с боцманом. Как потом этот боцман жёстко трахал его вместе со старпомом с двух сторон. Как ему приходилось столько сосать, что начинало сводить челюсти. Как один из матросов так глубоко засовывал ему в горло хуй, что его один раз чуть не вырвало. Как он уставал до такой степени, что порой отключался и засыпал в процессе ёбли. Он всё говорил, говорил, а его визави внимательно слушал, время от времени задавая наводящие вопросы. Потом они вместе что-то пили – толи вино, толи водку, это Никита уже плохо помнил. Его новый знакомый тоже ему что-то рассказывал, но это в памяти не отложилось. Запомнилось только, что блондин родом был из Саратова. Почему-то из всех слов в голове засел только этот Саратов. А потом Никита просто вырубился.
Проснулся он с жуткой головной болью. Открыл глаза, огляделся. Комната незнакомая. Он лежит на постели. Тускловатый утренний свет пробивается через задёрнутые шторы. Никита потёр заспанные глаза и только хотел потянуться, как вдруг краем глаза заметил нечто, заставившее его подпрыгнуть на кровати от неожиданности. Рядом с ним, разметав золотистые волосы по подушке, сладко спал его вчерашний случайный знакомый.
"Опа! – подумал Никита. – Так я ещё и переспал с ним? Интересно, кто кого: он меня, или я его?"
Ему вдруг стало неловко. А вспомнив свои вчерашние откровения, он смутился окончательно. Смотреть этому парню в глаза при свете дня ему совсем не хотелось. Медленно, стараясь не разбудить блондина, Никита выполз из-под одеяла, молча оделся и тихо-тихо выскользнул за дверь.
***
Два дня спустя Никита возился с канатами на судне. Все потихоньку готовили судно к отходу, который был назначен на завтра. Вдруг с берега кто-то звонко крикнул:
- Эй, Никита!
Обернувшись на крик, парень увидел на берегу своего недавнего знакомого и нахмурился. «Чего ему здесь надо? – подумал он. – И как он меня нашёл? Ах, да! Я же ему сам название судна сказал».
- Тебе чего? – спросил он, подойдя ближе к борту.
- Помнишь меня? Спустись на десять минут, разговор есть.
- Какой разговор?
- Деловой.
Никита вздохнул и пошёл к трапу, дорогой пытаясь вспомнить, как зовут парня. «Юрой, кажется… Да, точно, Юрка! Уф, хоть это вспомнил!» - облегчённо вздохнул он, спускаясь.
Когда ребята уселись на парапете набережной, Никита смущённо поёжился, пытаясь угадать, что за «дело» может быть к нему у местной шлюхи.
- Ты чего тогда так тихо слинял? Разбудил бы меня.
- Я торопился, - соврал Никита.
- Жаль, я поговорить с тобой хотел утром. Но можно и здесь. Хочу тебе кое-что предложить.
- Что?
- Хочу занять твоё место.
- Чего?! – вытаращился на него Никита.
- Ну или, по крайней мере, в помощники к тебе устроиться. Разделим обязанности. Ты будешь палубу драить, а я – матросов обслуживать. Жалование можешь себе забрать, у меня есть деньги, - с улыбкой пояснил Юрка.
- Не въеду, зачем тебе это?
- Зачем-зачем… Надо. Ты мне как о своем житье-бытье тут рассказал, я аж обзавидовался весь! Понимаешь, Никитка, как бы тебе это объяснить? Мне секса надо много. Очень. Ну вот уж так я устроен. А здесь дела у меня плохо идут. Матросам мужские задницы в плавании надоедают, и когда они на берег сходят, им только баб подавай, на парней они и не смотрят. Ко мне только конченые педерасты клеятся. А я хочу, чтобы меня нормальные мужики отымели по полной программе. Натрахаться я хочу хоть раз в жизни, что тут непонятного?
- Так это… капитан же не согласится. И боцман тоже. Зачем им два юнги на корабле?
- А ты им меня покажи. Там посмотрим, - хитро усмехнулся Юрка.
Резон в его словах, безусловно, был. Сейчас, при свете дня, Никита мог уже нормально рассмотреть своего знакомого. И вновь поразился его красоте. Особенно покоряли огромные тёмно-серые глаза и брови с изящным изломом. «Хоть картину пиши», - подумал Никита.
- Тебе лет-то сколько? – спросил он Юрку.
- Девятнадцать.
- Да ну? Выглядишь младше.
- Знаю.
Никита чуть помедлил, обдумывая решение.
- Ладно, идём.
Боцман слушал Никиту молча, не сводя при этом глаз с Юрки. И, видимо, внешний вид будущего второго юнги убеждал его куда больше, чем Никитины доводы.
- Жалование одно на двоих получать будете, - буркнул он.
- Идёт, - ответил Никита.
- Ай, чёрт! – вдруг расстроенно вскрикнул боцман. – Фролов-то всё равно не согласится. Лишний рот на корабле, лишняя койка… Да и вообще…
- Кто такой Фролов? – шепотом спросил Юрка у Никиты.
- Капитан наш.
Боцман ещё минуту колебался, а потом махнул рукой.
-А-а, попытка – не пытка. Идём.
Он кивком велел Юрке следовать за собой. Никита, хоть его и не звали, поплёлся следом. Дойдя до капитанской каюты, боцман бросил пацанам:
- Ждите здесь, - и, оставив их в коридоре, зашёл внутрь.
- А почему он капитану меня не показывает? – шепнул Никите Юра.
- Кажется, Фролов мальчиками не интересуется. Меня, во всяком случае, он ни разу не имел.
- А может, ты ему просто не нравишься, - усмехнулся блондин, на что Никита показал ему язык.
Разговор за дверью каюты проходил, видимо, напряжённо. Робкий голос боцмана всё чаще заглушался громким басом Фролова. Парни уже могли разобрать обрывки фраз:
- Нет, я сказал! – гремел капитан. – Ты и так судно в плавучий бордель превратил! Сколько раз я требовал это прекратить? Уволю, к чёртовой матери, и тебя, и твоих шлюх!
Вдруг тяжёлые шаги стали приближаться, и дверь распахнулась. На пороге стоял капитан, держащий своей громадной ручищей за шиворот испуганного боцмана. Прямоугольник света выхватил из тёмного коридора хрупкую фигуру испуганного Юрки, стоящего прямо против двери в каюту. Увидев его, капитан застыл и медленно разжал руку, сжимающую боцманский воротник.
- Это он? – спросил Фролов, рассмотрев паренька хорошенько.
- Да, – хрипло ответил боцман, потирая шею.
Капитан помолчал. Потом его грубоватое лицо с массивной челюстью вдруг исказилось каким-то болезненным выражением.
- Делайте, что хотите, - только и сказал он, вернувшись в каюту и захлопнув за собой дверь.
- Ну что, ребятки? Наша взяла! – улыбаясь, обернулся к ним боцман.
***
Появление второго юнги было встречено на корабле с подлинным энтузиазмом. Как ни много матросы поначалу трахали Никиту, его «заместителю» досталось ещё больше. Но тот не жаловался. В общей каюте для Юрки разложили на полу широкий матрас и отгородили его занавеской. Почти всё время красавчик валялся голый на этом матрасе, ведя приём жаждущих его тела матросов. Занавеску не всегда задергивали, и Никита имел возможность регулярно видеть, как имеют Юрку. Ему нравилось смотреть на это. Зрелище было возбуждающим. А сладострастные стоны второго юнги не оставляли места для сомнений в том, что Юрка получает истинное удовольствие. Тот старался раздёргивать занавеску почаще – ему нравилось, когда на него смотрят. Он любил показывать себя матросам. Прогибался, как кошечка, демонстрируя всем желающим свою пухлую попку с неприлично разработанной дырой. Ещё он умел сжимать её, потом расслаблять, так, что дырка то открывалась, то закрывалась. Это у любого вызывало стояк. И его ебали снова и снова.
Особенно Юрка любил матросов с большими членами. Был в экипаже один татарин, которого парень с особым удовольствием обслуживал, поскольку хуй у того был, как у коня.
- Асанчик, - сладко шептал Юрка со своего матраса, едва завидев татарина, - иди ко мне, - и призывно двигал попкой.
Асан всегда охотно откликался на этот призыв, и Никита вновь и вновь наблюдал, как на спине у блондина появляются бисеринки пота, когда он выгибает спину от удовольствия, доставляемого ему этим огромным хуем.
Ещё Юрка любил сосать. Иногда по два-три матроса обступали его, спустив штаны, а он сидел на полу и поочерёдно с жадностью сосал их члены, сладко причмокивая.
Иногда он поднимался на верхнюю палубу. Но и здесь его не оставляли в покое. Матросы сразу лезли к нему обжиматься. Лапали его, как хотели. Только присутствие капитана могло заставить их не распускать руки.
Капитана Юрка боялся. По крайней мере, до одного случая. Как-то утром паренёк вышел на палубу, где его тут же стали тискать матросы. Он, разумеется, не сопротивлялся, а напротив, стал в ответ поглаживать их вздыбленные бугорки на штанах. Во время этой эротической сцены вдруг, откуда ни возьмись, появился капитан. Увлечённые матросы его поначалу не заметили. Фролов некоторое время наблюдал за тем, как постанывающему Юрке несколько мужиков залезают в штаны. А потом крикнул:
- Эй, ты, сучонок!
Матросы, моментально оставив пацана, рассыпались по палубе. Юрка, подтягивая сползшие штаны, испуганно воззрился на капитана.
- Иди со мной! – скомандовал тот и быстро пошёл в направлении своей каюты. Юноша, разумеется, послушно поплёлся за ним.
Лишь спустя два часа Юрка вновь поднялся на палубу. Двигался он как-то осторожно, широко расставляя ноги. Взволнованный Никита подошёл к нему.
- Что он тебе сделал?
Юрка посмотрел на своего товарища и блаженно улыбнулся.
- Понятно, - усмехнулся Никита.
- Тебе повезло, что он тебя не имел, - хмыкнул блондин. – Ты бы видел его размер!
С того дня Юрка стал регулярно пропадать в каюте капитана.
Жизнь Никиты на судне как-то устаканилась. На его задницу больше ни один человек не покушался. Оно и понятно: никакой конкуренции с гиперсексуальным блондином он не выдерживал. И не только потому, что Юрка был красивее. Просто тот был, к тому же, несколько женоподобен. А у Никиты была внешность нормального мужика, никакой хрупкости и изящества.
В Гельсингфорсе Никита отметил свой семнадцатый день рождения. Во время стоянки Юрку ненасытные матросы всё-таки отпустили, и они вдвоём с Никитой два дня к ряду бродили по городу – за границей оба были в первый раз. Город Никите понравился, хотя он совсем не соответствовал своему резковатому и грозному названию, оказавшись аккуратным и тихим европейским городком.
Ещё одна приятная неожиданность ожидала здесь Никиту: ему выплатили жалование за первую половину пути. Видимо, капитан хотел дать матросам возможность купить что-то за границей. Но Никита ничего тратить не стал. Узнав в Архангельске, что такое голод, он стал очень бояться безденежья.
На обратном пути снова проходили через Выборг, где запланирована была трёхдневная стоянка. Опершись на борт, Никита и Юра смотрели на приближающуюся старинную крепость.
- Не желаешь вернуться на своё прежнее место? – с улыбкой спросил Никита.
- Уже подумываю об этом иногда, - наморщив нос, ответил блондин. – Но пока ещё рановато. Вот через месяц, когда до Архангельска дойдём, я думаю, они меня совсем укатают. Тогда и сойду.
- Ну как знаешь. Покажешь мне город сегодня? Ты здесь всё-таки жил столько…
- Не-е, я сегодня в город не пойду. Вся команда в увольнение идёт, а я хочу остаться здесь и отоспаться как следует.
- В объятиях капитана? – ехидно спросил Никита.
- С ним, пожалуй, отоспишься, - хмыкнул в ответ Юрка.
В одиночестве Никита отправился бродить по городу.
Сперва он по старой памяти навестил кабак, где познакомился с Юркой. Затем пошёл на рынок у "Толстой Катьки" – так местные жители называли приземистую круглую башню недалеко от набережной. Торговый день был в самом разгаре, и народу на рыночной площади хватало. Никита ничего покупать не собирался, но кошелёк с выданным в Гельсингфорсе жалованием с собой захватил – ему приятно было ощущать эту тяжесть в кармане. И чуть за такую радость не поплатился.
К счастью, ощущение тяжести и спасло его от очередной полосы безденежья: в какой-то момент Никита почувствовал, что кошелёк перестал оттягивать карман, и в последний момент успел схватить за шиворот чумазого пацана лет двенадцати, в загребущие руки которого перекочевала Никитина собственность.
- Ай, дяденька, пустите! – заверещал тот.
Кошелёк, звякнув, упал на землю. Никита поднял его свободной рукой, но воротник пацанёнка не выпустил. Тот верещал и извивался, словно уж. Вокруг стал собираться народ. В чём дело, люди поняли сразу, и Никита удивился тому, как озлобленно рыночный люд накинулся на пацана. Видно, воровство в торговых рядах всех уже порядком достало.
- Вот ведь паршивец, а? Такой маленький, а уже в уголовку метит!
- В участок его сдать, и все дела!
- Уши ему надрать хорошенько!
- Щас мы тя быстро пристроим, рожа бандитская!
Опешивший от такой агрессии Никита всё ещё держал пацана за ворот, а тот только тихонько и испуганно хныкал:
- Отпустите, дяденька…
Кто-то позвал полицию. Рослая фигура полицейского, выросшая за чужими спинами, раздвинула плечом толпу:
- В чём дело, граждане? Что за шум!
- Да вот, господин полицейский, мальчишка кошелёк украл. Беспризорник, наверное, - выкрикнул какой-то хлыщ из толпы.
И тут Никита вышел из ступора.
- Ничего он не украл! – вдруг неожиданно для самого себя заявил он. – Я его знаю. Мы просто поссорились.
- Как же не украл?! – возмутилась торговка рядом.
- Ничего он не украл!! – снова гаркнул Никита. – И он не беспризорник. Я знаю, где он живёт. Я его сейчас к родителям отведу!
И с этими словами Никита вместе с пацаном стал пробираться через толпящийся народ к краю рынка. Толпа ревела и возмущалась, но остановить их никто не решился. Полицейскому, видимо, тоже неохота была разбираться, и он позволил им беспрепятственно покинуть место происшествия. Как только они завернули за угол, оставив позади озлобленных торговцев, Никита выпустил воротник пацана.
- Ладно, парень, давай вали отсюда, пока цел, – он развернулся и зашагал прочь по улице.
Спустя пять минут он обернулся и с удивлением увидел всё того же пацанёнка, следующего за ним на некотором удалении.
- Тебе чего?
- Ничего, - ответил тот, словно бы даже обидевшись на такой вопрос.
- Ну так иди отсюда!
Никита зашагал дальше. В конце улицы он снова обернулся. Пацан по-прежнему был тут.
- Ты чего за мной ходишь, а?
Тот опустил голову и ничего не ответил, только шевелил ногой придорожную траву. Никита присмотрелся к нему повнимательнее. "А ведь действительно, наверное, беспризорник… И идти-то ему, небось, некуда… Так, ну а я что с ним делать буду?". Пацан подошёл чуть поближе и спросил:
- Ты моряк?
- Нет, я Папа Римский! По одежде, что ли, не видно?
Паренёк смутился и вновь опустил голову. Никита замер в нерешительности. А потом вдруг спросил:
- Ты голодный?
Через полчаса они сидели за столиком открытого кафе, и пацан уплетал печёную картошку с мясом так, что за ушами трещало. Никита спокойно разглядывал его. Симпатичный. Глазастенький, волосы рыжеватые, чумазый носик в веснушках. Весь нахохленный какой-то и деловой, как воробей на помойке. Смешной малый. На лисёнка похож. Никита его так и прозвал про себя – Лисёнок.
- Тебя как зовут-то?
- Васька, - ответил тот, - а тебя?
- Никита.
Пацан вдруг улыбнулся такой доброй и открытой улыбкой, что Никите сразу стало с ним уютно и тепло.
- Слышь, Васька, ты местный? Можешь мне город показать? А то я здесь всего на три дня, а куда идти – не знаю.
В ответ Лисёнок только улыбнулся ещё шире и закивал.
Они не расставались целый день. Сначала обходили достопримечательности, потом стали просто бестолково бродить по городу. Болтали. В основном, конечно, болтал пацанёнок. Про жизнь свою несладкую рассказывал.
Васька имел отроду тринадцать лет, хоть и выглядел младше – ростом не вышел. Он действительно оказался беспризорником. Убёг из приюта полгода назад. Били их там. В приюте прожил всего год, а до этого жил с родителями в небольшом селе под Выборгом. Родители умерли от холеры, других родственников не оказалось, вот так и остался парень без присмотра. Попрошайничал, рылся на свалках, иногда воровал. Ночевал тоже где придётся – в подвалах, на чердаках. Ни читать, ни писать мальчик не умел – родители когда-то учили, но он уже перезабыл всё, а в приюте им один Закон Божий вдалбливали в головы. А жаль, паренёк был смышлёный и толковый.
Никита ему о своей жизни рассказал, хотя, понятно, о сексуальной ориентации не упоминал и в подробности своих недавних обязанностей на шхуне "Вестник" не вдавался.
На следующее утро, сойдя с корабля на пристань, первым, кого увидел Никита, был Васька. Он сидел на парапете, болтая ногами, и ждал. Снова они бродили по городу и болтали.
- Ты меня извини за кошелёк, - вдруг ни с того, ни с сего сказал Лисёнок.
- Чего это ты вспомнил? Хотя, конечно, гадость это была знатная.
- Здесь многие этим живут, - надулся Васька.
- А если многие тут убийствами промышлять будут, ты тоже к этому делу пристроишься? Тоже мне, отмазку нашёл! Пожалуйста, Васька, если сможешь, придумай какой-нибудь другой способ прокормиться!
- Ну, да… Я знаю, что воровать – это грех, - промямлил пацан.
- Да не в грехе дело! Как тебе это объяснить? Я в Архангельске сам голодал, а за эти деньги мне знаешь сколько всего пришлось вынести! А в итоге что? Опять голодать? Да ладно со мной, я бы без этих денег, может, и не умер бы. А вот представляешь, приезжает из деревни мужик муку продавать. Он целый год горб ломал, чтобы семью прокормить. Это всё, что у него есть. Вот продал он её. А кошелёк раз – и украли! И всё! Семью кормить нечем. Как он домой приедет, что жене скажет? А дальше что? Дети у него будут худеть день ото дня. Собака на дворе больше свою косточку не получит. Кошка будет с голода мяукать в углу, а молока ей никто не даст…
Никита пытался сделать свою нравственную речь доступной для детского понимания. Но с "собачками-кошками" явно перестарался, потому что Лисёнок вдруг зашмыгал носом, и из его большущих глаз вдруг полились слёзы.
"Н-да, что-то я, похоже, перегнул. Мне тут только слёз его не хватало! - подумал он. – Чего теперь делать-то?"
Он легонько обнял подростка за плечи:
- Васьк, ну не реви… А хочешь, я тебе сказку расскажу?
- А ты можешь?
Никита только ухмыльнулся. У них в селе жил дед Макар, который сказок знал, наверное, миллион. По вечерам у него в доме собирались деревенские ребятишки, и начинался новый рассказ. Дед Макар толи где-то слышал столько сказок, толи просто сам их придумывал. Маленький Никита всегда слушал, растопырив уши. Память у него была хорошая, и многое он запоминал. А через какое-то время обнаружил, что тоже может сам сочинять сказки. Долгие нудные рабочие дни на мануфактуре скрашивали для него только эти сказочные фантазии, которые мальчик бубнил себе под нос.
Никита попал. До самого вечера он вынужден был рассказывать сказки одну за другой. Впрочем, ему и самому не очень-то хотелось прерываться. Ведь ещё никто никогда его не слушал с таким вниманием – Васька, распахнув свои огромные глаза, с упоением впитывал каждое слово.
"Ну надо же, - думал Никита, - он ведь всего-то на четыре года младше меня, а совсем ещё ребёнок".
Прощаясь вечером на пристани, Лисёнок спросил:
- Никита, а ты завтра придёшь?
- Завтра у меня работа. Судно надо к отплытию готовить, дел много.
Васькина мордочка расстроенно вытянулась:
- Ты уезжаешь? Уже завтра?
- Да. В полночь отходим.
- А тебе обязательно уезжать? Зачем тебе в Архангельск?
- У меня же работа на судне!
- Работу можно и здесь найти.
- Ага, как же! Я уже в Архангельске искал работу в порту, с меня хватит!
- А зачем обязательно в порту? У меня есть один знакомый, он моего отца когда-то хорошо знал, он и мне помогает иногда. Так он нотариусом работает. И ему помощник нужен, бумаги разносить и такое всякое. Он бы и меня взял, да я неграмотный. А тебя он точно возьмёт!
- Вась, - прервал этот эмоциональный речитатив Никита, - я не могу, правда. Мне надо вернуться.
Лисёнок опять зашмыгал носом.
- Вась, слушай, давай сделаем так: я завтра постараюсь побыстрее все дела переделать, чтобы к вечеру освободиться. Ты приходи на пристать часа в четыре. Может, получится погулять. Придёшь?
Лисёнок закивал, потом вдруг крепко-крепко обнял Никиту за шею. Наконец, отлепился и убежал.
На следующий день Никита, как и обещал, смог освободиться вечером. Но прогулка вышла невесёлая. Оба чувствовали близкое расставание. Говорить не хотелось. Зато хотелось физического контакта. Гуляя, Васька взял Никиту за руку, и тот с удовольствием сжал его хрупкую ладошку. Когда они садились отдохнуть на какую-нибудь скамейку, то Лисёнок, не спрашивая, залезал своему новому другу на колени. Вечер пролетел слишком быстро. Когда они подошли к пристани, на судне уже зажигали сигнальные фонари.
- Никита, - снова зашептал Лисёнок, - не уезжай…
Тот в ответ лишь сильнее стиснул его руку.
Когда юнга пошёл к трапу, Васька молча смотрел ему вслед. Никита обернулся, и сердце его вдруг болезненно сжалось: в глазах у рыжего пацанёнка была такая недетская тоска! Никита представил, как он будет продолжать здесь выживать один, в жестоком городе. Ему вспомнились крики торговцев на рыночной площади. Ваське же всего тринадцать! Кто его защитит? Кто о нём позаботится? И решение вдруг пришло само собой, без сомнений и колебаний.
- Подожди здесь, - тихо сказал он Лисёнку.
Потом Никита поднялся на судно. Тихонько прошёл в общую каюту. Там, по счастью, никого не было. Парень молча собрал свои вещи, завязал в узел. Затем поднялся на верхнюю палубу, быстро подошёл к борту и незаметно выбросил тюк на пристать. А после уже спокойно спустился по трапу вниз, никем не остановленный.
***
Год выдался не из лёгких. Лето быстро закончилось, началась долгая выборгская осень. А зиму пережить и вовсе было непросто. Но они справились.
Насчёт работы у знакомого нотариуса Лисёнок не обманул: Никиту действительно взяли. Нотариус был добрый, даже немного сентиментальный обрусевший еврей. Вскоре Никита, как и Васька, уже называл его дядя Марк. Зарплата была небольшая, но её хватало на то, чтоб вдвоём прокормиться, а также на маленькую комнатушку в подвале, которая стала их домом. Воровать и попрошайничать Никита Ваське строго-настрого запретил. Летом и в начале осени Лисёнок днями напролёт пропадал в окрестных лесах, приносил грибы, ягоды. Это помогало меньше тратить денег на еду и, соответственно, больше накопить к зиме, когда нужны будут дрова.
Однажды Васька принёс домой яблоки. Никита открыл корзину – яблоки были явно садовые, а не дикие.
- Где взял?
- Меня угостили.
- Кто?
Лисёнок молчал.
- Кто угостил?! – повысил голос Никита.
- Сенька-Хвост.
- А ты знаешь, где он их берёт?
Лисёнок покраснел и уставился в пол.
- Я спрашиваю, ты знаешь, где он их берёт?! – нажимал Никита.
Васька только ниже опустил голову. Он явно знал. Потому и молчал.
- Возьми это всё и неси на помойку.
- Ну Никит, зачем? Я хотел пирог испечь! Я умею, правда! Мне тётя Варя рассказала, как делать.
- На помойку!
- Но почему? Жалко!
- Потому что мне ворованный кусок в горло не полезет! И раз уж ты со мной живёшь, изволь с этим считаться. Даже если у тебя самого совести нет!
Лисёнок обиделся страшно, дулся целых два дня. Но яблоки выбросил. И больше ничего ворованного в дом не приносил.
По вечерам они занимались: Никита приносил от дяди Марка книги и учил Ваську читать и считать. С чтением дело пошло быстро, а вот с математикой посложнее – несколько месяцев Лисёнок даже простейшие примеры мог решить, только пересчитывая горошинки или палочки, отвлечься от которых был не в состоянии. Никита сердился, кричал, учитель он был слишком нетерпеливый. Но стоило лишь Лисёнку пару раз всхлипнуть, как вся злость тут же проходила – Васькиных слёз Никита не способен был вытерпеть даже минуты и в конечном итоге прощал пацану любую шалость.
Поначалу бывший юнга ничуть не жалел, что оставил корабль. С Лисёнком ему всегда было уютно и интересно – тот каждый день что-нибудь забавное выкидывал. Но вскоре появилась одна проблема. Одна, но очень серьёзная.
А дело вот в чём: Никита заметил, что Васька его здорово возбуждает. Впервые он это почувствовал почти сразу, но решил, что всё само пройдёт со временем. Но это чувство не прошло, а только усилилось. Никита всеми силами старался себя уговорить, что для Васьки он теперь как старший брат, что они уже почти родственники, да и вообще, Васька ещё маленький – короче, извращение, да и только! До поры-до времени эти уговоры действовали. Но стоило Лисёнку влезть Никите на колени и начать там ёрзать, пытаясь устроиться поудобнее, как бедный "старший брат" чуть не выл от возбуждения.
Как же он ненавидел себя в такие минуты! "Чёрт, ну это же надо! – думал он. – Вы только посмотрите: пИдагог хренов! Пригрел беспризорного пацана, а мысли только об одном!".
Никита сдерживался, как мог. Но его титанические усилия легко разбивались о поведение самого Васьки. То он начинал щеголять по комнате в одних трусиках, да ещё нагибался за чем-нибудь, выставляя на обозрение свою аккуратную попку. То под предлогом, что ему жарко, расстёгивал на себе рубашку и брюки. "Брюки-то зачем?" – спрашивал Никита, на что Лисёнок отвечал, мол, пусть там тоже ветерком обдувает. И сидел с распахнутой ширинкой, под которой виднелся вполне ощутимый бугорок. А бедный Никита с ума сходил от этого зрелища. Ещё Васька обожал сидеть у него на коленях, да и обниматься лез по поводу и без повода. А Никита, не в силах противостоять этому, просто млел от его близости и прикосновений, молясь лишь о том, чтобы Лисёнок не обратил внимания на его отвердевший член. Иногда бедному парню было так трудно сдерживать себя, что приходилось всё бросать и срочно покидать "поле боя": как правило, Никита в таких случаях запирался в сортире и руками доводил себя до разрядки, представляя при этом Васькину мягкую попку.
Зимой Лисёнку исполнилось четырнадцать. И Никита впервые задался вопросом: а может, Васька не такой уж и маленький? "Ведь я-то сам в его возрасте уже начал трахаться с Лёнькой - сыном старосты", - вспоминал парень. Но тут же начинал презирать себя за такие крамольные мысли про своего смешного Лисёнка.
Но самое обидное, что чем дальше, тем больше Никите казалось, что Васька всё это делает намеренно! Что этот хитрец специально старается его возбудить всеми возможными способами. "Словно он догадался о моей ориентации и теперь издевается". Это было ужасно обидно. Вечерами Никита бродил по берегу и глядел на отходящие в море суда. Он вновь стал подумывать о том, чтобы найти себе какую-нибудь работу на флоте. Скоро ему исполнится восемнадцать. За полтора года, прошедшие со времени его пребывания в Архангельске, он заметно возмужал. И теперь, наверное, его могли бы взять матросом. "Надо в плаванье идти, это единственный выход, - думал парень. - Ваське буду деньги привозить. Он самостоятельный, с деньгами и один проживёт. Я, конечно, скучать по нему буду. Но зато кончится эта пытка". И он с нетерпением ждал дня своего восемнадцатилетия. Правда, такой выход из положения перестал казаться Никите простым, когда он осторожно попытался намекнуть Ваське, что хочет пойти в плаванье. Тот ему устроил такой скандал, такую истерику! Никите пришлось сказать, что он пошутил, только тогда Лисёнок успокоился.
Пришла весна. Наступил, наконец-то, и день рождения, но Никита не чувствовал никакой радости, что очень его удивляло. Васька, напротив, был на седьмом небе! Сварганил какой-то пирог по рецепту соседки тёти Вари. Кстати, вкусно. Лисёнок вообще научился вкусно готовить за эту зиму. Никита по такому поводу купил бутылку вина. Когда они сомкнули кружки, Васька тихо произнёс:
- За тебя.
- Да, за меня! Восемнадцать – это уже не шутки. Я, конечно, не совсем совершеннолетний и голосовать не могу. Но зато теперь мне жениться можно!
Никита просто пошутил. И никак не ожидал реакции, последовавшей за этим. Лисёнок моментально спал с лица и поставил кружку на стол.
- Ты что, жениться собрался?
- Ну не сейчас. Но когда-нибудь конечно.
- А как же я?
- Что ты?
Лисёнок молчал. Но глаза его стали быстро наливаться слезами.
- Эй, Васька, ты чего? Я ведь не сейчас женюсь. Просто когда-нибудь… Ну ты сам посуди, как без этого? Жениться Бог каждому велел. И продолженье рода…
Но под гневным Васькиным взглядом Никита смутился и бросил свою жалкую аргументацию.
- Вот, значит, оно что! – заливаясь слезами, выкрикнул Васька. – Значит, ты жениться хочешь? Сначала ты по берегу шляешься, корабли рассматриваешь. Думаешь, я не видел? Теперь жениться собрался. Ты просто хочешь меня бросить! Скажи честно! Ты хочешь от меня избавиться? Я тебе надоел, да?
Слёзы градом катились по веснушчатой физиономии. А этого уж Никита никак вынести не мог.
- Васенька, да ты что? Ты чего это выдумал? Да никогда я тебя не брошу! Ну-ка перестань реветь, иди сюда!
Он притянул плачущего Лисёнка к себе на колени. Тот взгромоздился на него не так, как обычно, а лицом к лицу, оседлав его сверху. Пацан плотно обхватил шею Никиты руками и прижался к нему всем телом. На этот раз Никита не сопротивлялся. Даже тогда, когда почувствовал, как член встаёт от такой Васькиной нежности.
- Никита, не женись, пожалуйста! – скулил Лисёнок.
Парень в ответ шептал пацану на ухо какой-то ласковый вздор, гладил его спинку и чувствовал, как всё тело сладко ноет. "Чёрт, как же я сильно хочу его!" – подумал он.
Васька немного успокоился и вдруг сказал:
- Я знаю, зачем ты жениться хочешь. Тебе просто ебать некого.
У Никиты отвисла челюсть:
- Эй, ты откуда такие слова-то знаешь?
Васька только хмыкнул в ответ. "Да, действительно, странные я вопросы задаю бывшему беспризорнику", - подумал Никита. А вслух добавил:
- Ну да, может, потому что некого...
Пацан вдруг прижался к Никите ещё плотнее и тихо сказал ему на ухо:
- А меня?
- Что тебя? – сперва даже не понял тот.
- Ну… меня…
Никиту чуть не хватила кондрашка.
- Малόй, ты чё, совсем сбрендил?
Вместо ответа Васька начал тереться попкой о твёрдый бугор на Никитиных штанах, и делал это всё активнее. Чувствуя, что вот-вот потеряет контроль над собой, Никита стал отчаянно сопротивляться.
- Нет, Васька, перестань! Слышишь, перестать немедленно! Слезь с меня! Я не хочу делать тебе больно. Слышишь, Вася! Это очень, очень больно! И ты ещё маленький.
- Мне уже четырнадцать! – обиженно пробубнил он.
- Что значит "уже"? Тебе "ещё" четырнадцать!
- Между прочим, по старым церковным законам можно жениться с пятнадцати лет!
- Но тебе ещё не пятнадцать!
- Ну скоро будет.
- Вот когда будет, тогда и поговорим!
Никита рывком снял с себя цепляющегося за плечи Ваську. Тот надулся и встал напротив руки в боки.
- Так значит, когда мне исполнится пятнадцать, ты меня выебешь?
- Если ты этого всё ещё будешь хотеть, то да, - пообещал Никита, а про себя думал: "Только бы сейчас отстал, потом разберемся".
- Ну ладно. Договорились. Давай праздновать дальше.
И он сел на свой стул, взял кружку с вином и поверх неё бросил взгляд на Никиту, развратно сверкнув глазами.
"Как же я раньше не замечал, - думал Никита, глядя на Лисёнка, - какие у него блядские глаза! А сел-то как? Развалился, ноги раздвинул, гад! У меня член сейчас задымится!"
Измученный Никита сделал пару глотков из своей кружки, пытаясь унять боль в паху и шум в голове. Не помогло. Дрожащими руками он поставил кружку на стол и направился к двери.
- Я пойду прогуляюсь. Я не надолго. Если не дождешься меня, ложись. Мне надо воздухом подышать.
Лисёнок ничего не ответил. Даже не повернулся в его сторону.
Никита долго бродил по улицам, вдыхая ароматный весенний морской воздух. И видимо, этот весенний запах окончательно свёл его с ума. Потому что ситуация была отвратительной, катастрофичной, а Никита был при этом невероятно счастлив! Самозабвенно, лучезарно счастлив!
"Значит, он не издевался надо мной! Он действительно меня хочет!" – думал Никита, и всё пело внутри подобно морскому ветру. Он знал, что его желания неправильны, даже преступны. Но он любил, и, похоже, был любимым. И всё остальное казалось незначительным. "Пятнадцать лет – это уже здоровый парень, - думал он. - В конце концов, я сам в шестнадцать уже целое судно обслуживал! Н-да, не пример для подражания, согласен… Но у него же буду я один, а не целое судно! И я всё аккуратно сделаю, так, чтоб не больно. Впрочем, до его пятнадцатилетия ещё будет время всё обдумать".
Когда он вернулся домой, уже стемнело. "Интересно, Васька спит? – подумал Никита. – А вдруг нет? Вдруг он опять начнёт? Об этом я и не подумал". Его лучезарное настроение было нарушено внезапным пониманием того, какую нелёгкую задачу он перед собой поставил. Да, они договорились на пятнадцать лет. Но хватит ли у него, Никиты, сил ждать столько времени?
Тихонько он зашёл в комнату, бросил взгляд на кровать, где лежал Васька, и тяжело вздохнул. Сбылись худшие его опасения. Этот хитрющий сукин сын даже не пытался ждать до уговоренного срока. Он лежал на постели абсолютно голый, на животе, отвернувшись от двери и слегка оттопырив свою аппетитную попку. Притворялся, что спит. Но, конечно же, он не спал. Никита был в этом уверен.
Медленно подойдя к кровати, парень сел на краю. Он почти физически ощущал, как отключаются мозги. Для одного дня подавляемого возбуждения было уже слишком много. Никита всё ещё пытался себя остановить. Вспоминал, как первый раз встретил Лисёнка – худенькое, глазастое недоразумение на ножках. Но примерно в это же время в мозгу угасла последняя искорка самоконтроля, словно растаял последний болотный огонёк. И он видел только совершенную линию тела, лежащего рядом на кровати. Его ладонь непроизвольно легла на эти мягкие ягодицы, начала их сжимать, поглаживать, ласкать.
Хитрюга, который, конечно, не спал, обернулся на постели.
- А мне ведь ещё не исполнилось пятнадцати, - протянул он с ехидной улыбкой. Но когда поймал взгляд Никиты, измученный и затравленный, улыбка сползла с конопатой мордочки.
- Ой, прости, Никита, прости, пожалуйста…
Но тот уже не слышал, что ему говорили. Он только видел это тело, чувствовал его запах. Он был одержим желанием целовать его. Целовать всё, каждую клеточку. И он накинулся на него, словно измученный жаждой человек кидается к ручью. В голове шумело, глаза застилал туман. А он целовал, трогал, ласкал без разбора всё, что попадалось под губы и руки. И лишь какие-то обрывки мыслей метались в его затуманенном мозгу.
"Почему он так стонет? – думал Никита. – Ему больно? Или хорошо? Нет, больно быть не может, я ведь только трогаю. А что я трогаю? М-м-м, это же его член… Какой красивый! Небольшой, но такой ровненький… И так стоит хорошо, похож на крепкий огурчик… Головка ярко-розовая, влажная… И вся течёт. Почему так сильно течёт? А, он кончает! Так быстро? Хочу попробовать на вкус… М-м-м, сладко. Но мало. Член так приятно скользит в рот. Надо пососать его как следует. Вот так… Ну почему ж он так громко стонет? Ведь я же не делаю ему больно…"
Получив вторую порцию спермы в рот, Никита захотел попробовать на вкус губы парнишки и лёг сверху. Как он оказался внутри Васьки, он и сам не понял. Просто вдруг в какой-то момент он заметил, что тело, извивающееся под ним, стало не мягким и податливым, а каким-то деревянным. Это Васька напряжённо принимал в себя член своего старшего друга. Долго терпеть ему не пришлось, потому что Никита кончил буквально после нескольких движений. Но кончал долго, уткнувшись с нежным рычанием в слегка конопатую шейку.
Когда к Никите вернулась способность хоть как-то соображать, первое, что он понял, что только что словил самый сладкий оргазм за всю свою жизнь! Он благодарно поцеловал Ваську в губы.
- Выйди из меня, - шепнул тот, отвечая на поцелуй.
- Тебе больно?
- Чуть-чуть, - Васька улыбнулся.
Когда парень вынул член, из Васькиной попы сразу потекло. Никита сорвал со своих плеч рубашку и, разведя пацану ноги, стал вытирать сочащуюся сперму. А когда всё вытер, не удержался и в благодарность за удовольствие поцеловал Ваську прямо туда. Отчего пацан выгнулся и вскрикнул.
"Хм, а ему это нравится", - подумал Никита, и стал покрывать Васькину дырочку нежными поцелуями и ласкать её языком, при этом слегка поглаживая пацану член одной рукой. Хватило пары минут, чтобы Васька уже не со стоном, а с криком, именно с криком кончил в третий раз.
После, засыпая на плече у Никиты, Лисёнок пробормотал:
- Никита… Я, конечно, знал, что с тобой будет здорово. Но чтобы до такой степени...
Под утро, проснувшись и обнаружив в своих объятиях голого Ваську, Никита не удержался и овладел им во второй раз. Тот терпел, хотя ему явно было больно.
Утром, сидя на краю постели, Никита нервно потирал ладони.
- Ты не жалеешь? – обернулся он к Лисёнку.
- Ты что, с ума сошёл? – рассмеялся тот. – Я почти год по тебе сохну!
- Я тоже, - усмехнулся парень, и навалился на хохочущего Ваську сверху.
- А ты как? Жениться не передумал? – с издевкой спросил тот, глядя на Никиту снизу.
- Будем считать, что я уже женился, - ответил тот и накрыл губы пацана своими.
***
Спустя две недели нотариус предложил Никите, которому всё больше нравилась юриспруденция, стать его учеником. Для парня это была большая удача. Он бы не получил такого предложения, если бы родной сын нотариуса не переехал в Польшу, и дядя Марк окончательно не потерял бы надежду на то, что сын когда-нибудь займет его место. Для Никиты это означало обеспеченное будущее, но одновременно и отказ от романтических мечтаний о морских путешествиях. Это было не просто. Парень после работы в конторе ходил на набережную, смотрел на вечернее море и мечтал. Мечтал о том, как мог бы стать великим мореплавателем, первооткрывателем вроде Колумба или Магеллана. Конечно, в своих мечтах он был капитаном. Он храбро сражался с пиратами, открывал необитаемые острова, становился вождем какого-нибудь туземного племени… Но в глубине души Никита сам понимал, что эти мечты никогда не станут реальностью, что весь этот мальчишеский вздор пора выкинуть из головы. У него на руках Васька. А Ваське надо учиться.
Правда, этот маленький лентяй учиться не желал абсолютно. Впрочем, как все ребята в его возрасте. Гонять целыми днями в футбол или торчать в порту, глазея на корабли, ему нравилось гораздо больше, иначе он не был бы подростком. А когда вечером Никита пытался проверить, выучил ли Васька оставленное для него утром задание, тот начинал ластиться к нему до тех пор, пока не затаскивал в постель. Вообще, Никита скоро убедился, что секс превращается в серьёзное оружие в руках этого хитреца. Заметив, что любая шалость сходит ему с рук, если удается затащить своего новоявленного "супруга" в кровать, Лисёнок стал активно этим пользоваться. Вскоре Никита уже знал, что если Васька встречает его в расстёгнутой рубашке, а на губах у него играет кошачья улыбка, то значит, он точно что-то натворил. Никита сердился и ругался, но всё равно слишком часто попадался на эту удочку.
Ну ничего, рано или поздно он заставит этого лоботряса учиться! Васька должен нагнать своих сверстников, обучающихся в гимназии, и выдержать экзамен, пусть даже с опозданием на год или два. Наверное, придется брать Лисёнка с собой на работу – пусть сидит в конторе за книжками, а не в футбол гоняет! Но чтобы заставить Ваську учиться, нужно, по крайней мере, быть рядом с ним. А значит, о морских путешествиях лучше не думать. И Никита со вздохом провожал глазами очередное отходящее от пристани судно.
Однажды, зайдя по привычке после работы в порт, Никита прохаживался по причалу. Миновав корму какого-то незнакомого парусника, он вдруг остолбенел, увидев следующее стоявшее за ним судно. Знакомые четыре мачты и борт с синей полосой. "ВЕСТНИК"!
Первой реакцией Никиты было желание смыться. Он быстро повернул назад, но вдруг остановился. "Интересно, - подумал парень, - а Юрка ещё на судне? Хотелось бы его повидать. Узнать, как он там. Я ведь тогда с ним даже попрощаться не успел". Никита подошёл ближе к шхуне, потоптался рядом, но на борт подняться так и не решился. Печально бредя с причала домой, он вдруг решил на всякий случай завернуть в знакомый портовый кабак – ведь Юрка, если он в городе, вполне может зайти сюда.
Войдя в тёмное полуподвальное помещение, уже почти забытое им, он вдруг с радостью понял, что не ошибся: за одним из столов у прохода Никита увидел Юркину стройную фигуру. Подперев голову рукой, тот вяло ковырял вилкой какой-то салат.
- Юрка! – радостно кинулся к нему парень.
- Никита! Ты всё-таки здесь! Вот не ждал! Я уж думал, ты уехал из Выборга.
- Почему ты думал, что я уехал?
- Ну я уже три месяца в городе, а тебя не встречал.
- Как три месяца? Ты разве не на "Вестнике" пришёл?
- Нет, на сухогрузе одном три месяца назад. Вот, вернулся на прежнюю работу, - он оглянулся вокруг и грустно улыбнулся.
- Ну ни фига себе! А я-то сюда зашёл только потому, что "Вестник" в порту увидел.
Юрка вдруг вскочил, словно ошпаренный:
- "Вестник" здесь?!!
- Ну да.
- Ты уверен?
- Я своими глазами видел! Только на борт подняться не решился.
Юрка вновь опустился на деревянную лавку.
- Чёрт! Этого только не хватало! А давно они пришли, не знаешь?
- Не знаю, но вчера, вроде бы, не было. А в чём дело-то?
- Я от них смылся в Архангельске четыре месяца назад.
- Что, укатали Сивку крутые горки? – усмехнулся Никита.
- Да нет… не в этом дело, - Юрка словно колебался, говорить или нет, но потом решился. - Фролова помнишь?
- Капитана? А то как же.
- Ну, короче... Он в меня, похоже, влюбился. Ревновать начал. Это почти сразу после твоего ухода началось. Сначала он терпел, а потом пошло-поехало. Мог на целый день меня в своей каюте запереть, чтоб я не трахался ни с кем. Или с собой таскал, как щенка на привязи, чтобы ко мне никто руки свои не протягивал. А ночами драл так, что искры из глаз, до самого утра…
- Вот сволочь! – возмутился Никита.
- Он не сволочь! – вдруг неожиданно обиделся Юрка. – Он очень нежный и добрый.
- А чего ж ты тогда сбежал?
- Да так… - Юрка отвел глаза, явно не желая отвечать на этот вопрос.
- Юр, ну в чём дело?.. Тебе его одного мало было? Он тебя не удовлетворял?
- Это его-то мало?! – усмехнулся Юрка. – Да этот кобель даже быка способен умотать! И вообще… он такой… он целуется лучше всех… и с ним интересно… и вообще… - Никите друг показалось, что блондин сейчас заплачет.
- Юр, я уже ничего не понимаю! Зачем ты тогда уехал?
- А что ты мне предлагаешь?! – вдруг гаркнул на него Юрка. – Что?! Влюбиться-жениться?! Хорошо, да не про меня всё это.
- Почему не про тебя?
- По кочану! Шлюхой был, шлюхой и помру.
Блондин замолчал, напряженно изучая узор на салфетке. Никита чувствовал, что ему больно, но чем помочь, не знал. Осторожно он положил свою руку поверх Юркиной.
- Юр, а правда, что с тобой не так? Почему ты такой? Ты мне никогда о своём прошлом не рассказывал. Я, наверное, лезу не в своё дело, ты уж извини…
Юрка криво усмехнулся:
- Наверное, думаешь, что меня в раннем детстве кто-нибудь насиловал часами, пока я не стал таким извращенцем? Не-ет. Я бы даже сказал, всё с точностью до наоборот.
- Это как это?
- А так это. Я в приюте вырос. У нас там на этот счёт такие строгие правила были, что даже дотрагиваться до своих гениталий не разрешалось. Во время сна – руки поверх одеяла. За одно подозрение в дрочке ребят в карцер сажали. Это у нас директриса была такая повёрнутая на целомудрии. Старая дева, крыса, мать её! Ей бы волю – она бы нас всех кастрировала, а девчонок в пояса верности нарядила. Нам каждый вечер лекции читали о вреде плотских утех. Каждый вечер талдычили о том, как дьявол совращает разных людей, уродует похотью их невинные души, а они потом горят в аду. Каждый вечер одно и то же! Весь мозг выебали! Вот только вряд ли эта старая ведьма рассчитывала на то, что это и обратную реакцию может вызвать…
Никита молчал, не зная, что на это сказать, как утешить друга. Юрка, опустив голову, сгорбился и выглядел таким жалким и несчастным, что слёзы наворачивались на глаза.
- Знаешь, я иногда думаю: может, и впрямь зря сбежал… - вдруг тихо и неуверенно проговорил он.
- От Фролова?
Юрка кивнул, не поднимая головы.
- Так вернись! Они же здесь!
- Не могу…
- Юрка, да брось! А если они завтра отчалят? Ты же потом локти себе будешь кусать!
Блондин лишь отрицательно замотал головой.
В этот момент чья-то тень заслонила дверной проход. Никита обернулся и аж подпрыгнул на месте! Он стал трясти Юркину руку, пытаясь привлечь его внимание. И как только Юрка поднял глаза, то мгновенно вскочил, словно на пружинах, и замер у края стола. В дверях стоял капитан Фролов.
Никите показалось, что Юрка сейчас кинется бежать. Но он не шевелился, словно кролик, загипнотизированный змеёй. Капитан медленно шёл по проходу, пока не оказался почти вплотную к светловолосому парню. Тут Никита заметил, что у Фролова слегка дрожат губы, да и не только – парень удивлённо вглядывался и не мог поверить, что это каменное, с грубыми чертами лицо способно выражать столько эмоций. На Никиту капитан не обращал ни малейшего внимания и, скорее всего, даже его не видел.
- Юрочка, - чуть дрожащим голосом проговорил Фролов, - ты что же это… ты это насовсем?
Юрка вдруг сделал шаг вперед и уткнулся носом капитану в грудь. Бывалый "морской волк" в ответ обнял паренька так нежно и осторожно, словно он был хрустальным. И тут совершенно неожиданно Юрка прижался к капитану и заплакал. Он плакал так, как это делают те, кто почти никогда не плачет: без всхлипываний, а какими-то сухими звуками, похожими на лай охрипшей собаки. Никита почувствовал себя неловко – эта сцена не предназначена была для чужих глаз. Аккуратно боком он протёрся к выходу и выскочил на улицу.
Возвращаясь домой, он думал о Юрке и его внезапных слезах. О чём он плакал? О своей изуродованной чужим ханжеством психике? О навсегда утерянной возможности быть счастливым? Или оттого, что замёршее сердце стало оттаивать? Никите очень бы хотелось верить, что последнее. Ведь, как ни крути, человек не должен быть один.
Человек не должен быть один! Можно перетрахать весь балтийский флот, но быть при этом безумно одиноким. Можно мотаться по морям, атаковать пиратов, открывать острова, но никогда не быть счастливым. А вот он, Никита, счастлив. Счастлив, потому что у него есть Васька. А море… Ну что море? Море – вон оно, десять минут ходу. И возможность видеть его только с одной стороны, а не вокруг – не самая высокая цена за удовольствие каждый вечер засыпать, держа в объятиях своё личное рыжеватое, чумазое, веснушчатое счастье.
Когда Никита вошёл в комнату, Васька уже спал. "Что это он так рано? – подумал парень. Но потом его взгляд упал на буфет в углу, и причина поспешного "бегства" Лисёнка в постель стала ясна: на буфете стояла ополовиненная банка с вареньем. "Полбанки за один присест! – подумал Никита. – Ах ты обжора! Ну, погоди у меня!". Рассерженный, он шагнул к кровати.
Лисёнок лежал на спине. Одеяло сползло куда-то вниз. Губы пацана были все в варенье.
"Ах, паршивец, - улыбнулся Никита, - ведь знает же, что моим первым желанием будет облизать эти сладкие губки. А дальше всё пойдет по его сценарию. И за варенье ему не попадет. Ну хитрюга! И ведь наверняка не спит, а притворяется".
Всё ещё улыбаясь, Никита разделся и полез в постель к Ваське.
2-я часть рассказа***
После того, как Шестаков стал свидетелем оргии в трюме, он никак не мог прийти в себя. Какое-то внутреннее напряжение не отпускало, и причины этого Иван понять не мог. Что, собственно, произошло? Ничего особенного! Но почему эта тупая боль грызла его изнутри? И, кстати, почему он сам не захотел участвовать в этой оргии? Он был там. Он смотрел. Но не участвовал. Он смотрел и не мог понять, что он при этом чувствует. Иван хотел найти повод остановить это, и не мог. Матросы имели право на мичмана не меньше, чем он сам. Это же просто шлюха. И если он давал Шестакову, то почему не должен давать остальным? Обычная шлюха, готовая удовлетворить любого. Только так он к нему и относился. Разве нет? Когда он имел шлюх мужского пола в борделе, разве он задавался вопросом, имеют ли их другие? Никогда! Так что не так?
Иван снова и снова прокручивал всё увиденное в своей голове. Он не участвовал. Он только смотрел. Смотрел, не отрываясь. Словно бы хотел запомнить. Запомнить каждый стон, каждое движение. Чтобы потом на покое обдумать, как он, собственно, к этому относится. Потому что в тот момент он этого понять не мог.
Всю ночь Шестаков не спал. Ему было больно. Но почему – это было тайной для него. Посреди ночи он вдруг почувствовал жадное желание поговорить с мичманом. Просто поговорить. Не смеяться над ним, а послушать, что он скажет, что он думает. Он встал, тихонько пробрался в офицерский отсек, нашёл гамак Дольского и склонился над спящим Мишей.
- Эй, мичман, - тихим шёпотом позвал он и легонько дунул ему в лицо.
Но Дольский спал. Спал глубоким сном, что немудрено, учитывая, что ему довелось пережить в этот вечер. Иван легонько погладил его по тёмным волосам и вышел.
Матрос поднялся на верхнюю палубу. До самого рассвета он прохаживался от носа до кормы и обратно, пытаясь разобраться в себе, пытаясь понять причины боли, терзавшей его. Кажется, ответ был очевиден, но Шестаков отгонял его от себя, не желал в это верить, не желал даже думать об этом. "Это просто жалость, - думал Иван, - мне просто его жалко, вот и всё". Он снова с болью вспомнил, как матросы дрючили голого мичмана с двух сторон, и поморщился. "А ведь это не в последний раз", - вдруг подумалось ему.
И Шестаков вдруг отчётливо понял, что ещё одного раза он просто не выдержит! "Ну уж фиг им всем! Жалость, просто жалость… Всё равно, я не дам его в обиду. С мужиками договорюсь. Что ж мы – звери, что ли? Жалко парня".
От принятого решения ему стало немного легче. Но чувство вины по-прежнему не покидало его, и лишь на рассвете Иван, разбитый и измученный, спустился в кают-компанию.
Утром, когда он увидел подходившего к ним бледного и спокойного мичмана, у Шестакова, казалось, всё внутри перевернулось. Впервые он не смел даже заговорить с ним. Только взглянул, как нашкодившая собака на своего хозяина. И когда поймал взгляд Дольского, то из этих тёмно-карих глаз его окатило такой волной ненависти, что Шестаков чуть не задохнулся.
После разговора с капитаном Дольский больше не подходил к своему отделению. Он стоял на носу и смотрел на море. Весь день. А Шестаков весь день околачивался около бака и поглядывал на мичмана. Но подойти так и не посмел. "Ладно, пусть отойдёт немного, - думал он, глядя на Мишину спину, - переспит с этим, легче будет. Утро вечера мудренее". И он отложил все разговоры до утра. В этот вечер Иван уснул сразу же, как только лёг – сказалась предыдущая бессонная ночь.
А через три часа его разбудил сигнал тревоги. Он никак не мог проснуться, долго тёр заспанные глаза, пытаясь понять, что происходит, и выскочил на палубу одним из последних. На судне царила суета. Уже были спущены на воду поисковые шлюпки. Выпускались одна за другой ракеты, чтобы осветить ночное море.
- Слышьте, чё случилось-то? – спросил Шестаков у толпящихся на корме матросов.
- Да фиг знает, вроде кто-то за борт упал, - ответили ему.
Ивана как подбросило: "Где Миша?" Он стал рыскать вокруг, ища его глазами.
- Дольского не видели?... Ребят, мичмана Дольского не видали? – но в ответ слышал только отрицание. Михаила нигде не было.
Потом Шестаков молча стоял на корме, ожидая результатов поиска. Внутри у него всё холодело от страшной догадки. Он ещё надеялся, что это не мичман, а какой-то подвыпивший матрос, невесть где раздобывший спиртное, свалился за борт. А Дольский сейчас по привычке прячется где-нибудь от своих нахальных подчинённых. "Это не он, это не он", - твердил Иван беззвучным шёпотом.
Он надеялся. Он всё ещё надеялся, когда на борт подняли мокрую фуражку. Капитан взял её в руки и при свете масляного фонаря громко прочёл на внутренней стороне надпись:
- Михаил Дольский, мичман Российского флота.
***
Поиски были прекращены. Матросы получили команду разойтись, но Иван этого не слышал. Палуба постепенно пустела, но он этого не замечал. Сослуживцы его окликали, но он не реагировал.
"Михаил Дольский, мичман Российского флота". Эти слова прогрохотали над Шестаковым, словно самый мощный гром. Оглушённый, он так и остался стоять на корме, когда все разошлись. Произошедшее казалось нереальным, каким-то тяжёлым дурным сном. Когда к нему вернулась способность двигаться, он уселся прямо на палубу возле юта, опершись о него спиной, уткнулся лицом в колени и заплакал.
Шестаков не плакал с десяти лет, с тех самых пор, как расстался с матерью. Жизнь сделала его жёстким и огрубевшим. И он уже не помнил, каково это, когда больно до слёз. Сейчас, впервые за столько лет, он плакал, как ребёнок, уткнувшись лицом в сжатые в кулаки руки. Он плакал, но ему не становилось легче. Страшная трагедия, ещё до конца не осознанная им, заставила его вдруг понять то, что он мучительно пытался понять в течение последних полутора суток. Иван, наконец, нашёл простой ответ на все свои вопросы – он любил этого мальчика! Он полюбил впервые в жизни, и, наверное, поэтому любил очень сильно, отдав все силы и всю душу этому чувству. Теперь это было для него очевидным, но вот только поделать уже было ничего нельзя. Ужас происшедшего не укладывался у него в голове.
- Мишенька, - сквозь слёзы шептал Шестаков, - Мишенька, ну что же ты наделал, глупыш?.. Ну зачем же ты… Мишенька… - и спина его сотрясалась в беззвучных рыданиях.
С этого дня Шестакова было не узнать. Он почти перестал есть, за считанные дни лицо его осунулось и словно посерело. Ивана не интересовало происходящее на судне. Большую часть дня он старался ни с кем не разговаривать и не попадаться лишний раз людям на глаза. Зачастую матрос просто забивался в какой-нибудь угол и, невидимый для всех, предавался своему горю. Он снова и снова вспоминал каждую свою ошибку, каждый гадкий поступок, и не находил им ни объяснения, ни оправдания. Шестаков даже получал какое-то мазохистское удовольствие от своей боли, поскольку воспринимал её как искупление. В те минуты, когда боль казалась ему невыносимой, он криво улыбался и, обращаясь к самому себе, шептал: "Так тебе, так тебе, сукин сын. И мало ещё".
С матросами из своего отделения он больше не общался. Они догадывались, что с ним происходит, и не лезли к нему. Лишь однажды Панин подошёл к Шестакову, понуро сидевшему на баке, и присел рядом.
- Ты не виноват… - сказал он после паузы.
- Виноват, - односложно и твёрдо ответил Шестаков.
- Ну, в смысле, не ты один. Мы все виноваты.
- Да, все виноваты. Но я больше всех. Гораздо больше.
- Чего ж ты нам тогда не сказал-то… - Панин замялся и не договорил, но Шестаков понял, о чём он.
- Я тогда и сам не знал. Потом понял.
Они помолчали.
- Слушай, - вдруг сказал Панин, - а может, он и не утонул вовсе. Ведь там очень судоходный район. Ты прикинь: он пропал три дня тому. А мы завтра прибываем в Нассау. Четыре дня пути от Нассау, да здесь столько судоходных путей пересекается, причём, как раз на этом участке! Да ещё и вдоль берега идём, а недалеко от берега – это значит рыбаки, контрабандисты и прочее. Могли подобрать! Шторм был небольшой. А плавает он, как рыба. Помнишь, он сам говорил.
- Как дельфин, - улыбнулся Шестаков, вспомнив давний разговор, бывший в те времена, когда мичман пытался завоевать расположение своих подчинённых.
- Вот именно. Не хандри, Ванька. Есть надежда!
Когда Панин ушёл, Шестаков принялся анализировать: а есть ли, в самом деле, надежда? И чем дольше он об этом думал, тем больше приходил к выводу, что есть, и не такая уж призрачная. Места здесь и впрямь очень судоходные. Шторм тогда к утру уже утих, и человек в море должен был быть виден издалека. Акулы на человека обычно не нападают, если только тот не ранен. Плавает Мишка хорошо, и в таких сравнительно небольших волнах он вряд ли бы захлебнулся. Так что, если парень продержался бы до утра, то у него были бы очень неплохие шансы! И хотя Шестаков сам понимал всю хрупкость этой надежды, тут сработало его природное умение надеяться на лучшее.
В этот день Шестаков впервые за три дня съел свой обед.
А на другой день, незадолго до того, как "Амфитрида" вошла в порт Нассау, Иван подошёл к Панину.
- Слушай, Сеня, такое дело… Короче, ты пока никому не говори, но на Кубу вы поплывёте без меня. Я сойду в Нассау, и отсюда попробую добраться до Майами.
- Зачем? – вылупился на него Панин.
- Я всё думал о том, что ты сказал. И думаю, ты прав, надежда есть, что Мишку подобрали. И если это так, то это произошло у побережья Флориды. А там самый крупный порт – Майами. Попробую там его найти.
- Я бы попытался тебя отговорить, но, кажется, это безнадёга, - усмехнулся Семён.
- Это точно.
- Сказать остальным?
- Нет, не надо. Пусть думают, что я загулял в каком-нибудь кабаке и отстал от корабля, дело обычное.
Внезапно прямо у него за спиной раздался негромкий, но резкий голос капитана:
- Собираетесь покинуть судно, матрос?
Шестаков, резко обернувшись, вспыхнул, но ничего не ответил.
Новиков подошёл ближе.
- Уж извини, сынок, я всё слышал. И знаешь… Поищи его, в самом деле. Тебя как звать-то?
- Иван, - ответил поражённый Шестаков.
- Так вот, Ваня, поезжай-ка и вправду в Майами. Думаю, ты прав: если Дольский выжил, то постарается добраться туда. Там русские суда хоть и нечасто бывают, но до северных портов слишком далеко отсюда. И ещё. Попытайся найти его за месяц. Через месяц с небольшим мы пойдём обратно, и будем заходить в Майами. И тогда мы тебя заберём. То есть, вас обоих… я надеюсь.
- Постараюсь. Спасибо, капитан!
- Не за что. Да, и вот ещё что… Тебе ведь как-то до Майами добраться надо, да и целый месяц жить на что-то. Вот, держи… - и он вытащил из кармана несколько золотых монет и вложил их в руку Шестакова.
- Почему? – тихо спросил тот.
Капитан помедлил с ответом. А потом также тихо сказал:
- Это я его до этого довёл. Ладно, удачи, сынок! – и, хлопнув матроса по плечу, капитан пошёл в рубку.
Шестаков пожал плечами: ещё один с чувством вины. Похоже, им пора открывать свой клуб. И он улыбнулся, сжав в руке золотые монеты.
***
На рыболовецком судёнышке "Сильда", подобравшем мичмана Дольского, экипаж состоял всего из пяти человек. И Михаил довольно быстро со всеми подружился. Он прекрасно говорил по-английски, и общение труда не составляло. Дольский даже почти не стал придумывать себе имя, просто назвал настоящее – Михаил Соснин. Продовольствия у новых друзей мичмана было не в избытке, поэтому они не смогли поменять из-за него курс. Мишу высадили на южном побережье Флориды. Предлагали даже остаться. Но иммиграция в его планы не входила. Дольскому нужен был какой-нибудь крупный портовый город, где он мог бы дождаться российского судна и вернуться на нём на родину.
Перебрали варианты. Получалось, что ближе всех либо Майами, либо Нассау. Правда, в Майами почти не бывает русских судов – для торговых отношений с Америкой они используют порты ближе к северу, такие как Бостон или Нью-Бедфорд. Но туда добираться далеко, да и деньги нужны на такую поездку, а Миша, идя топиться, денег с собой по понятной причине не прихватил. Нассау – тоже не вариант, русские корабли там бывают не чаще; к тому же, посуху туда не доберёшься. Взвесив всё, Дольский решил-таки попытать счастья в Майами.
Капитан "Сильды" Джозеф Конратт уговорил Михаила погостить у него пару дней. Его жена Сара пришла в такой восторг от обаятельного русского офицера, что Мише пришлось задержаться в этом гостеприимном доме ещё на неделю. Он не сидел сложа руки, а работал, помогал Джозефу и Саре с сортировкой и продажей рыбы. К концу недели супруги Конратт выделили своему гостю сумму денег, достаточную для того, чтобы добраться до Майами. В итоге мичман Дольский оказался в этом городе на две недели позже того, как "Амфитрида" пришла в Нассау.
Он не знал, что уже полторы недели назад Шестаков отплыл из Нассау в Майами на борту пассажирского теплохода. И уже почти неделю разыскивает его, опрашивая всех в порту и его окрестностях.
Приехав в Майами, Дольский сразу отправился в порт. Найти административный корпус трудов не составляло. Там он разузнал, что всего через неделю ожидается прибытие торгового российского парохода. Вот это удача! Окрылённый этими новостями, Михаил, улыбаясь, вышел из здания портовой администрации.
И первым человеком, на которого он наткнулся на улице, был Шестаков.
***
Попав в Майами, Иван быстро понял, что не в состоянии справиться с поисками в одиночку. Да, он умел читать и писать. Но по-русски! Шестаков не знал ни одного иностранного языка. Матросом Ваня стал слишком недавно, поэтому даже по верхам нахвататься иностранных словечек ещё не успел. И первые три дня у него ушли на поиски того, кто говорит по-русски. К счастью, в последнее время в Америке русские туристы были не такой уж редкостью, и в одной из местных гостиниц Ивану удалось найти переводчика. Вот когда ему пригодились деньги капитана. Все оставшиеся золотые монеты он отдал этому переводчику. Правда, суммы хватило только на четыре дня его работы, но за это время Иван запомнил, как кого надо расспрашивать, и заучил нужные слова. Вместе они обходили все уголки порта, опрашивали рыбаков, матросов всех приходящих судов, рыночных торговцев… На себя Иван из капитанских денег ничего не потратил, и чтобы как-то прокормиться, стал подрабатывать грузчиком на прибывающих судах. С его силой это не представляло проблемы – скоро все в порту знали о "русском медведе", способном работать за десятерых. Оставшись, наконец, без переводчика, Шестаков уже в одиночку продолжил поиски. В какой-то момент он сообразил, что нужно посетить портовую администрацию и узнать, не интересовался ли кто-нибудь русскими судами. Ругаясь на себя за то, что не сообразил этого сделать раньше, пока переводчик ещё был с ним, Иван мучился попытками сформулировать свои вопросы по-английски. Потом махнул рукой и, молясь, чтобы его скудных знаний чужого языка хватило на объяснения, отправился по адресу.
А в дверях администрации Иван столкнулся с Мишей Дольским, живым и невредимым!
С полминуты они молча смотрели друг на друга. Миша на Шестакова – настороженно и враждебно. А Шестаков смотрел на Мишу, не в силах поверить своему счастью. Неделя безуспешных поисков наполнила его душу сомнениями и отчаяньем. И сейчас он не мог поверить своим глазам. Ему хотелось закричать от восторга. Наконец Иван кинулся к своему любимому. Он сгрёб Мишку в объятия, потом отстранялся, чтобы ещё раз взглянуть и убедиться, что это не сон, и снова прижимал его к себе. Как безумный, он целовал его лицо, волосы, плечи.
- Мишенька, - бормотал он пересохшими губами, - Мишенька… живой… Мишенька… - и прижимал его к себе всё крепче.
- Ванечка, ты меня задушишь, - с улыбкой прохрипел Дольский, пытаясь вырваться из медвежьих объятий. – Ты, вообще, как здесь оказался?
- Я в Нассау сошёл. Потом сюда. Тебя искать. Мишка… - и он вновь покрывал его лицо поцелуями.
Вокруг них останавливались люди, сбежались портовые мальчишки, которые начали улюлюкать и что-то кричать им на своем тарабарском языке.
- Вань, нам надо уйти отсюда, - засмущался мичман. Нежность Шестакова очень тронула Мишу, но ему было неловко перед людьми.
Они помчались вниз по улице, к морю. Мальчишки толпой бежали следом за ними, пока они не скрылись за воротами какого-то старого склада. Замкнув за собой скрипящую створку ворот, Дольский попытался оглядеться. Но Иван снова сгрёб его в объятия.
- Ванька, ну что ты делаешь, пусти! – Михаил со смехом вырывался. Шестаков отпустил его лишь для того, чтобы захватить в свои ладони его руки и прижать к губам. Тут Дольский почувствовал мокрые капли, попавшие ему на запястье.
- Ванечка, ты что, плачешь?
Шестаков улыбнулся сквозь слёзы, и его белые зубы блеснули в темноте склада. Он лишь смущенно закивал, признавая такую немужскую слабость. Но Миша в ответ прижался к его мускулистому телу и уже больше не вырывался из объятий.
- Если ты ещё раз решишь покончить с собой, то я тебя сам убью, ты понял?! – Шестаков нежно поглаживал спину прижавшегося к нему мичмана. - Мишенька, я люблю тебя… Так люблю…
- В таком случае, какого чёрта ты тогда ничего не сделал? – Дольский с силой оттолкнулся от груди матроса.
- Тогда? – тихо переспросил тот.
- Тогда.
Они оба понимали, о каком "тогда" идёт речь.
- Дурак был… Мишенька… Я сам тогда ничего не понимал. Дурак был. Прости меня, родной мой.
- Ты похудел, - сказал мичман, проводя ладошкой по щеке Шестакова. Глаза уже привыкли к темноте, и он хорошо видел Ивана.
- Да, - ответил тот. - И волосы немножко поседели.
- Как?!
- Да ничего, мне, говорят, даже идёт.
Он разглядывал в полутьме красивые черты любимого лица.
- Не стою я тебя, - вдруг грустно произнёс он.
Михаил ответил на это заявление тем, что приблизился к его лицу и нежно прижался своими губами к его обветренному рту.
У Шестакова сразу закружилась голова и зазвенело в ушах. Ему казалось, что через всё тело его проходят легкие волны электрического тока. Он прижимал мичмана к себе и впивался в его губы глубоким поцелуем, пока тот не начал стонать в его объятиях. Сам матрос уже давно потерял контроль над собой. Иван не чувствовал своего тела, словно бы оно внезапно стало невесомым. Голова кружилась всё сильнее. И вот горячая волна подступила куда-то к горлу, потом опустилась вниз, и Шестаков затрясся в сладких конвульсиях оргазма. Ноги подкосились, и он в бессилии сел на пол, увлекая за собой Дольского.
- Ух, - проговорил он, тяжело дыша, когда смог, наконец, оторваться от этих чудесных губ, - так вот что это такое – целоваться!
- Ты хочешь сказать, что никогда не целовался? – спросил мичман, устраиваясь поудобнее у Ивана на коленках.
- Ну когда-то давно было, - смущённо забормотал матрос, - но, вообще, почти нет. Я ведь только со шлюхами спал, Мишенька. Только в борделе. А они в губы стараются не целоваться, если клиент специально не попросит.
- Почему только в борделе?
- Да ты посмотри на меня. Кому я нужен?
- Мне нужен, - шёпотом ответил мичман, вновь прижимаясь ртом к ласковым губам Шестакова.
До прибытия "Амфитриды" в Майами оставалось чуть больше двух недель. Все эти две недели Дольский и Шестаков провели в крошечном бунгало, которое они сняли на заработанные Иваном деньги. Шестаков иногда ходил в порт на заработки. Всё остальное время они практически не выходили из дома. А точнее, практически не вылезали из кровати. Они специально сняли бунгало, а не номер в гостинице, хоть это было и дороже. Но они понимали, что в гостинице их стоны и крики никому бы не дали спать.
Михаилу и раньше нравилось то, что с ним делал матрос, разложив на тюках в трюме. Но что можно получать от секса столько удовольствия, он не мог себе даже представить! Иван ласкал его до умопомрачения. Каждая клеточка тела мичмана была многократно поцелована и облизана матросом. Шестаков был ненасытен, брал своего любимого снова и снова. Он придумывал какие-то новые позы и проявлял в этом отношении редкую изобретательность, что похвально, учитывая, что парень в глаза не видел "Камасутры". От такого количества секса через две недели пребывания в этом бунгало у Михаила дырка уже с трудом закрывалась. Он засыпал лишь под утро, затраханный и заласканный своим любимым до полного изнеможения.
- Так вот ты какой – медовый месяц! – пробормотал он как-то на рассвете после очередного соития.
Шестаков со смехом склонился над ним.
- Ваня, - с испугом взглянул на него Дольский, - я больше не могу.
- А я могу, - шепнул Иван, снова ложась на него и раздвигая ему ножки. И Миша принимал его в себя, постанывая от удовольствия.
Вообще, он сам не ожидал, что может быть таким развратным. Весь сексуальный опыт юного мичмана сводился к нескольким поцелуям. С девочками он был робок, и, возможно, не решился бы даже на это. Но во время пребывания в морском училище его сосед по комнате в казарме как-то однажды предложил Мише попрактиковаться в поцелуях, чтобы потом с девчонками было проще. Дольский согласился. Они практиковались целый вечер. У обоих уже получалось хорошо, но мальчишки делали вид, что оттачивают технику, поскольку не хотели друг от друга отрываться. Вскоре у Дольского появилась возможность поцеловать девочку, и, окрылённый своим опытом, он решился. Каково же было его удивление, когда с девочкой ему это совсем не понравилось. Спустя некоторое время он попробовал целоваться с другой. Тот же результат. Миша ничего не мог понять. Ведь когда он целовал своего соседа, то у него просто голова кружилась, и в паху ныло так, что он еле сдерживал стоны. Горькие сомнения в своей ориентации сделали Мишу ещё более робким с девушками и заставили сторониться своего соседа, хотя тот был не прочь и дальше "практиковаться" с ним в поцелуях. Несмотря на робость, Дольский пользовался определенной популярностью у женского пола благодаря своей красоте. Но Миша сторонился девушек и ни одного романа так и не завёл.
И теперь этот робкий, стеснительный мальчик поражался сам себе. Мог ли он думать, что будет шептать здоровенному мужику: "Ванечка, еби меня, давай, поглубже, ммммм как хорошо!". Или что этот мужик будет помогать ему делать клизму, а он безо всякого стеснения будет это позволять. Вообще, он разрешал Ивану делать с собой всё, что угодно, и с удовольствием выполнял все его просьбы. Например, пытался взять целиком в рот его увесистые волосатые яйца, или ласкал язычком его подмышки. Особенно приятно ему было, когда он позволял матросу себя вылизывать. Шестаков просто обожал лизать его разъёбанную норку. Он мог до безумия долго гладить, целовать и ласкать её, залезая язычком внутрь и постанывая при этом от наслаждения. А ещё Иван обожал отсасывать своему любимому. И Миша, который за всю свою жизнь никому не сказал ни одного нецензурного слова, шипел и трёхэтажно матерился, извиваясь на постели от удовольствия под своим мужчиной.
***
Когда в порт Майами прибыла "Амфитрида", Дольский и Шестаков ждали на причале.
Поначалу Ивану стоило немалых трудов уговорить мичмана вернуться на судно.
- Теперь всё будет по-другому, - твердил он в сотый раз Михаилу. - Никто тебя не тронет, и никто не будет издеваться!
- Но ведь все же знают…
- Да кто знает-то? Только наши да капитан. Наши будут тише воды, ниже травы, я тебе зуб даю!
- Будешь драться с ними из-за меня?
- Если понадобится, то да.
- Будешь моим телохранителем? – усмехнулся Дольский.
- Я буду твоим рабом, - тихо, но твёрдо ответил матрос, и так взглянул на своего любимого, что у того по телу побежали мурашки.
- Ну ладно, а капитан? – смущённо продолжил он.
- А что капитан? Он рад будет! И вообще, чего он видел-то? Как тебя Борзунов за попку потрогал, и всё. Про остальное он даже не знает. Он Борзунова потом вызвал, спрашивал, а тот говорит – просто дурацкая шутка. До самого Нассау на гауптвахте потом сидел за эту шутку. Капитан не знает. А все остальные вообще считают, что ты случайно за борт упал. И потом, капитан ведь сам меня отпустил на поиски! Он мне денег дал, смотри! – и в доказательство Шестаков выгребал из карманов оставшиеся монеты. Это, правда, были уже не капитанские деньги, те давно кончились, но, видимо, Иван считал, что так выглядит более убедительно.
Михаил ласково смотрел на Шестакова и в который раз ловил себя на мысли, что любуется им. Иван очень похорошел за последний месяц. Его грубоватые черты словно бы смягчал нежный счастливый взгляд. Отросшие волнистые волосы из-за лёгкой седины были теперь не соломенными, а скорее платиновыми, и чёлка красиво спадала на покрытый бронзовым загаром лоб. В порту девушки часто оборачивались на его крепкую, словно у Атланта, фигуру, привлечённые экзотической для этих мест внешностью «русского медведя». Только ему их внимание было теперь безразлично.
В конце концов, уговоры увенчались успехом, и в назначенный день и мичман, и матрос были на пристани.
Дольский, подготовленный Шестаковым, уже не ожидал, что его появление на судне вызовет чье-либо раздражение. Но что ему окажутся настолько рады, он не мог себе даже представить. Крики восторженного приветствия долетели до него, когда корабль только лишь ещё подходил к причалу. Их заметили, им махали руками. А когда мичман поднялся по трапу на палубу, его тут же окружили, и в радостном рёве голосов трудно было различать слова. Он кочевал из одних объятий в другие, пока толпа не расступилась, и Дольский не оказался вдруг нос к носу с капитаном.
Новиков сердечно улыбнулся и протянул мичману руку.
- Очень рад, что вы спаслись, Дольский, очень рад!.. А вы что столпились? – обратился он к окружавшим их матросам. – По местам!
Вмиг все рассыпались по палубе. Оставшись наедине с мичманом, Новиков наклонился к нему и тихо сказал:
- Ты уж извини меня, сынок, за тот раз. Наорал, не разобравшись. Прости старика. Но только ты тоже глупость сделал. Чего ж сразу в воду-то? Жизнью-то так бросаться не гоже. Ведь у тебя, поди, и родители есть. Есть ведь? Во-от. А ты о них и не подумал, небось? Так-то… У меня сын твоего возраста. Тоже моряк, на "Королевском" служит. Так-то… Ну ладно, - и капитан потрепал улыбающегося мичмана по щеке, - как говорят, кто старое помянет… Иди к своему отделению. Будут трудности – приходи, обмозгуем!
И, подмигнув Дольскому, Новиков ушёл командовать разгрузкой. А мичман, повинуясь приказу, направился к своему отделению. Его матросы были во встречающей толпе – он видел некоторых из низ среди тех, кто с радостными криками обнимал его и хлопал по спине. Но сейчас им предстояло встретиться лицом к лицу, и Дольский немного волновался.
- Михал Кирилыч, радость-то какая!
- Живой!
- А мы-то уж думали!
- Здорово, командир!
С такими репликами матросы обступили мичмана, и лица их светились такими искренними улыбками, что Михаил невольно заулыбался им в ответ.
- Михал Кирилыч, ох ты и молодец, такой грех с нашей души снял! – заохал Теняев. – Мы ж извелись все. Думали – ну всё, угробили человека. А ты живой! Ох, и спасибо тебе, отец родной!.. Ты уж не серчай на нас, командир, - уже тише добавил он. – Дурака мы тогда большого сваляли. Не хотели ж худого… Не серчай.
С этого дня дисциплина в отделении мичмана Дольского была идеальной. Матросы слушались его с полуслова, и ни одной насмешки в свой адрес Михаил больше не слышал. Он не питал иллюзий на этот счёт, и сознавал, что это послушание лишь временное. Но до конца плавания его хватит, а больше ему и не надо. Дольский решил уйти с флота: не его это дело – людьми командовать. Как жизнь сложится дальше, он пока не знал. Но на душе у него было удивительно светло. Потому что в любую минуту, оглянувшись, он видел недалеко от себя широкоплечую фигуру Шестакова. И знал, что это останется неизменным, чем бы он не занялся и куда бы не направился. А раз так – значит, всё будет хорошо.
FIN
После того, как Шестаков стал свидетелем оргии в трюме, он никак не мог прийти в себя. Какое-то внутреннее напряжение не отпускало, и причины этого Иван понять не мог. Что, собственно, произошло? Ничего особенного! Но почему эта тупая боль грызла его изнутри? И, кстати, почему он сам не захотел участвовать в этой оргии? Он был там. Он смотрел. Но не участвовал. Он смотрел и не мог понять, что он при этом чувствует. Иван хотел найти повод остановить это, и не мог. Матросы имели право на мичмана не меньше, чем он сам. Это же просто шлюха. И если он давал Шестакову, то почему не должен давать остальным? Обычная шлюха, готовая удовлетворить любого. Только так он к нему и относился. Разве нет? Когда он имел шлюх мужского пола в борделе, разве он задавался вопросом, имеют ли их другие? Никогда! Так что не так?
Иван снова и снова прокручивал всё увиденное в своей голове. Он не участвовал. Он только смотрел. Смотрел, не отрываясь. Словно бы хотел запомнить. Запомнить каждый стон, каждое движение. Чтобы потом на покое обдумать, как он, собственно, к этому относится. Потому что в тот момент он этого понять не мог.
Всю ночь Шестаков не спал. Ему было больно. Но почему – это было тайной для него. Посреди ночи он вдруг почувствовал жадное желание поговорить с мичманом. Просто поговорить. Не смеяться над ним, а послушать, что он скажет, что он думает. Он встал, тихонько пробрался в офицерский отсек, нашёл гамак Дольского и склонился над спящим Мишей.
- Эй, мичман, - тихим шёпотом позвал он и легонько дунул ему в лицо.
Но Дольский спал. Спал глубоким сном, что немудрено, учитывая, что ему довелось пережить в этот вечер. Иван легонько погладил его по тёмным волосам и вышел.
Матрос поднялся на верхнюю палубу. До самого рассвета он прохаживался от носа до кормы и обратно, пытаясь разобраться в себе, пытаясь понять причины боли, терзавшей его. Кажется, ответ был очевиден, но Шестаков отгонял его от себя, не желал в это верить, не желал даже думать об этом. "Это просто жалость, - думал Иван, - мне просто его жалко, вот и всё". Он снова с болью вспомнил, как матросы дрючили голого мичмана с двух сторон, и поморщился. "А ведь это не в последний раз", - вдруг подумалось ему.
И Шестаков вдруг отчётливо понял, что ещё одного раза он просто не выдержит! "Ну уж фиг им всем! Жалость, просто жалость… Всё равно, я не дам его в обиду. С мужиками договорюсь. Что ж мы – звери, что ли? Жалко парня".
От принятого решения ему стало немного легче. Но чувство вины по-прежнему не покидало его, и лишь на рассвете Иван, разбитый и измученный, спустился в кают-компанию.
Утром, когда он увидел подходившего к ним бледного и спокойного мичмана, у Шестакова, казалось, всё внутри перевернулось. Впервые он не смел даже заговорить с ним. Только взглянул, как нашкодившая собака на своего хозяина. И когда поймал взгляд Дольского, то из этих тёмно-карих глаз его окатило такой волной ненависти, что Шестаков чуть не задохнулся.
После разговора с капитаном Дольский больше не подходил к своему отделению. Он стоял на носу и смотрел на море. Весь день. А Шестаков весь день околачивался около бака и поглядывал на мичмана. Но подойти так и не посмел. "Ладно, пусть отойдёт немного, - думал он, глядя на Мишину спину, - переспит с этим, легче будет. Утро вечера мудренее". И он отложил все разговоры до утра. В этот вечер Иван уснул сразу же, как только лёг – сказалась предыдущая бессонная ночь.
А через три часа его разбудил сигнал тревоги. Он никак не мог проснуться, долго тёр заспанные глаза, пытаясь понять, что происходит, и выскочил на палубу одним из последних. На судне царила суета. Уже были спущены на воду поисковые шлюпки. Выпускались одна за другой ракеты, чтобы осветить ночное море.
- Слышьте, чё случилось-то? – спросил Шестаков у толпящихся на корме матросов.
- Да фиг знает, вроде кто-то за борт упал, - ответили ему.
Ивана как подбросило: "Где Миша?" Он стал рыскать вокруг, ища его глазами.
- Дольского не видели?... Ребят, мичмана Дольского не видали? – но в ответ слышал только отрицание. Михаила нигде не было.
Потом Шестаков молча стоял на корме, ожидая результатов поиска. Внутри у него всё холодело от страшной догадки. Он ещё надеялся, что это не мичман, а какой-то подвыпивший матрос, невесть где раздобывший спиртное, свалился за борт. А Дольский сейчас по привычке прячется где-нибудь от своих нахальных подчинённых. "Это не он, это не он", - твердил Иван беззвучным шёпотом.
Он надеялся. Он всё ещё надеялся, когда на борт подняли мокрую фуражку. Капитан взял её в руки и при свете масляного фонаря громко прочёл на внутренней стороне надпись:
- Михаил Дольский, мичман Российского флота.
***
Поиски были прекращены. Матросы получили команду разойтись, но Иван этого не слышал. Палуба постепенно пустела, но он этого не замечал. Сослуживцы его окликали, но он не реагировал.
"Михаил Дольский, мичман Российского флота". Эти слова прогрохотали над Шестаковым, словно самый мощный гром. Оглушённый, он так и остался стоять на корме, когда все разошлись. Произошедшее казалось нереальным, каким-то тяжёлым дурным сном. Когда к нему вернулась способность двигаться, он уселся прямо на палубу возле юта, опершись о него спиной, уткнулся лицом в колени и заплакал.
Шестаков не плакал с десяти лет, с тех самых пор, как расстался с матерью. Жизнь сделала его жёстким и огрубевшим. И он уже не помнил, каково это, когда больно до слёз. Сейчас, впервые за столько лет, он плакал, как ребёнок, уткнувшись лицом в сжатые в кулаки руки. Он плакал, но ему не становилось легче. Страшная трагедия, ещё до конца не осознанная им, заставила его вдруг понять то, что он мучительно пытался понять в течение последних полутора суток. Иван, наконец, нашёл простой ответ на все свои вопросы – он любил этого мальчика! Он полюбил впервые в жизни, и, наверное, поэтому любил очень сильно, отдав все силы и всю душу этому чувству. Теперь это было для него очевидным, но вот только поделать уже было ничего нельзя. Ужас происшедшего не укладывался у него в голове.
- Мишенька, - сквозь слёзы шептал Шестаков, - Мишенька, ну что же ты наделал, глупыш?.. Ну зачем же ты… Мишенька… - и спина его сотрясалась в беззвучных рыданиях.
С этого дня Шестакова было не узнать. Он почти перестал есть, за считанные дни лицо его осунулось и словно посерело. Ивана не интересовало происходящее на судне. Большую часть дня он старался ни с кем не разговаривать и не попадаться лишний раз людям на глаза. Зачастую матрос просто забивался в какой-нибудь угол и, невидимый для всех, предавался своему горю. Он снова и снова вспоминал каждую свою ошибку, каждый гадкий поступок, и не находил им ни объяснения, ни оправдания. Шестаков даже получал какое-то мазохистское удовольствие от своей боли, поскольку воспринимал её как искупление. В те минуты, когда боль казалась ему невыносимой, он криво улыбался и, обращаясь к самому себе, шептал: "Так тебе, так тебе, сукин сын. И мало ещё".
С матросами из своего отделения он больше не общался. Они догадывались, что с ним происходит, и не лезли к нему. Лишь однажды Панин подошёл к Шестакову, понуро сидевшему на баке, и присел рядом.
- Ты не виноват… - сказал он после паузы.
- Виноват, - односложно и твёрдо ответил Шестаков.
- Ну, в смысле, не ты один. Мы все виноваты.
- Да, все виноваты. Но я больше всех. Гораздо больше.
- Чего ж ты нам тогда не сказал-то… - Панин замялся и не договорил, но Шестаков понял, о чём он.
- Я тогда и сам не знал. Потом понял.
Они помолчали.
- Слушай, - вдруг сказал Панин, - а может, он и не утонул вовсе. Ведь там очень судоходный район. Ты прикинь: он пропал три дня тому. А мы завтра прибываем в Нассау. Четыре дня пути от Нассау, да здесь столько судоходных путей пересекается, причём, как раз на этом участке! Да ещё и вдоль берега идём, а недалеко от берега – это значит рыбаки, контрабандисты и прочее. Могли подобрать! Шторм был небольшой. А плавает он, как рыба. Помнишь, он сам говорил.
- Как дельфин, - улыбнулся Шестаков, вспомнив давний разговор, бывший в те времена, когда мичман пытался завоевать расположение своих подчинённых.
- Вот именно. Не хандри, Ванька. Есть надежда!
Когда Панин ушёл, Шестаков принялся анализировать: а есть ли, в самом деле, надежда? И чем дольше он об этом думал, тем больше приходил к выводу, что есть, и не такая уж призрачная. Места здесь и впрямь очень судоходные. Шторм тогда к утру уже утих, и человек в море должен был быть виден издалека. Акулы на человека обычно не нападают, если только тот не ранен. Плавает Мишка хорошо, и в таких сравнительно небольших волнах он вряд ли бы захлебнулся. Так что, если парень продержался бы до утра, то у него были бы очень неплохие шансы! И хотя Шестаков сам понимал всю хрупкость этой надежды, тут сработало его природное умение надеяться на лучшее.
В этот день Шестаков впервые за три дня съел свой обед.
А на другой день, незадолго до того, как "Амфитрида" вошла в порт Нассау, Иван подошёл к Панину.
- Слушай, Сеня, такое дело… Короче, ты пока никому не говори, но на Кубу вы поплывёте без меня. Я сойду в Нассау, и отсюда попробую добраться до Майами.
- Зачем? – вылупился на него Панин.
- Я всё думал о том, что ты сказал. И думаю, ты прав, надежда есть, что Мишку подобрали. И если это так, то это произошло у побережья Флориды. А там самый крупный порт – Майами. Попробую там его найти.
- Я бы попытался тебя отговорить, но, кажется, это безнадёга, - усмехнулся Семён.
- Это точно.
- Сказать остальным?
- Нет, не надо. Пусть думают, что я загулял в каком-нибудь кабаке и отстал от корабля, дело обычное.
Внезапно прямо у него за спиной раздался негромкий, но резкий голос капитана:
- Собираетесь покинуть судно, матрос?
Шестаков, резко обернувшись, вспыхнул, но ничего не ответил.
Новиков подошёл ближе.
- Уж извини, сынок, я всё слышал. И знаешь… Поищи его, в самом деле. Тебя как звать-то?
- Иван, - ответил поражённый Шестаков.
- Так вот, Ваня, поезжай-ка и вправду в Майами. Думаю, ты прав: если Дольский выжил, то постарается добраться туда. Там русские суда хоть и нечасто бывают, но до северных портов слишком далеко отсюда. И ещё. Попытайся найти его за месяц. Через месяц с небольшим мы пойдём обратно, и будем заходить в Майами. И тогда мы тебя заберём. То есть, вас обоих… я надеюсь.
- Постараюсь. Спасибо, капитан!
- Не за что. Да, и вот ещё что… Тебе ведь как-то до Майами добраться надо, да и целый месяц жить на что-то. Вот, держи… - и он вытащил из кармана несколько золотых монет и вложил их в руку Шестакова.
- Почему? – тихо спросил тот.
Капитан помедлил с ответом. А потом также тихо сказал:
- Это я его до этого довёл. Ладно, удачи, сынок! – и, хлопнув матроса по плечу, капитан пошёл в рубку.
Шестаков пожал плечами: ещё один с чувством вины. Похоже, им пора открывать свой клуб. И он улыбнулся, сжав в руке золотые монеты.
***
На рыболовецком судёнышке "Сильда", подобравшем мичмана Дольского, экипаж состоял всего из пяти человек. И Михаил довольно быстро со всеми подружился. Он прекрасно говорил по-английски, и общение труда не составляло. Дольский даже почти не стал придумывать себе имя, просто назвал настоящее – Михаил Соснин. Продовольствия у новых друзей мичмана было не в избытке, поэтому они не смогли поменять из-за него курс. Мишу высадили на южном побережье Флориды. Предлагали даже остаться. Но иммиграция в его планы не входила. Дольскому нужен был какой-нибудь крупный портовый город, где он мог бы дождаться российского судна и вернуться на нём на родину.
Перебрали варианты. Получалось, что ближе всех либо Майами, либо Нассау. Правда, в Майами почти не бывает русских судов – для торговых отношений с Америкой они используют порты ближе к северу, такие как Бостон или Нью-Бедфорд. Но туда добираться далеко, да и деньги нужны на такую поездку, а Миша, идя топиться, денег с собой по понятной причине не прихватил. Нассау – тоже не вариант, русские корабли там бывают не чаще; к тому же, посуху туда не доберёшься. Взвесив всё, Дольский решил-таки попытать счастья в Майами.
Капитан "Сильды" Джозеф Конратт уговорил Михаила погостить у него пару дней. Его жена Сара пришла в такой восторг от обаятельного русского офицера, что Мише пришлось задержаться в этом гостеприимном доме ещё на неделю. Он не сидел сложа руки, а работал, помогал Джозефу и Саре с сортировкой и продажей рыбы. К концу недели супруги Конратт выделили своему гостю сумму денег, достаточную для того, чтобы добраться до Майами. В итоге мичман Дольский оказался в этом городе на две недели позже того, как "Амфитрида" пришла в Нассау.
Он не знал, что уже полторы недели назад Шестаков отплыл из Нассау в Майами на борту пассажирского теплохода. И уже почти неделю разыскивает его, опрашивая всех в порту и его окрестностях.
Приехав в Майами, Дольский сразу отправился в порт. Найти административный корпус трудов не составляло. Там он разузнал, что всего через неделю ожидается прибытие торгового российского парохода. Вот это удача! Окрылённый этими новостями, Михаил, улыбаясь, вышел из здания портовой администрации.
И первым человеком, на которого он наткнулся на улице, был Шестаков.
***
Попав в Майами, Иван быстро понял, что не в состоянии справиться с поисками в одиночку. Да, он умел читать и писать. Но по-русски! Шестаков не знал ни одного иностранного языка. Матросом Ваня стал слишком недавно, поэтому даже по верхам нахвататься иностранных словечек ещё не успел. И первые три дня у него ушли на поиски того, кто говорит по-русски. К счастью, в последнее время в Америке русские туристы были не такой уж редкостью, и в одной из местных гостиниц Ивану удалось найти переводчика. Вот когда ему пригодились деньги капитана. Все оставшиеся золотые монеты он отдал этому переводчику. Правда, суммы хватило только на четыре дня его работы, но за это время Иван запомнил, как кого надо расспрашивать, и заучил нужные слова. Вместе они обходили все уголки порта, опрашивали рыбаков, матросов всех приходящих судов, рыночных торговцев… На себя Иван из капитанских денег ничего не потратил, и чтобы как-то прокормиться, стал подрабатывать грузчиком на прибывающих судах. С его силой это не представляло проблемы – скоро все в порту знали о "русском медведе", способном работать за десятерых. Оставшись, наконец, без переводчика, Шестаков уже в одиночку продолжил поиски. В какой-то момент он сообразил, что нужно посетить портовую администрацию и узнать, не интересовался ли кто-нибудь русскими судами. Ругаясь на себя за то, что не сообразил этого сделать раньше, пока переводчик ещё был с ним, Иван мучился попытками сформулировать свои вопросы по-английски. Потом махнул рукой и, молясь, чтобы его скудных знаний чужого языка хватило на объяснения, отправился по адресу.
А в дверях администрации Иван столкнулся с Мишей Дольским, живым и невредимым!
С полминуты они молча смотрели друг на друга. Миша на Шестакова – настороженно и враждебно. А Шестаков смотрел на Мишу, не в силах поверить своему счастью. Неделя безуспешных поисков наполнила его душу сомнениями и отчаяньем. И сейчас он не мог поверить своим глазам. Ему хотелось закричать от восторга. Наконец Иван кинулся к своему любимому. Он сгрёб Мишку в объятия, потом отстранялся, чтобы ещё раз взглянуть и убедиться, что это не сон, и снова прижимал его к себе. Как безумный, он целовал его лицо, волосы, плечи.
- Мишенька, - бормотал он пересохшими губами, - Мишенька… живой… Мишенька… - и прижимал его к себе всё крепче.
- Ванечка, ты меня задушишь, - с улыбкой прохрипел Дольский, пытаясь вырваться из медвежьих объятий. – Ты, вообще, как здесь оказался?
- Я в Нассау сошёл. Потом сюда. Тебя искать. Мишка… - и он вновь покрывал его лицо поцелуями.
Вокруг них останавливались люди, сбежались портовые мальчишки, которые начали улюлюкать и что-то кричать им на своем тарабарском языке.
- Вань, нам надо уйти отсюда, - засмущался мичман. Нежность Шестакова очень тронула Мишу, но ему было неловко перед людьми.
Они помчались вниз по улице, к морю. Мальчишки толпой бежали следом за ними, пока они не скрылись за воротами какого-то старого склада. Замкнув за собой скрипящую створку ворот, Дольский попытался оглядеться. Но Иван снова сгрёб его в объятия.
- Ванька, ну что ты делаешь, пусти! – Михаил со смехом вырывался. Шестаков отпустил его лишь для того, чтобы захватить в свои ладони его руки и прижать к губам. Тут Дольский почувствовал мокрые капли, попавшие ему на запястье.
- Ванечка, ты что, плачешь?
Шестаков улыбнулся сквозь слёзы, и его белые зубы блеснули в темноте склада. Он лишь смущенно закивал, признавая такую немужскую слабость. Но Миша в ответ прижался к его мускулистому телу и уже больше не вырывался из объятий.
- Если ты ещё раз решишь покончить с собой, то я тебя сам убью, ты понял?! – Шестаков нежно поглаживал спину прижавшегося к нему мичмана. - Мишенька, я люблю тебя… Так люблю…
- В таком случае, какого чёрта ты тогда ничего не сделал? – Дольский с силой оттолкнулся от груди матроса.
- Тогда? – тихо переспросил тот.
- Тогда.
Они оба понимали, о каком "тогда" идёт речь.
- Дурак был… Мишенька… Я сам тогда ничего не понимал. Дурак был. Прости меня, родной мой.
- Ты похудел, - сказал мичман, проводя ладошкой по щеке Шестакова. Глаза уже привыкли к темноте, и он хорошо видел Ивана.
- Да, - ответил тот. - И волосы немножко поседели.
- Как?!
- Да ничего, мне, говорят, даже идёт.
Он разглядывал в полутьме красивые черты любимого лица.
- Не стою я тебя, - вдруг грустно произнёс он.
Михаил ответил на это заявление тем, что приблизился к его лицу и нежно прижался своими губами к его обветренному рту.
У Шестакова сразу закружилась голова и зазвенело в ушах. Ему казалось, что через всё тело его проходят легкие волны электрического тока. Он прижимал мичмана к себе и впивался в его губы глубоким поцелуем, пока тот не начал стонать в его объятиях. Сам матрос уже давно потерял контроль над собой. Иван не чувствовал своего тела, словно бы оно внезапно стало невесомым. Голова кружилась всё сильнее. И вот горячая волна подступила куда-то к горлу, потом опустилась вниз, и Шестаков затрясся в сладких конвульсиях оргазма. Ноги подкосились, и он в бессилии сел на пол, увлекая за собой Дольского.
- Ух, - проговорил он, тяжело дыша, когда смог, наконец, оторваться от этих чудесных губ, - так вот что это такое – целоваться!
- Ты хочешь сказать, что никогда не целовался? – спросил мичман, устраиваясь поудобнее у Ивана на коленках.
- Ну когда-то давно было, - смущённо забормотал матрос, - но, вообще, почти нет. Я ведь только со шлюхами спал, Мишенька. Только в борделе. А они в губы стараются не целоваться, если клиент специально не попросит.
- Почему только в борделе?
- Да ты посмотри на меня. Кому я нужен?
- Мне нужен, - шёпотом ответил мичман, вновь прижимаясь ртом к ласковым губам Шестакова.
До прибытия "Амфитриды" в Майами оставалось чуть больше двух недель. Все эти две недели Дольский и Шестаков провели в крошечном бунгало, которое они сняли на заработанные Иваном деньги. Шестаков иногда ходил в порт на заработки. Всё остальное время они практически не выходили из дома. А точнее, практически не вылезали из кровати. Они специально сняли бунгало, а не номер в гостинице, хоть это было и дороже. Но они понимали, что в гостинице их стоны и крики никому бы не дали спать.
Михаилу и раньше нравилось то, что с ним делал матрос, разложив на тюках в трюме. Но что можно получать от секса столько удовольствия, он не мог себе даже представить! Иван ласкал его до умопомрачения. Каждая клеточка тела мичмана была многократно поцелована и облизана матросом. Шестаков был ненасытен, брал своего любимого снова и снова. Он придумывал какие-то новые позы и проявлял в этом отношении редкую изобретательность, что похвально, учитывая, что парень в глаза не видел "Камасутры". От такого количества секса через две недели пребывания в этом бунгало у Михаила дырка уже с трудом закрывалась. Он засыпал лишь под утро, затраханный и заласканный своим любимым до полного изнеможения.
- Так вот ты какой – медовый месяц! – пробормотал он как-то на рассвете после очередного соития.
Шестаков со смехом склонился над ним.
- Ваня, - с испугом взглянул на него Дольский, - я больше не могу.
- А я могу, - шепнул Иван, снова ложась на него и раздвигая ему ножки. И Миша принимал его в себя, постанывая от удовольствия.
Вообще, он сам не ожидал, что может быть таким развратным. Весь сексуальный опыт юного мичмана сводился к нескольким поцелуям. С девочками он был робок, и, возможно, не решился бы даже на это. Но во время пребывания в морском училище его сосед по комнате в казарме как-то однажды предложил Мише попрактиковаться в поцелуях, чтобы потом с девчонками было проще. Дольский согласился. Они практиковались целый вечер. У обоих уже получалось хорошо, но мальчишки делали вид, что оттачивают технику, поскольку не хотели друг от друга отрываться. Вскоре у Дольского появилась возможность поцеловать девочку, и, окрылённый своим опытом, он решился. Каково же было его удивление, когда с девочкой ему это совсем не понравилось. Спустя некоторое время он попробовал целоваться с другой. Тот же результат. Миша ничего не мог понять. Ведь когда он целовал своего соседа, то у него просто голова кружилась, и в паху ныло так, что он еле сдерживал стоны. Горькие сомнения в своей ориентации сделали Мишу ещё более робким с девушками и заставили сторониться своего соседа, хотя тот был не прочь и дальше "практиковаться" с ним в поцелуях. Несмотря на робость, Дольский пользовался определенной популярностью у женского пола благодаря своей красоте. Но Миша сторонился девушек и ни одного романа так и не завёл.
И теперь этот робкий, стеснительный мальчик поражался сам себе. Мог ли он думать, что будет шептать здоровенному мужику: "Ванечка, еби меня, давай, поглубже, ммммм как хорошо!". Или что этот мужик будет помогать ему делать клизму, а он безо всякого стеснения будет это позволять. Вообще, он разрешал Ивану делать с собой всё, что угодно, и с удовольствием выполнял все его просьбы. Например, пытался взять целиком в рот его увесистые волосатые яйца, или ласкал язычком его подмышки. Особенно приятно ему было, когда он позволял матросу себя вылизывать. Шестаков просто обожал лизать его разъёбанную норку. Он мог до безумия долго гладить, целовать и ласкать её, залезая язычком внутрь и постанывая при этом от наслаждения. А ещё Иван обожал отсасывать своему любимому. И Миша, который за всю свою жизнь никому не сказал ни одного нецензурного слова, шипел и трёхэтажно матерился, извиваясь на постели от удовольствия под своим мужчиной.
***
Когда в порт Майами прибыла "Амфитрида", Дольский и Шестаков ждали на причале.
Поначалу Ивану стоило немалых трудов уговорить мичмана вернуться на судно.
- Теперь всё будет по-другому, - твердил он в сотый раз Михаилу. - Никто тебя не тронет, и никто не будет издеваться!
- Но ведь все же знают…
- Да кто знает-то? Только наши да капитан. Наши будут тише воды, ниже травы, я тебе зуб даю!
- Будешь драться с ними из-за меня?
- Если понадобится, то да.
- Будешь моим телохранителем? – усмехнулся Дольский.
- Я буду твоим рабом, - тихо, но твёрдо ответил матрос, и так взглянул на своего любимого, что у того по телу побежали мурашки.
- Ну ладно, а капитан? – смущённо продолжил он.
- А что капитан? Он рад будет! И вообще, чего он видел-то? Как тебя Борзунов за попку потрогал, и всё. Про остальное он даже не знает. Он Борзунова потом вызвал, спрашивал, а тот говорит – просто дурацкая шутка. До самого Нассау на гауптвахте потом сидел за эту шутку. Капитан не знает. А все остальные вообще считают, что ты случайно за борт упал. И потом, капитан ведь сам меня отпустил на поиски! Он мне денег дал, смотри! – и в доказательство Шестаков выгребал из карманов оставшиеся монеты. Это, правда, были уже не капитанские деньги, те давно кончились, но, видимо, Иван считал, что так выглядит более убедительно.
Михаил ласково смотрел на Шестакова и в который раз ловил себя на мысли, что любуется им. Иван очень похорошел за последний месяц. Его грубоватые черты словно бы смягчал нежный счастливый взгляд. Отросшие волнистые волосы из-за лёгкой седины были теперь не соломенными, а скорее платиновыми, и чёлка красиво спадала на покрытый бронзовым загаром лоб. В порту девушки часто оборачивались на его крепкую, словно у Атланта, фигуру, привлечённые экзотической для этих мест внешностью «русского медведя». Только ему их внимание было теперь безразлично.
В конце концов, уговоры увенчались успехом, и в назначенный день и мичман, и матрос были на пристани.
Дольский, подготовленный Шестаковым, уже не ожидал, что его появление на судне вызовет чье-либо раздражение. Но что ему окажутся настолько рады, он не мог себе даже представить. Крики восторженного приветствия долетели до него, когда корабль только лишь ещё подходил к причалу. Их заметили, им махали руками. А когда мичман поднялся по трапу на палубу, его тут же окружили, и в радостном рёве голосов трудно было различать слова. Он кочевал из одних объятий в другие, пока толпа не расступилась, и Дольский не оказался вдруг нос к носу с капитаном.
Новиков сердечно улыбнулся и протянул мичману руку.
- Очень рад, что вы спаслись, Дольский, очень рад!.. А вы что столпились? – обратился он к окружавшим их матросам. – По местам!
Вмиг все рассыпались по палубе. Оставшись наедине с мичманом, Новиков наклонился к нему и тихо сказал:
- Ты уж извини меня, сынок, за тот раз. Наорал, не разобравшись. Прости старика. Но только ты тоже глупость сделал. Чего ж сразу в воду-то? Жизнью-то так бросаться не гоже. Ведь у тебя, поди, и родители есть. Есть ведь? Во-от. А ты о них и не подумал, небось? Так-то… У меня сын твоего возраста. Тоже моряк, на "Королевском" служит. Так-то… Ну ладно, - и капитан потрепал улыбающегося мичмана по щеке, - как говорят, кто старое помянет… Иди к своему отделению. Будут трудности – приходи, обмозгуем!
И, подмигнув Дольскому, Новиков ушёл командовать разгрузкой. А мичман, повинуясь приказу, направился к своему отделению. Его матросы были во встречающей толпе – он видел некоторых из низ среди тех, кто с радостными криками обнимал его и хлопал по спине. Но сейчас им предстояло встретиться лицом к лицу, и Дольский немного волновался.
- Михал Кирилыч, радость-то какая!
- Живой!
- А мы-то уж думали!
- Здорово, командир!
С такими репликами матросы обступили мичмана, и лица их светились такими искренними улыбками, что Михаил невольно заулыбался им в ответ.
- Михал Кирилыч, ох ты и молодец, такой грех с нашей души снял! – заохал Теняев. – Мы ж извелись все. Думали – ну всё, угробили человека. А ты живой! Ох, и спасибо тебе, отец родной!.. Ты уж не серчай на нас, командир, - уже тише добавил он. – Дурака мы тогда большого сваляли. Не хотели ж худого… Не серчай.
С этого дня дисциплина в отделении мичмана Дольского была идеальной. Матросы слушались его с полуслова, и ни одной насмешки в свой адрес Михаил больше не слышал. Он не питал иллюзий на этот счёт, и сознавал, что это послушание лишь временное. Но до конца плавания его хватит, а больше ему и не надо. Дольский решил уйти с флота: не его это дело – людьми командовать. Как жизнь сложится дальше, он пока не знал. Но на душе у него было удивительно светло. Потому что в любую минуту, оглянувшись, он видел недалеко от себя широкоплечую фигуру Шестакова. И знал, что это останется неизменным, чем бы он не занялся и куда бы не направился. А раз так – значит, всё будет хорошо.
FIN
Название: «Мичман Дольский»
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21.
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, изнасилование, групповой секс, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Тихий и мягкий мичман не может добиться послушания от своих подчинённых. С каждым днём они лишь презирают его всё больше. Хуже всего то, что главный враг мичмана - самый сильный парень на корабле. Но, возможно, есть один способ найти с ним общий язык...
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
1-я часть рассказаУ мичмана Дольского не получалось командовать людьми. Он служил на борту императорского судна "Амфитрида" уже восьмой месяц. Но с каждым днем отношение к нему матросов становилось только хуже. А он даже не мог понять, в чём был виноват.
Михаил Дольский был всего лишь сыном купца, но воспитывался в дворянской семье. Настоящая фамилия его была Соснин, но семья Дольских его усыновила. Когда-то давно (Мише было только пять лет) его отец, купец второй гильдии Григорий Соснин, отвозил небольшую партию солода и патоки в имение небогатых дворян Дольских. Мать Миши умерла при родах, и оставить его было не на кого, а посему отец вынужден был взять мальчика с собой. По дороге купец сильно заболел, а когда доехали до дворянской усадьбы, он уже не в состоянии был держаться на ногах. Добрые Дольские приютили заболевшего Соснина и его пятилетнего сынишку. Через несколько дней Мишу позвал к себе Кирилл Львович – глава семейства – и печально сообщил мальчику, что отец его ночью умер. Схоронили купца Соснина на местном кладбище, а маленький Миша остался в доме Дольских. Эти добрые люди вырастили его, как родного сына. Он носил их фамилию. И всё же не мог забыть, что в этом доме он всего лишь приживалка, как и того, что по рождению он не дворянин. Старался, как мог, отплатить за добро своим хорошим поведением, старался не причинять никому неудобств, даже прислуге, и вырос, пожалуй, чересчур скромным. Мальчик получил хорошее образование, а когда подошло время, сам попросился в морское училище. Ему нравилось море.
- Эй, мичман, - окликнул его один из матросов, - тебя капитан зовёт, давай двигай.
"Давай двигай", да ещё и на ты… Дольский вздохнул. Увы, такое обращение стало для него уже привычным. Положенное "ваше благородие" или хотя бы "Михаил Кирилыч" он слышал только в присутствии капитана или боцмана – при них матросы не позволяли себе лишнего.
Посетив капитанскую каюту, мичман вернулся к матросам своего отделения с новым поручением: приказано было переместить груз в трюме, поскольку после вчерашнего небольшого шторма он передвинулся, и судно дало малый крен.
Турбоход "Амфитрида" являлся не военным, а торговым судном. Но предназначен он был для перевозки особо ценных грузов, а посему имел трехдюймовую броню и постоянную военную охрану. На борту было две артиллерийские башни, одной из которых и командовал мичман Дольский. Только вот свои прямые обязанности мичману и его подчиненным исполнять почти не приходилось из-за отсутствия нападений. И по негласной традиции военные отделения на судне использовали для различных подсобных работ. Так было и сейчас.
- Панин и Шестаков, пойдём в трюм, груз поправить надо, - сказал Дольский, подойдя к своему отделению.
- А чё мы-то сразу? – недовольно протянул Шестаков.
- Вот именно! – поддержал его Панин. – Вон Борзунов кверху брюхом валяется – пусть он пойдет. Или Скалкин – он сегодня с самого утра дурака валяет.
- Ребята, пожалуйста, - поёжился Дольский, - пошли. А Борзунов и Скалкин в следующий раз пойдут.
- Угу, как же, дождешься от них… А может ты сам, мичман? – заржал в ответ Панин.
- Точно, - покатился со смеху Шестаков, - тебе же мышцы наращивать надо. А то смотри какой щуплый – ногтём перешибить можно. А грузы потаскаешь – хоть на человека будешь похож!
- Ну же, ребята, пошли. Сейчас капитан выйдет, неудобно, - продолжал уговаривать Дольский.
- Ну ладно, пошли, - Шестаков хлопнул мичмана по плечу и направился к трюму. Вздохнув, Панин пошел за ним. Они спустились в трюм, Дольский дал указания насчёт размещения груза, а сам вновь поднялся на палубу. Ему не нравилось находиться рядом с Шестаковым – тому, видимо, доставляло особое удовольствие осыпать мичмана оскорбительными шуточками. Он бы и вовсе сейчас не вызвал его, но Шестаков был самым сильным в отделении, да, пожалуй, и на всём судне. Это даже странно, поскольку внешне он не казался таким уж великаном. Да, крупный мужик, только были в команде и поздоровее него. Но крепкое тело этого матроса словно бы всё состояло из одних только стальных мускулов, и тяжелые бочки с мазутом, которые другие еле ворочали, он подкидывал, словно пушинки.
Оказавшись на палубе, Дольский с облегчением подставил лицо морскому ветру. Ему нравилось море. Еще в бытность свою гардемарином он несколько раз ходил в небольшие рейсы на маленьком торговом судне, куда его взяли юнгой. И всё ему тогда казалось прекрасным. Поэтому он не ожидал, что будет так трудно. Михаил не учёл, что быть юнгой и быть мичманом – это разные вещи. Дольский был закомплексованным, неуверенным в себе человеком и совершенно не умел командовать людьми.
Появившись на судне, юный мичман сразу сделал большую ошибку: он попытался сдружиться с матросами. Ему следовало бы держаться своего офицерского круга. А он стал вести себя с матросами как с ровней. Это было здорово, когда он служил юнгой. Но не сейчас. Дольский не понял этого вовремя. А потом было уже поздно.
Матросы не понимали его поведения. Сначала его сторонились. Потом начали презирать. Человек, чье положение настолько выше и который должен ими командовать, вдруг предпринимает какие-то жалкие попытки сблизиться с подчиненными, хотя должен держаться с ними свысока. Он улыбался, когда они обращались к нему фамильярно. Он терпел шутки в свой адрес и даже смеялся над ними. Мичман пытался добиться их дружбы, но добился прямо противоположного: полного отсутствия уважения. И как следствие – его перестали слушаться.
Через полчаса Дольский спустился в трюм, чтобы проконтролировать, как идёт работа. Но по пути столкнулся нос к носу с Семёном Паниным, возвращавшимся на верхнюю палубу.
- Что, уже закончили? – рассеяно спросил мичман.
- Шестаков один доделает, - лениво буркнул Панин, проходя мимо.
- То есть как один?
- А так. Мне надоело тюки таскать. У него силы, как у медведя, девать некуда, вот пущай его и… - окончания фразы Дольский уже не услышал, поскольку Панин поднялся по трапу и скрылся из глаз, не удостоив своего начальника объяснениями, на каком основании он бросил порученную ему работу.
Следовало вернуть его, накричать, отправить обратно в трюм. Но Дольский лишь снова вздохнул. Не умел он кричать на людей. И грубых слов Миша никому никогда не говорил. Ничего не оставалось, как спуститься в трюм, где еще, слава богу, работал Шестаков.
Но мичман ошибся. Шестаков не работал. Он развалился на тюках и мирно дремал, наслаждаясь непривычной на судне тишиной. Одной рукой он слегка поглаживал себе вздыбленную ширинку – видимо, предавался каким-то эротическим мечтам. Работа была выполнена лишь наполовину.
- Ваня! – крикнул Дольский и стал трясти спящего за плечо. – Иван, проснись немедленно!
- Опять ты, - буркнул тот, слегка приоткрыв глаза.
- Иван, вставай, работу доделать надо!
- От работы кони дохнут, - так же лениво пробормотал Шестаков и не пошевелился.
- Ну Ваня, пожалуйста, - мичман уже чуть не плакал. И это не ускользнуло от внимания Шестакова. Он открыл глаза и презрительно взглянул на командира. Потом обвел взглядом его невысокую изящную фигуру. Взгляд этот показался Михаилу странным, было в нём что-то, что заставило мичмана испуганно напрячься. Шестаков поднялся с тюков и подошел поближе к Дольскому.
- А что мне за это будет? – растягивая слова, спросил он.
- Как что? – не понял мичман. – Жалованье.
- Да нет, от тебя мне что будет?
- Ну… благодарность.
- В гробу я видал твою благодарность, - усмехнулся Иван.
- Ну… я не пойму, а чего ты хочешь-то?
- Хочу? Кое-чего хочу. И, пожалуй, ты как раз тот, кто может мне помочь. Но это мы сейчас проверим. Для начала, дай-ка я твою попку пощупаю.
И не дожидаясь ответной реакции, матрос схватил мичмана за шиворот и швырнул лицом на тюки, с которых сам только что поднялся. Он придавил его своим весом и начал мять здоровенными ладонями его зад.
- Ты что?!! Шестаков! Прекрати! – Михаил пытался вырваться, но матрос лишь сильнее вжимал его хрупкое тело в тюки. Силы были настолько неравны, что очень скоро Дольский понял полную безнадежность своего положения. И сдался на милость противника, уповая лишь на то, что он ограничится только ощупыванием.
Когда мичман перестал сопротивляться, Шестаков расценил это иначе.
- Что, уже нравится? Хорошая девочка, - прошептал матрос и продолжил. Он трогал молодого мичмана везде: мял ягодицы, залезал руками под мундирный сюртук и рубашку, гладил спину, потом грудь, потом массировал промежность. Дольский вдруг поймал себя на мысли, что ему это и в правду начинает нравиться. Член предательски напрягся. И даже тогда, когда матрос расстегнул и стянул вниз его брюки, он не предпринял никаких попыток сопротивления.
Шестаков уже вовсю лапал его голую попку.
- Ух ты, какая шлюшка хорошая... Может ты уже и не целочка? – и он дотронулся пальцем до тугого мичманского очка. – Дай потрогаю твою пиздёнку, - мужик стал массировать дырочку и пытаться проникнуть внутрь.
- Нет! Не надо! Пусти! – снова начал вырываться Михаил.
- А, значит, целочка всё-таки? Так пора уже твою целку ломать. Ты ведь хочешь ебаться? Вон как жопой крутишь – значит, хочешь. Шлюшка ты моя мягонькая…
Матрос уже трогал очко командира головкой своего члена, водил им по кругу. Мичман пытался вырываться из последних сил, он дёргался, кричал, но всё было безрезультатно. В какой-то момент он почувствовал резкую боль и вдруг ощутил, что в его задних проход вошла большая головка матросского члена.
"Всё, теперь мне конец", - подумал он, - "они меня совсем затравят. Теперь только топиться…"
Он перестал вырываться и замер, сосредоточившись на боли. А член Шестакова продвигался всё глубже. Потом пошёл назад. И снова вглубь. Скоро он уже размашисто засаживал мичману по самые яйца, иногда шлёпая его по заднице и приговаривая:
- Отличная жопка у тебя, командир! М-м-м, такая узкая и горячая! Давно тебя пора было выебать. Ты ведь не мужик, ты баба натуральная. Ничего, мы тебе жопку твою так раздрочим, будет не хуже пизды… шлюха…девочка…
Постепенно его слова становились всё более путанными, сбивчивыми. Он прижал Дольского к тюкам, зарычал и стал спускать ему в попку. Спускал матрос долго, спермы было очень много. Разрядившись, он чуть отдышался, вынул член, обтер его подолом рубахи и убрал в штаны.
- Ну вот, молодец, - Шестаков звонко шлёпнул выебанного мичмана по заду, - доставил мне удовольствие. Теперь можно и поработать. А ну-ка встань. Потом поваляешься, мне этот тюк переложить надо.
Михаил на автомате подчинился. Он поднялся с тюка, механически натянул брюки на свежевыебанную попку, не обращая внимания на то, что сперма текла по ногам, и пересел на другой тюк в углу трюма. Он бездумно смотрел на то, как Шестаков ловко перекидывает тюки с места на место. Мичман впал в какое-то состояние ступора и не чувствовал ничего, даже боли.
- Ну вот и готово, - весело сообщил Иван, уложив на место последний тюк, - принимай работу, ваше благородь!
Дольский встал и стеклянными глазами уставился на Шестакова. Потом повернулся и, не глядя на тюки, стал подниматься по трапу. Матрос поначалу равнодушно смотрел ему вслед. Шестакову не терпелось выйти к своим товарищам и рассказать им о своем "подвиге". Но после он взглянул на уходящего молоденького мичмана, на его хрупкие плечи и опущенную голову, услышал, как тот тихонечко всхлипнул, и в его сердце шевельнулась жалость.
"Пацан ведь совсем ещё, - подумал он. – Нельзя рассказывать нашим. Они его каждый день драть будут, как сидорову козу. Может он и баба, но такое и баба не всякая выдержит. Жалко сопляка".
У самого выхода на палубу он догнал Дольского.
- Эй, мичман, слышь? Ты… это… я нашим не скажу ничего, не ссы, - и быстро вышел.
Михаил замер на месте. "Не скажет… - пронеслось в его голове. – Значит, есть надежда… Значит, может, поживу ещё… Господи! Только бы скорее плавание закончилось, только бы скорее… Зачем я только в это плавание пошёл? Ведь уже после прошлого всё было понятно, надо было на другой корабль уходить, а я – дурак! Ещё пять месяцев… Надо выдержать пять месяцев…"
Взяв себя в руки, Дольский вышел на палубу и пошёл докладывать капитану о выполнении задания.
***
Иван Шестаков служил матросом всего два года. До этого он был рабочим на Путиловском заводе. А до того – работал на мануфактуре купца Синякина. А до того – ещё где-то. Он часто менял места работы. Ему почти нигде не нравилось. С людьми он сходился легко, работал споро, начальство его ценило. Но всегда и везде его хозяева видели в нем только источник медвежьей силы. И работу поручали всегда соответствующую. "Перенеси", "подними", "отодвинь"… Совсем другое нужно было Ивану. С детства он был сметлив и тянулся к знаниям. На судне "Амфитрида" он был одним из немногих матросов, который умел читать, причем довольно бегло. Всякий раз, когда к нему в руки попадала какая-нибудь книга, он жадно углублялся в чтение. И никто не знал, что в детстве он даже не ходил в школу и читать научился сам. Учиться возможности не было – его родители слишком бедны, и Иван начал работать с 10 лет, чтобы прокормиться.
Сейчас ему было уже почти тридцать пять. Но работа, на которую он мог рассчитывать – это всё то же "перенеси", "подними", "отодвинь". А его деятельная и живая натура требовала развлечения. Наверное, поэтому он и был одним из тех, кто первым обрушил на голову мичмана Дольского град насмешек. Теперь же ему представилась иная возможность развлечься. И он не собирался её упускать.
Тем более, что сексуальных утех в его жизни было немного. Он никогда не был женат. Женщины не очень-то интересовались им, поскольку красавцем он не был, даже напротив. Тяжелая челюсть, рябая кожа, клочковатые соломенные волосы. Шестаков был некрасив и знал это. Девушки на него не смотрели, а он сам был слишком горд для того, чтобы навязываться. К тому же, с некоторых пор он стал замечать, что привлекает его не только противоположный пол, но и свой. Иван стеснялся этого, но побороть желание не мог. Периодически он набирал со своей скудной зарплаты два рубля и шёл в дешёвый публичный дом на Сенной, где сексуальные услуги оказывали не только девочки, но и мальчики. Он пользовал и тех, и других. Правда, со временем вынужден был признаться самому себе, что с мальчиками он получает больше удовольствия. Открытие это его не порадовало – кому же хочется быть изгоем? Но постепенно Иван смирился со своей склонностью. Искать себе партнеров вне публичного дома он не решался, поскольку, словно огня, боялся того, что кто-нибудь узнает о его извращённости. Разоблачение казалось ему горше смерти. Поэтому он никогда ни с кем не сближался и никогда не бывал влюблён.
Кто-то бы сказал, что парню сильно не повезло в жизни – ни нормальной работы, ни любви, ни детей. Но он сам, как ни странно, вовсе не чувствовал себя несчастным, поскольку обладал природным жизнелюбием и редким талантом во всём видеть хорошие стороны и надеяться на лучшее.
Когда на судне семь месяцев назад появился молоденький мичман Дольский, только что закончивший училище, Шестаков не обратил на него особого внимания – лишь механически отметил красоту этого кареглазого паренька. Но днями позже он стал всё чаще задерживать взгляд на этом смазливом личике и стройной фигурке. А через месяц понял, что определенно хочет его. "Ладно, - подумал Иван, - потерплю. Только бы виду не подавать…"
Но, на беду Шестакова, этот молоденький мичман вёл себя не как мужик и не как офицер, а как глупая девчонка! Вечно попадал в нелепые ситуации. Проявлял одну слабость за другой. И каждый раз, как это происходило, Иван еле подавлял возбуждение. Он видел, как мальчик краснеет от какой-нибудь пошлой шутки вместо того, чтобы дать отпор – и у него вставал. Он слышал, как мичман жалобно просит там, где нужно приказывать – и у него вставал. Он хотел его так сильно, что эта постоянная эрекция определённо стала отравлять ему жизнь.
И тогда-то он стал доставать командира своими насмешками и непослушанием с утроенным усилием. Шестаков злился. Злился на то, что этот глупый смазливый слабак вызывает у него чувства, которых не должен вызывать. И чем дальше это заходило, тем больше было злости.
"И какого чёрта он во второе плавание с нами попёрся? – ругал Иван про себя красавца-мичмана. – Ведь ясно, что его все здесь ненавидят! Ходит, командует тут, а у самого молоко еще на губах не обсохло! Чего он дожидается? Когда его побьют? Или опустят? Последнее ему, наверное, понравилось бы. Вон попка какая – как у девки!" – и он вновь с вожделением облизывал взглядом эту невысокую ладную фигурку.
Когда мичман застал его валяющимся на тюках в трюме, Шестаков как раз фантазировал, как бы он отымел эту "девчачью" попку. И не выдержал. Уж очень ситуация располагала: они были одни, никто не помешает…
После того, как всё произошло, Шестаков сидел на корме и смотрел на море. Он думал. Думал о том, что даже самый лучший секс со шлюхами мужского пола в публичном доме являлся лишь жалким подобием того, что он испытал сегодня. Ему никогда не было так хорошо! И чем больше он это перемалывал внутри себя, тем больше понимал, что на этом он не остановится. Ивану хотелось ещё. Ещё и ещё. Много. Часто. И поглубже.
На другой день отделение Дольского получило очередное "ответственное" задание – помочь коку начистить картошку к обеду. Получив это распоряжение, Михаил вздрогнул при мысли о том, какой "восторг" вызовет такой приказ у его подчинённых. И предчувствие его не обмануло.
- Опять на картошку! Мы тут все скоро поварятами заделаемся, - высказался Борзунов.
- Точно! – с готовностью присоединился Шестаков, радуясь новому поводу посмеяться над мичманом. – А ты, Миша, ещё помощником кока не устроился? А что? Фартучек бы белый надел… с рюшечками.
Матросы заржали.
- Ага, и кружевную косыночку, - выкрикнул кто-то.
- Ну ребята, пошли, хватит болтать, - краснея, промямлил мичман.
- А мы не болтаем, а разговариваем, - оборвал его Шестаков. – А тебя ещё проверить надо, точно ли ты мичман. Документы покажи, а то, может статься, ты вместо морского училища кулинарные курсы закончил…
Новый взрыв хохота был остановлен резким окриком:
- Так, в чём здесь дело?!
Это подошёл мичман Мордюков, командовавший второй башней. Матросы не заметили его, и теперь, застигнутые врасплох, переминались с ноги на ногу.
- В чём дело? Я жду.
- Да вот, на картошку опять… - робко промямлил кто-то.
- А вы думали – вас сюда что, курить взяли да байки травить? А ну встать! И отправляться в камбуз! Не то вместо картошки гальюн драить пойдёте! Марш!
Матросы встали и, бубня под нос ругательства, всё же пошли работать.
- Ну что же ты, Миша? – обратился Мордюков к Дольскому. – Пожёстче надо! - и, хлопнув приятеля по плечу, он удалился к своему отделению.
"Пожёстче… пожёстче", - словно заклинание, твердил про себя Михаил, направляясь в камбуз.
В дверях его встретил радостный возглас Шестакова:
- О! Кого мы видим! Наш шеф-повар пришёл!
Матросы, уже сидевшие на табуретах вокруг кастрюли с очистками и занятые делом, заулыбались. Кок подошёл к мичману.
- Значит так, эту корзину картошки перечистят – меня позовёшь, я ещё выдам.
И вышел из камбуза.
- Ну что ж ты его отпустил? – не унимался Шестаков. – Поговорил бы, у вас ведь столько общих тем. Обсудили бы кулинарные рецептики. "А как вы делаете такой-то салатик? А я туда добавляю трюфеля и анчоусы. А какое ваше любимое блюдо? Пирожное Птифур? А я предпочитаю устриц в лимонном соке", – Шестаков припоминал названия блюд, вычитанных им из ресторанного вестника, который он, как и любую книгу, попавшую ему в руки, прочитал от корки до корки.
Матросы уже откровенно смеялись.
"Пожёстче", - снова вспомнилось Мише. Он набрал воздуха в грудь и крикнул, пытаясь подражать интонации Мордюкова:
- А ну прекратить!
Шестаков поднялся со своего места и сделал шаг по направлению к мичману.
- А ты мне рот не затыкай, Миша. А то у меня ножичек в руках, как бы худым не кончилось. Впрочем, я тебя и без ножичка в любой момент в бараний рог согнуть могу, ты ж знаешь. Стоит мне тебя… как бы это сказать… попросить как следует, и ты сам вместо меня картошку чистить будешь, да потом ещё весь камбуз языком вылижешь, ты понял?!
У Дольского на глаза навернулись слёзы. Он пытался справиться с ними, пытался что-то сказать, но предательский ком в горле не позволил ему произнести ни слова. Отвернувшись, он поспешно выскочил за дверь камбуза.
Близкие слёзы – это был просто бич для Михаила. Он с детства был таким: чуть что – в рёв. И, к сожалению, с возрастом это не прошло. Он не был трусливым, в училище часто дрался и спокойно переносил боль. Но от обиды Миша ревел, как пацан, и не в силах был сдержаться.
Вечером, после ужина, к нему подошёл Шестаков и тихо проговорил:
- Спустись-ка в трюм, мичман. Разговор есть.
Дольский догадывался, что у него за "разговор", поэтому не пошёл. Через четверть часа Шестаков снова подошёл к нему:
- Я тебе что, шавка цепная, чтоб сидеть и ждать тебя чёрти-сколько?! – злобно прошипел он, наклонившись к мичману. – Сказано, спускайся в трюм, не то все узнают о том, что ты уже не целочка, понял?
Выхода не было. Через пять минут Михаил пришёл, куда было велено.
Шестаков сидел на тюках, спустив штаны и подрачивая свой возбуждённый конец.
"Какой здоровый", - с ужасом подумал мичман.
- Ну, чё встал? – грубо окликнул его Иван. – Раздевайся!
- С-с-совсем? – от волнения Миша даже начал заикаться.
- Совсем? – мечтательно протянул матрос. – Что ж, пожалуй, что и совсем.
Мичман снимал одежду, а Шестаков любовался им. "Бля, какой же он аппетитный", - подумал Иван, оглядывая эту хрупкую обнаженную фигурку с тонкой талией и выпуклой попкой. Ему даже пришлось перестать дрочить свой член, чтобы не кончить раньше времени.
- Ложись на живот… Ноги раздвинь… вот так.
Он послюнявил парню очко и стал вдавливать в него свой уже скользкий от выделяемой смазки хуй. Миша застонал.
- Терпи, мичман. Ты ж уже не целочка, худшее позади. Терпи.
Но когда он вошёл полностью и начал двигаться в норке Дольского, то парень просто заорал о боли. Шестаков дал ему по затылку, отчего тот уткнулся лицом в тюк.
- Не ори, ты, шлюха долбаная! Будешь орать – ебало раскрошу, ты понял?
Миша стиснул зубы и стал сдерживать крики.
Матрос снова начал фрикции, а руками поглаживал тело парня. Его руки скользили по его бокам, по спине, по ягодицам, в то время, как член размашисто двигался в тесной норке. Иван закрыл глаза от наслаждения и только слышал, как его яйца шлёпаются об упругую попку мичмана.
К удаче Михаила, кончил матрос довольно быстро. Спустив всё до капли в попку своего командира, он вынул, наконец, член.
- Ух, заебись, как хорошо!... А ты далеко это собрался? – спросил он Дольского, который стал подниматься с тюков.
- А что? – растерянно пробормотал тот.
- Лежи, сейчас ещё разок выебу, тогда пойдёшь.
- Не надо…
- Чё это не надо? Столько давал, а теперь "не надо"?
- Вань, мне больно очень, - со слезами на газах тихо выговорил мичман.
Жалость вновь шевельнулась в холодном сердце Шестакова.
- Больно? Что, очко болит?
- Да.
- Ну-ка повернись. Дай посмотреть, - и Иван снова уложил мичмана на тюки.
Он развел в стороны половинки пухлой попки парня. Очко ещё не закрылось и выглядело так соблазнительно, что у Ивана закружилась голова. Оттуда вытекала сперма с явной примесью крови.
- Да, порвал я тебя немножко, паря, - он нежно погладил его попку. - Но это пройдёт скоро, вот увидишь. А ну-ка перевернись. Дай я тебя немножко поласкаю. Сразу про боль забудешь.
Он перевернул мичмана на спинку и стал его лапать. Везде. Он гладил его по плечам, мял ладонями грудь, целовал соски. Потом спускался ниже. Его ладони прошлись по бокам и спустились на бедра юного командира. Матрос покрывал поцелуями внутреннюю сторону этих бедер, всё ближе подбираясь к промежности.
Член у мичмана уже давно стоял, и парень постанывал от удовольствия. Он действительно совсем забыл о боли, когда матрос взял одной рукой его член и начал подрачивать, а второй захватил и стал массировать яички. Михаил застонал уже в голос.
- Что, нравится, сучка? – ухмыльнулся Шестаков. – Нравится, когда тебя мужик лапает? Приятно?
- Даааааа, - только и успел выдохнуть мичман, извергая сперму себе на живот и грудь.
- Ты чё так сразу-то? Давно не кончал, видать?
Покраснев от смущения, Дольский приподнялся на тюке и попытался растереть сперму по своей груди.
- Ну чего зря размазываешь, - остановил его Шестаков, и, нагнувшись к своим штанам, достал из кармана носовой платок, которым вытер сперму парня с его груди и живота, а заодно, раздвинув ножки, промокнул ещё влажное очко.
- Ну вот, теперь ты в порядке.
- Можно идти?
- Щас! Идти. Мне второй раз надо!.. Да не бойся, не трону я сегодня больше твою жопку, - добавил Шестаков, поймав встревоженный взгляд мичмана. - В рот возьмёшь, -добавил он, снова начиная поглаживать свой возбуждённый кол.
- Что?! - Дольский испуганно вскинул глаза на Ивана.
- Ой, да ладно, Миш, не ломайся. Всё равно придётся, так чего уж…
- Я не умею…
- Да чего там уметь-то? На колени становись, в рот бери да соси, - усмехнулся Шестаков.
Он совсем снял штаны, сел на тюки и, задрав рубаху, широко раздвинул свои мускулистые волосатые ноги. Его возбуждённое хозяйство открылось перед Мишей, и он даже невольно залюбовался этим огромным членом и столь же приличного размера яйцами. Дольский опустился на колени, приблизился и взял в руку твёрдый залупившийся хуй матроса. Он стал его поглаживать, потом целовать, с удивлением обнаружив, что это не вызывает у него никакого отвращения. Даже напротив, ему приятно трогать этот здоровенный член и слышать стоны удовольствия его обладателя.
- В рот бери, - простонал Шестаков, и мичман, лизавший в этот момент его бордовую головку, вобрал её в рот и стал посасывать.
- Даааа, вот так… Давай поглубже… Соси, соси мне хуй… - шептал Иван, извиваясь от наслаждения. Чуя приближение оргазма, матрос схватил парня за волосы и стал вгонять ему в глотку почти на всю глубину. У Миши глаза лезли на лоб, но вырваться не получалось. Ещё несколько фрикций – и рот мичмана заполнила сперма матроса. Он боялся, что Шестаков разозлится, если он её выплюнет, поэтому он всё проглотил.
- Ух, хорошо! - Иван расслабленно развалился на тюках. – Умеешь ты, парень, мужику удовольствие доставить, как специально учился. И попкой обслужил, и в ротик взял… Для первого раза хорошо, отличная соска из тебя получилась… Ладно, можешь одеваться, - улыбнувшись, Шестаков встал, нашёл на полу свои штаны и быстро надел их.
Дольский тоже поднялся с колен. Перед тем, как выйти, Иван притянул к себе голого мичмана, обнял его, погладил по спинке и попе. Потом, поцеловав под ушком, прошептал:
- Пока твоя задница не заживет, в рот тебя ебать буду. Чтобы каждый вечер после второй склянки ты был здесь. Иначе расскажу ребятам, и ты по кругу пойдёшь. Ясно?.. Не слышу!
- Ясно, - тихо ответил Михаил.
- Вот и умница!
Шлёпнув напоследок мичмана по попке, Шестаков вышел, а Дольский трясущимися руками поднял с пола одежду и стал одеваться.
***
Каждый вечер примерно через час после ужина мичман спускался в трюм, где его уже ждал матрос Шестаков. Надо отдать тому должное – он не нарушил данного Михаилу обещания и дал ему возможность подлечить порванную попку: в течение следующих пяти вечеров Шестаков трахал своего мичмана только в рот. Решив, наконец, что его попа уже достаточно зажила, он стащил с кухни немного оливкового масла и со смазкой снова выебал его в очко. На этот раз Мише было уже не так больно. Но и не приятно. И прошла ещё неделя их ежевечерних свиданий, прежде чем он почувствовал удовольствие от анального секса. В первый раз это его безумно удивило. Но на следующий день повторилось то же самое, даже ещё приятнее было. В третий раз он решил не терять зря времени и стал во время сношения подрачивать себе член. И кончил под Шестаковым так, как никогда ещё не кончал!
- Ну ты даёшь, мичман! – рассмеялся Иван. – Орёшь под мужиком, как баба!
А Дольский и вправду наслаждался их встречами, словно был бабой. Они стали ему так же необходимы, как и Шестакову. Одного ему только не доставало: Иван никогда не целовал его. Видимо, брезговал, считая шлюхой. А Мише так хотелось целоваться! По ночам, лежа в своём гамаке, он присасывался губами к своей собственной руке, воображая, что это губы Ивана. Во время секса он часто тянулся к его рту, но тот всегда отстранялся.
И ещё одна вещь его расстраивала – Шестаков не прекратил своих насмешек и всегда старался выставить его перед матросами полным идиотом. Почти каждый день он доводил его до слёз. Дисциплина в отделении была настолько плохой, что капитан вынужден был вызвать мичмана Дольского к себе и сделать ему строгое замечание. Михаил пообещал исправить ситуацию и добиться послушания, но на самом деле он понятия не имел, как это сделать. Он просто ждал окончания плавания, считал дни. Оставалось ещё четыре месяца. Эх, если бы Шестаков вместо издевательств встал бы на его защиту! Если бы в группе наладилась бы дисциплина! То он мог бы остаться на судне и дальше. Трахаться с Иваном каждый вечер. Это же и в его интересах! Почему он так себя ведёт? "За что? – думал мичман, выслушав очередную обидную колкость от Шестакова. – Почему он так со мной? Я же даю ему каждый день. А он вместо спасибо… За что?" Но в глубине души он знал, за что. Шестаков считал его шлюхой. И презирал. Ситуация была безнадёжной.
Гром среди этого и без того не слишком ясного неба грянул через два дня после выговора капитана.
Корабль, даже очень большой, похож на деревню. Здесь всё про всех знают. И даже если есть какие-то тайны, то это не надолго. Ежевечерние исчезновения Дольского и Шестакова не могли не обратить на себя внимания их сослуживцев. И однажды матросы из отделения Дольского решили за ними проследить.
Их застукали тёпленькими, прямо в трюме, когда мичман стонал под ебущим его Шестаковым.
- Так-так… - ехидно пропел Борзунов, первым спускаясь в трюм. – Что это у нас здесь?
За ним по лестнице спустились ещё четыре человека.
- Ой, мужики, - смущённо бормотал Иван, быстро поднявшись с мичмана и судорожно натягивая штаны; самому мичману даже натянуть было нечего – он был абсолютно голым. – А мы тут… - и Шестаков запнулся, не зная, как сформулировать то, что "они тут".
- Да уж мы видим, что вы тут, - усмехнулся Панин. – Так что же, Ваня, у вас любовь, так что ли?
Остальные заржали.
- Да какая любовь, мужики? Вы чего, охуели? Ну промял я зад этому пидору, и всего делов, - попытался оправдаться Шестаков.
- А ведь ты давно к нему по вечерам бегаешь, - вмешался Рыков, - а нам ничего не говорил. Если он просто пидор, которому ты зад промял, так чё ж ты его один пользуешь?
- Вот именно, - поддержал его Панин. – Один тут развлекается каждый вечер. А как же друзья?
- Да, Шестак, чё-то не сходится. Видно, ты в него втюрился, - снова захихикал Борзунов.
- Да ничего я не втюрился! Просто не говорил, думал, вам не нужно. Он же мужик всё-таки. Я думал, вы не захотите.
- Он – мужик?! – выступил вперёд Теняев. - Это он-то мужик?! Ща посмотрим!
И он шагнул к голому мичману, сидевшему на тюках и стыдливо прикрывающему себя руками между ног. Резким движением матрос подхватил его под колени, задрал и раздвинул в стороны его ноги. Дольский аж зашипел, как от ожога, но сопротивляться не стал.
- И это, по-твоему, мужик? Гляньте, ребят!
Матросы обступили мичмана. Его ярко-розовая дырка, ещё не закрывшаяся после ёбли, чуть поблескивала от смазки и выглядела чертовски возбуждающе. У всех в штанах сразу зашевелилось.
- Бля… - шепнул Панин. – Ну как пизда, точно! Давайте приложимся по разочку, а, мужики?
- Чур я первый, - быстро сказал Теняев, задрал рубаху и стал стягивать штаны.
В смазанное очко мичмана его член вошёл без проблем, тем более, что был он далеко не так велик, как орган Шестакова, который только что полировал Мишину норку.
Мичман не сопротивлялся, он смотрел на своего Ивана. Тот стоял в стороне, наблюдал за тем, как Теняев ебёт Мишу, и ничего не предпринимал. На Дольского снова напал ступор, как в первый раз. Он понимал, что его сейчас выебет всё отделение. Но ничего не чувствовал, ничего не говорил и ничего не делал.
Спустя несколько минут Теняев кончил командиру в попку, и его место сразу занял Панин. А Михаил, так и не дождавшись никакой реакции от Шестакова, в отчаянии подумал: "А, пох всё! Если он так… Пусть делают, что хотят. Пусть хоть всю ночь ебут. Только бы жопа выдержала". И он закрыл глаза, прижавшись виском к льняной поверхности тюка.
Его ебали долго. Матросы пускали Мишу по кругу снова и снова. Секса у них не было с самой земли, так что сейчас они были просто ненасытны. В его попе было уже столько спермы, что во время ёбли там уже всё хлюпало, как в болоте. Но это не смущало трахающих его мужиков. Кто-то попробовал засадить ему в рот. Это получилось, и оказалось, что парень здорово сосёт. Тогда его стали ебать уже с двух сторон.
Миша сперва долго не реагировал. Но такой длинный секс не мог, в конце концов, не завести и его тоже. Он кончил один раз, потом через некоторое время второй. Мужики ржали над ним, когда он кончал. И ебали ещё жёстче.
Только через два часа его отпустили, и то лишь потому, что пора было выходить на вечернюю поверку.
- Отличный из нашего командира спермосборник получился, - сказал Теняев, и мужики, заржав, покинули трюм.
Дольский, который уже почти не понимал, где он и что с ним, вдруг удивился отсутствию звуков. Приподнявшись, он сел на полу и огляделся. Матросы ушли, в том числе и Шестаков. Мичман был один в пустом трюме. На полу под ним была просто лужа спермы. Михаил даже не помнил, когда его спустили на пол. Медленно он встал с пола и нашёл в углу свою одежду. Ходить было трудно. Он сел на тюк, но и сидеть тоже было больно. С трудом мичману удалось одеться и выползти на верхнюю палубу.
Ночью он лежал в своём гамаке, глядя в тёмный потолок, и пытался решить, что же теперь делать. Топиться? Или терпеть это ещё четыре месяца? Он не уверен был, что способен выдержать так долго. Да и потом, если его секс с одним человеком столь недолго оставался тайной, то уж с целым отделением… Что будет дальше? К ним присоединиться весь корабль? Значит, всё-таки топиться… Умирать совсем не хотелось. Что же делать? Беззвучные слёзы бежали по его щекам, пока он не провалился, сам того не заметив, в глубокий тяжёлый сон.
***
Утром мичман Дольский вышел на верхнюю палубу и жадно вдохнул влажный морской воздух. Он так ничего и не решил. Скоро утренний сбор, и ему пришлось идти к своему отделению. Ещё издали он увидел Шестакова, сидящего отдельно от остальных. Когда мичман подошёл, матрос поднял на него глаза, виноватые и жалкие. И тут Михаил почувствовал такую ненависть к этому человеку, что у него в глазах потемнело! Если бы только в ту минуту у него оказался заряженный пистолет, он бы убил его!
- О, смотрите, кто к нам пришёл! – протянул Борзунов, заметив подходящего мичмана. Дольский спокойно обвёл серьезным взглядом их сально ухмыляющиеся лица. Так спокойно, что у некоторых даже улыбки пошли на убыль. Но не у всех. Борзунов подскочил к нему:
- Милости прошу к нашему шалашу, - он сделал приглашающий жест и пропустил Дольского вперед, извиваясь перед ним, как угорь.
Михаил прямо посмотрел на него и чётко произнёс:
- Шут!
Борзунов, не ожидавший отпора, замер на месте, а потом нахально и громко сказал:
- А ты вообще опущенный пидор! - он подошёл сзади к мичману, и, прежде чем тот успел отстраниться, положил руку ему на задницу и пару раз сжал его булочку.
И в ту же секунду сзади раздался резкий окрик капитана:
- Мичман Дольский! Немедленно в мою каюту!
Белый, как полотно, Михаил направился вслед за ним.
Капитан Новиков, седой бывалый морской волк, всегда оставался невозмутим. Никто на корабле не помнит, чтобы он хоть раз повышал голос на подчинённых. До этого случая.
- Дольский, что вы тут устроили?! Что это ещё за гомосятина?!! – его просто трясло от ярости. – На моём корабле! Да как вы смеете! В первом же порту вон!!!
Капитан бегал по каюте взад-вперед, размахивал руками и от гнева говорил не совсем связно:
- С матросами!... На моём судне! Какой позор!.. Вон! С волчьим билетом!.. И никогда чтобы… В первом же порту! Вам ясно?!
- Ясно, - ровным голосом ответил Дольский.
Капитан осёкся, удивившись его спокойствию. Мичман стоял перед ним прямо. И невозмутимо и твёрдо смотрел ему в глаза. Он был бледен, но абсолютно спокоен.
Гнев капитана вдруг сразу угас, словно бы выключили горелку.
- Можете идти, - уже тише сказал он, - Но перед отъездом не трудитесь подавать мне руку. Я ни за что её не пожму.
Мичман Дольский, щелкнув каблуками, усмехнулся и вышел из каюты. Капитан не понял смысла этой усмешки. На самом деле, Михаил хотел было сказать положенное "честь имею", но подумал, что в его случае это было бы неправдой.
Почти весь оставшийся день Дольский провел на носу корабля. Просто стоял и смотрел куда-то вдаль, будто пытаясь заглянуть за горизонт. Он был спокоен, как никогда. Разговор с капитаном заставил его принять то единственное решение, на которое он не мог отважиться ночью. Вечер был всё ближе. Иногда, если никого не было поблизости, на глаза мичмана всё же наворачивались слёзы. Он их смаргивал, и они, скатившись по щекам, исчезали за тканью воротника. Он не хотел плакать, но это, как всегда у него, получалось непроизвольно. Ему почти совсем не было страшно. Просто он смотрел на закат. Закат был красивый. И умирать так не хотелось…
Поздней ночью, когда все уже глубоко спали, Дольский вышел из каюты и отправился на корму. Там он перелез за борт, спустился по вантам чуть ниже и осторожно прыгнул в воду. Он хотел, чтобы никто не слышал, чтобы не поднимали тревогу. Даже сейчас Михаил не хотел никому причинять беспокойства. Море этой ночью сильно разволновалось, и волны сразу подхватили его, завертели. Тут он услышал крик вахтенного – его всё-таки заметили. Раздался сигнал тревоги. Дольский развернулся и поплыл прочь от быстро удаляющегося корабля.
По тревоге сбежались проснувшиеся матросы. Вахтенный рассказал, что услышал всплеск и, подбежав к корме, увидел голову человека в воде. Кто именно это был, он не знает. Было в спешном порядке спущено две шлюпки. Судно остановили. Несколько часов они искали человека, силясь разглядеть его среди чёрных волн. Но ночью эти поиски были практически обречены на провал. Всё, что им удалось найти, это раскисшую в воде мичманскую фуражку.
Крики моряков и вспышки ракет всё больше удалялись от Дольского, плывущего в ночи прочь от своего корабля. "Теперь не найдут", - подумал он, в очередной раз обернувшись и увидев, что поисковые шлюпки совсем далеко от него.
Он плыл в темноте по чёрным волнам, и ему становилось страшно. Топиться оказалось не так просто, как ему представлялось. Он же не камень, чтобы просто упасть на дно и лежать. Миша пытался нырять, но рефлекторно всегда выплывал на поверхность. Он очень хорошо плавал, и сейчас это сыграло с ним злую шутку – он легко справлялся с небольшими волнами и тонуть, похоже, вовсе не собирался.
"Бля, я вообще чего сюда припёрся – чтоб топиться или чтоб плаваньем заниматься?" – пошутил он сам над собой. И нервно засмеялся. "Нет, ну вы полюбуйтесь! Я же просто образец неудачника! Смотрите и учитесь, жалкие любители! Утопиться хотел, и то не получается!" Неожиданно у него прямо в воде началась смеховая истерика – сказалось нервное напряжение. Он смеялся так, что чуть не захлебнулся. Пожалуй, это был единственный момент, когда он действительно был близок к смерти.
С трудом Дольский успокоился и подумал: "А вообще, нафига мне топиться? Весь этот плавучий бордель позади. Все считают меня мёртвым. Я, можно сказать, смыл свой позор кровью. Но, если продержусь до утра, то меня могут и подобрать. И мне даже не обязательно называть своё настоящее имя. Да и вообще… здесь берег не так уж далеко! Всего несколько миль. Чёрт знает, а может, и доплыву".
Внезапно Дольскому ужасно, до боли в сердце захотелось жить! Он оглянулся на удаляющуюся "Амфитриду", по её курсу прикинул, в какой стороне берег, и поплыл. Он стойко боролся с волнами, которые, к счастью, становились всё меньше, и с собственной усталостью. Когда заалело на востоке, ориентироваться и держать направление стало легче. К рассвету шторм совсем прекратился.
Но до берега Михаил доплыть не успел. Уже к полудню его подобрало небольшое рыболовецкое судно из Флориды.
Окончание рассказа.www.diary.ru/~RitaAfanasieva/p169690683.htm?oam...
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21.
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, изнасилование, групповой секс, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Тихий и мягкий мичман не может добиться послушания от своих подчинённых. С каждым днём они лишь презирают его всё больше. Хуже всего то, что главный враг мичмана - самый сильный парень на корабле. Но, возможно, есть один способ найти с ним общий язык...
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
1-я часть рассказаУ мичмана Дольского не получалось командовать людьми. Он служил на борту императорского судна "Амфитрида" уже восьмой месяц. Но с каждым днем отношение к нему матросов становилось только хуже. А он даже не мог понять, в чём был виноват.
Михаил Дольский был всего лишь сыном купца, но воспитывался в дворянской семье. Настоящая фамилия его была Соснин, но семья Дольских его усыновила. Когда-то давно (Мише было только пять лет) его отец, купец второй гильдии Григорий Соснин, отвозил небольшую партию солода и патоки в имение небогатых дворян Дольских. Мать Миши умерла при родах, и оставить его было не на кого, а посему отец вынужден был взять мальчика с собой. По дороге купец сильно заболел, а когда доехали до дворянской усадьбы, он уже не в состоянии был держаться на ногах. Добрые Дольские приютили заболевшего Соснина и его пятилетнего сынишку. Через несколько дней Мишу позвал к себе Кирилл Львович – глава семейства – и печально сообщил мальчику, что отец его ночью умер. Схоронили купца Соснина на местном кладбище, а маленький Миша остался в доме Дольских. Эти добрые люди вырастили его, как родного сына. Он носил их фамилию. И всё же не мог забыть, что в этом доме он всего лишь приживалка, как и того, что по рождению он не дворянин. Старался, как мог, отплатить за добро своим хорошим поведением, старался не причинять никому неудобств, даже прислуге, и вырос, пожалуй, чересчур скромным. Мальчик получил хорошее образование, а когда подошло время, сам попросился в морское училище. Ему нравилось море.
- Эй, мичман, - окликнул его один из матросов, - тебя капитан зовёт, давай двигай.
"Давай двигай", да ещё и на ты… Дольский вздохнул. Увы, такое обращение стало для него уже привычным. Положенное "ваше благородие" или хотя бы "Михаил Кирилыч" он слышал только в присутствии капитана или боцмана – при них матросы не позволяли себе лишнего.
Посетив капитанскую каюту, мичман вернулся к матросам своего отделения с новым поручением: приказано было переместить груз в трюме, поскольку после вчерашнего небольшого шторма он передвинулся, и судно дало малый крен.
Турбоход "Амфитрида" являлся не военным, а торговым судном. Но предназначен он был для перевозки особо ценных грузов, а посему имел трехдюймовую броню и постоянную военную охрану. На борту было две артиллерийские башни, одной из которых и командовал мичман Дольский. Только вот свои прямые обязанности мичману и его подчиненным исполнять почти не приходилось из-за отсутствия нападений. И по негласной традиции военные отделения на судне использовали для различных подсобных работ. Так было и сейчас.
- Панин и Шестаков, пойдём в трюм, груз поправить надо, - сказал Дольский, подойдя к своему отделению.
- А чё мы-то сразу? – недовольно протянул Шестаков.
- Вот именно! – поддержал его Панин. – Вон Борзунов кверху брюхом валяется – пусть он пойдет. Или Скалкин – он сегодня с самого утра дурака валяет.
- Ребята, пожалуйста, - поёжился Дольский, - пошли. А Борзунов и Скалкин в следующий раз пойдут.
- Угу, как же, дождешься от них… А может ты сам, мичман? – заржал в ответ Панин.
- Точно, - покатился со смеху Шестаков, - тебе же мышцы наращивать надо. А то смотри какой щуплый – ногтём перешибить можно. А грузы потаскаешь – хоть на человека будешь похож!
- Ну же, ребята, пошли. Сейчас капитан выйдет, неудобно, - продолжал уговаривать Дольский.
- Ну ладно, пошли, - Шестаков хлопнул мичмана по плечу и направился к трюму. Вздохнув, Панин пошел за ним. Они спустились в трюм, Дольский дал указания насчёт размещения груза, а сам вновь поднялся на палубу. Ему не нравилось находиться рядом с Шестаковым – тому, видимо, доставляло особое удовольствие осыпать мичмана оскорбительными шуточками. Он бы и вовсе сейчас не вызвал его, но Шестаков был самым сильным в отделении, да, пожалуй, и на всём судне. Это даже странно, поскольку внешне он не казался таким уж великаном. Да, крупный мужик, только были в команде и поздоровее него. Но крепкое тело этого матроса словно бы всё состояло из одних только стальных мускулов, и тяжелые бочки с мазутом, которые другие еле ворочали, он подкидывал, словно пушинки.
Оказавшись на палубе, Дольский с облегчением подставил лицо морскому ветру. Ему нравилось море. Еще в бытность свою гардемарином он несколько раз ходил в небольшие рейсы на маленьком торговом судне, куда его взяли юнгой. И всё ему тогда казалось прекрасным. Поэтому он не ожидал, что будет так трудно. Михаил не учёл, что быть юнгой и быть мичманом – это разные вещи. Дольский был закомплексованным, неуверенным в себе человеком и совершенно не умел командовать людьми.
Появившись на судне, юный мичман сразу сделал большую ошибку: он попытался сдружиться с матросами. Ему следовало бы держаться своего офицерского круга. А он стал вести себя с матросами как с ровней. Это было здорово, когда он служил юнгой. Но не сейчас. Дольский не понял этого вовремя. А потом было уже поздно.
Матросы не понимали его поведения. Сначала его сторонились. Потом начали презирать. Человек, чье положение настолько выше и который должен ими командовать, вдруг предпринимает какие-то жалкие попытки сблизиться с подчиненными, хотя должен держаться с ними свысока. Он улыбался, когда они обращались к нему фамильярно. Он терпел шутки в свой адрес и даже смеялся над ними. Мичман пытался добиться их дружбы, но добился прямо противоположного: полного отсутствия уважения. И как следствие – его перестали слушаться.
Через полчаса Дольский спустился в трюм, чтобы проконтролировать, как идёт работа. Но по пути столкнулся нос к носу с Семёном Паниным, возвращавшимся на верхнюю палубу.
- Что, уже закончили? – рассеяно спросил мичман.
- Шестаков один доделает, - лениво буркнул Панин, проходя мимо.
- То есть как один?
- А так. Мне надоело тюки таскать. У него силы, как у медведя, девать некуда, вот пущай его и… - окончания фразы Дольский уже не услышал, поскольку Панин поднялся по трапу и скрылся из глаз, не удостоив своего начальника объяснениями, на каком основании он бросил порученную ему работу.
Следовало вернуть его, накричать, отправить обратно в трюм. Но Дольский лишь снова вздохнул. Не умел он кричать на людей. И грубых слов Миша никому никогда не говорил. Ничего не оставалось, как спуститься в трюм, где еще, слава богу, работал Шестаков.
Но мичман ошибся. Шестаков не работал. Он развалился на тюках и мирно дремал, наслаждаясь непривычной на судне тишиной. Одной рукой он слегка поглаживал себе вздыбленную ширинку – видимо, предавался каким-то эротическим мечтам. Работа была выполнена лишь наполовину.
- Ваня! – крикнул Дольский и стал трясти спящего за плечо. – Иван, проснись немедленно!
- Опять ты, - буркнул тот, слегка приоткрыв глаза.
- Иван, вставай, работу доделать надо!
- От работы кони дохнут, - так же лениво пробормотал Шестаков и не пошевелился.
- Ну Ваня, пожалуйста, - мичман уже чуть не плакал. И это не ускользнуло от внимания Шестакова. Он открыл глаза и презрительно взглянул на командира. Потом обвел взглядом его невысокую изящную фигуру. Взгляд этот показался Михаилу странным, было в нём что-то, что заставило мичмана испуганно напрячься. Шестаков поднялся с тюков и подошел поближе к Дольскому.
- А что мне за это будет? – растягивая слова, спросил он.
- Как что? – не понял мичман. – Жалованье.
- Да нет, от тебя мне что будет?
- Ну… благодарность.
- В гробу я видал твою благодарность, - усмехнулся Иван.
- Ну… я не пойму, а чего ты хочешь-то?
- Хочу? Кое-чего хочу. И, пожалуй, ты как раз тот, кто может мне помочь. Но это мы сейчас проверим. Для начала, дай-ка я твою попку пощупаю.
И не дожидаясь ответной реакции, матрос схватил мичмана за шиворот и швырнул лицом на тюки, с которых сам только что поднялся. Он придавил его своим весом и начал мять здоровенными ладонями его зад.
- Ты что?!! Шестаков! Прекрати! – Михаил пытался вырваться, но матрос лишь сильнее вжимал его хрупкое тело в тюки. Силы были настолько неравны, что очень скоро Дольский понял полную безнадежность своего положения. И сдался на милость противника, уповая лишь на то, что он ограничится только ощупыванием.
Когда мичман перестал сопротивляться, Шестаков расценил это иначе.
- Что, уже нравится? Хорошая девочка, - прошептал матрос и продолжил. Он трогал молодого мичмана везде: мял ягодицы, залезал руками под мундирный сюртук и рубашку, гладил спину, потом грудь, потом массировал промежность. Дольский вдруг поймал себя на мысли, что ему это и в правду начинает нравиться. Член предательски напрягся. И даже тогда, когда матрос расстегнул и стянул вниз его брюки, он не предпринял никаких попыток сопротивления.
Шестаков уже вовсю лапал его голую попку.
- Ух ты, какая шлюшка хорошая... Может ты уже и не целочка? – и он дотронулся пальцем до тугого мичманского очка. – Дай потрогаю твою пиздёнку, - мужик стал массировать дырочку и пытаться проникнуть внутрь.
- Нет! Не надо! Пусти! – снова начал вырываться Михаил.
- А, значит, целочка всё-таки? Так пора уже твою целку ломать. Ты ведь хочешь ебаться? Вон как жопой крутишь – значит, хочешь. Шлюшка ты моя мягонькая…
Матрос уже трогал очко командира головкой своего члена, водил им по кругу. Мичман пытался вырываться из последних сил, он дёргался, кричал, но всё было безрезультатно. В какой-то момент он почувствовал резкую боль и вдруг ощутил, что в его задних проход вошла большая головка матросского члена.
"Всё, теперь мне конец", - подумал он, - "они меня совсем затравят. Теперь только топиться…"
Он перестал вырываться и замер, сосредоточившись на боли. А член Шестакова продвигался всё глубже. Потом пошёл назад. И снова вглубь. Скоро он уже размашисто засаживал мичману по самые яйца, иногда шлёпая его по заднице и приговаривая:
- Отличная жопка у тебя, командир! М-м-м, такая узкая и горячая! Давно тебя пора было выебать. Ты ведь не мужик, ты баба натуральная. Ничего, мы тебе жопку твою так раздрочим, будет не хуже пизды… шлюха…девочка…
Постепенно его слова становились всё более путанными, сбивчивыми. Он прижал Дольского к тюкам, зарычал и стал спускать ему в попку. Спускал матрос долго, спермы было очень много. Разрядившись, он чуть отдышался, вынул член, обтер его подолом рубахи и убрал в штаны.
- Ну вот, молодец, - Шестаков звонко шлёпнул выебанного мичмана по заду, - доставил мне удовольствие. Теперь можно и поработать. А ну-ка встань. Потом поваляешься, мне этот тюк переложить надо.
Михаил на автомате подчинился. Он поднялся с тюка, механически натянул брюки на свежевыебанную попку, не обращая внимания на то, что сперма текла по ногам, и пересел на другой тюк в углу трюма. Он бездумно смотрел на то, как Шестаков ловко перекидывает тюки с места на место. Мичман впал в какое-то состояние ступора и не чувствовал ничего, даже боли.
- Ну вот и готово, - весело сообщил Иван, уложив на место последний тюк, - принимай работу, ваше благородь!
Дольский встал и стеклянными глазами уставился на Шестакова. Потом повернулся и, не глядя на тюки, стал подниматься по трапу. Матрос поначалу равнодушно смотрел ему вслед. Шестакову не терпелось выйти к своим товарищам и рассказать им о своем "подвиге". Но после он взглянул на уходящего молоденького мичмана, на его хрупкие плечи и опущенную голову, услышал, как тот тихонечко всхлипнул, и в его сердце шевельнулась жалость.
"Пацан ведь совсем ещё, - подумал он. – Нельзя рассказывать нашим. Они его каждый день драть будут, как сидорову козу. Может он и баба, но такое и баба не всякая выдержит. Жалко сопляка".
У самого выхода на палубу он догнал Дольского.
- Эй, мичман, слышь? Ты… это… я нашим не скажу ничего, не ссы, - и быстро вышел.
Михаил замер на месте. "Не скажет… - пронеслось в его голове. – Значит, есть надежда… Значит, может, поживу ещё… Господи! Только бы скорее плавание закончилось, только бы скорее… Зачем я только в это плавание пошёл? Ведь уже после прошлого всё было понятно, надо было на другой корабль уходить, а я – дурак! Ещё пять месяцев… Надо выдержать пять месяцев…"
Взяв себя в руки, Дольский вышел на палубу и пошёл докладывать капитану о выполнении задания.
***
Иван Шестаков служил матросом всего два года. До этого он был рабочим на Путиловском заводе. А до того – работал на мануфактуре купца Синякина. А до того – ещё где-то. Он часто менял места работы. Ему почти нигде не нравилось. С людьми он сходился легко, работал споро, начальство его ценило. Но всегда и везде его хозяева видели в нем только источник медвежьей силы. И работу поручали всегда соответствующую. "Перенеси", "подними", "отодвинь"… Совсем другое нужно было Ивану. С детства он был сметлив и тянулся к знаниям. На судне "Амфитрида" он был одним из немногих матросов, который умел читать, причем довольно бегло. Всякий раз, когда к нему в руки попадала какая-нибудь книга, он жадно углублялся в чтение. И никто не знал, что в детстве он даже не ходил в школу и читать научился сам. Учиться возможности не было – его родители слишком бедны, и Иван начал работать с 10 лет, чтобы прокормиться.
Сейчас ему было уже почти тридцать пять. Но работа, на которую он мог рассчитывать – это всё то же "перенеси", "подними", "отодвинь". А его деятельная и живая натура требовала развлечения. Наверное, поэтому он и был одним из тех, кто первым обрушил на голову мичмана Дольского град насмешек. Теперь же ему представилась иная возможность развлечься. И он не собирался её упускать.
Тем более, что сексуальных утех в его жизни было немного. Он никогда не был женат. Женщины не очень-то интересовались им, поскольку красавцем он не был, даже напротив. Тяжелая челюсть, рябая кожа, клочковатые соломенные волосы. Шестаков был некрасив и знал это. Девушки на него не смотрели, а он сам был слишком горд для того, чтобы навязываться. К тому же, с некоторых пор он стал замечать, что привлекает его не только противоположный пол, но и свой. Иван стеснялся этого, но побороть желание не мог. Периодически он набирал со своей скудной зарплаты два рубля и шёл в дешёвый публичный дом на Сенной, где сексуальные услуги оказывали не только девочки, но и мальчики. Он пользовал и тех, и других. Правда, со временем вынужден был признаться самому себе, что с мальчиками он получает больше удовольствия. Открытие это его не порадовало – кому же хочется быть изгоем? Но постепенно Иван смирился со своей склонностью. Искать себе партнеров вне публичного дома он не решался, поскольку, словно огня, боялся того, что кто-нибудь узнает о его извращённости. Разоблачение казалось ему горше смерти. Поэтому он никогда ни с кем не сближался и никогда не бывал влюблён.
Кто-то бы сказал, что парню сильно не повезло в жизни – ни нормальной работы, ни любви, ни детей. Но он сам, как ни странно, вовсе не чувствовал себя несчастным, поскольку обладал природным жизнелюбием и редким талантом во всём видеть хорошие стороны и надеяться на лучшее.
Когда на судне семь месяцев назад появился молоденький мичман Дольский, только что закончивший училище, Шестаков не обратил на него особого внимания – лишь механически отметил красоту этого кареглазого паренька. Но днями позже он стал всё чаще задерживать взгляд на этом смазливом личике и стройной фигурке. А через месяц понял, что определенно хочет его. "Ладно, - подумал Иван, - потерплю. Только бы виду не подавать…"
Но, на беду Шестакова, этот молоденький мичман вёл себя не как мужик и не как офицер, а как глупая девчонка! Вечно попадал в нелепые ситуации. Проявлял одну слабость за другой. И каждый раз, как это происходило, Иван еле подавлял возбуждение. Он видел, как мальчик краснеет от какой-нибудь пошлой шутки вместо того, чтобы дать отпор – и у него вставал. Он слышал, как мичман жалобно просит там, где нужно приказывать – и у него вставал. Он хотел его так сильно, что эта постоянная эрекция определённо стала отравлять ему жизнь.
И тогда-то он стал доставать командира своими насмешками и непослушанием с утроенным усилием. Шестаков злился. Злился на то, что этот глупый смазливый слабак вызывает у него чувства, которых не должен вызывать. И чем дальше это заходило, тем больше было злости.
"И какого чёрта он во второе плавание с нами попёрся? – ругал Иван про себя красавца-мичмана. – Ведь ясно, что его все здесь ненавидят! Ходит, командует тут, а у самого молоко еще на губах не обсохло! Чего он дожидается? Когда его побьют? Или опустят? Последнее ему, наверное, понравилось бы. Вон попка какая – как у девки!" – и он вновь с вожделением облизывал взглядом эту невысокую ладную фигурку.
Когда мичман застал его валяющимся на тюках в трюме, Шестаков как раз фантазировал, как бы он отымел эту "девчачью" попку. И не выдержал. Уж очень ситуация располагала: они были одни, никто не помешает…
После того, как всё произошло, Шестаков сидел на корме и смотрел на море. Он думал. Думал о том, что даже самый лучший секс со шлюхами мужского пола в публичном доме являлся лишь жалким подобием того, что он испытал сегодня. Ему никогда не было так хорошо! И чем больше он это перемалывал внутри себя, тем больше понимал, что на этом он не остановится. Ивану хотелось ещё. Ещё и ещё. Много. Часто. И поглубже.
На другой день отделение Дольского получило очередное "ответственное" задание – помочь коку начистить картошку к обеду. Получив это распоряжение, Михаил вздрогнул при мысли о том, какой "восторг" вызовет такой приказ у его подчинённых. И предчувствие его не обмануло.
- Опять на картошку! Мы тут все скоро поварятами заделаемся, - высказался Борзунов.
- Точно! – с готовностью присоединился Шестаков, радуясь новому поводу посмеяться над мичманом. – А ты, Миша, ещё помощником кока не устроился? А что? Фартучек бы белый надел… с рюшечками.
Матросы заржали.
- Ага, и кружевную косыночку, - выкрикнул кто-то.
- Ну ребята, пошли, хватит болтать, - краснея, промямлил мичман.
- А мы не болтаем, а разговариваем, - оборвал его Шестаков. – А тебя ещё проверить надо, точно ли ты мичман. Документы покажи, а то, может статься, ты вместо морского училища кулинарные курсы закончил…
Новый взрыв хохота был остановлен резким окриком:
- Так, в чём здесь дело?!
Это подошёл мичман Мордюков, командовавший второй башней. Матросы не заметили его, и теперь, застигнутые врасплох, переминались с ноги на ногу.
- В чём дело? Я жду.
- Да вот, на картошку опять… - робко промямлил кто-то.
- А вы думали – вас сюда что, курить взяли да байки травить? А ну встать! И отправляться в камбуз! Не то вместо картошки гальюн драить пойдёте! Марш!
Матросы встали и, бубня под нос ругательства, всё же пошли работать.
- Ну что же ты, Миша? – обратился Мордюков к Дольскому. – Пожёстче надо! - и, хлопнув приятеля по плечу, он удалился к своему отделению.
"Пожёстче… пожёстче", - словно заклинание, твердил про себя Михаил, направляясь в камбуз.
В дверях его встретил радостный возглас Шестакова:
- О! Кого мы видим! Наш шеф-повар пришёл!
Матросы, уже сидевшие на табуретах вокруг кастрюли с очистками и занятые делом, заулыбались. Кок подошёл к мичману.
- Значит так, эту корзину картошки перечистят – меня позовёшь, я ещё выдам.
И вышел из камбуза.
- Ну что ж ты его отпустил? – не унимался Шестаков. – Поговорил бы, у вас ведь столько общих тем. Обсудили бы кулинарные рецептики. "А как вы делаете такой-то салатик? А я туда добавляю трюфеля и анчоусы. А какое ваше любимое блюдо? Пирожное Птифур? А я предпочитаю устриц в лимонном соке", – Шестаков припоминал названия блюд, вычитанных им из ресторанного вестника, который он, как и любую книгу, попавшую ему в руки, прочитал от корки до корки.
Матросы уже откровенно смеялись.
"Пожёстче", - снова вспомнилось Мише. Он набрал воздуха в грудь и крикнул, пытаясь подражать интонации Мордюкова:
- А ну прекратить!
Шестаков поднялся со своего места и сделал шаг по направлению к мичману.
- А ты мне рот не затыкай, Миша. А то у меня ножичек в руках, как бы худым не кончилось. Впрочем, я тебя и без ножичка в любой момент в бараний рог согнуть могу, ты ж знаешь. Стоит мне тебя… как бы это сказать… попросить как следует, и ты сам вместо меня картошку чистить будешь, да потом ещё весь камбуз языком вылижешь, ты понял?!
У Дольского на глаза навернулись слёзы. Он пытался справиться с ними, пытался что-то сказать, но предательский ком в горле не позволил ему произнести ни слова. Отвернувшись, он поспешно выскочил за дверь камбуза.
Близкие слёзы – это был просто бич для Михаила. Он с детства был таким: чуть что – в рёв. И, к сожалению, с возрастом это не прошло. Он не был трусливым, в училище часто дрался и спокойно переносил боль. Но от обиды Миша ревел, как пацан, и не в силах был сдержаться.
Вечером, после ужина, к нему подошёл Шестаков и тихо проговорил:
- Спустись-ка в трюм, мичман. Разговор есть.
Дольский догадывался, что у него за "разговор", поэтому не пошёл. Через четверть часа Шестаков снова подошёл к нему:
- Я тебе что, шавка цепная, чтоб сидеть и ждать тебя чёрти-сколько?! – злобно прошипел он, наклонившись к мичману. – Сказано, спускайся в трюм, не то все узнают о том, что ты уже не целочка, понял?
Выхода не было. Через пять минут Михаил пришёл, куда было велено.
Шестаков сидел на тюках, спустив штаны и подрачивая свой возбуждённый конец.
"Какой здоровый", - с ужасом подумал мичман.
- Ну, чё встал? – грубо окликнул его Иван. – Раздевайся!
- С-с-совсем? – от волнения Миша даже начал заикаться.
- Совсем? – мечтательно протянул матрос. – Что ж, пожалуй, что и совсем.
Мичман снимал одежду, а Шестаков любовался им. "Бля, какой же он аппетитный", - подумал Иван, оглядывая эту хрупкую обнаженную фигурку с тонкой талией и выпуклой попкой. Ему даже пришлось перестать дрочить свой член, чтобы не кончить раньше времени.
- Ложись на живот… Ноги раздвинь… вот так.
Он послюнявил парню очко и стал вдавливать в него свой уже скользкий от выделяемой смазки хуй. Миша застонал.
- Терпи, мичман. Ты ж уже не целочка, худшее позади. Терпи.
Но когда он вошёл полностью и начал двигаться в норке Дольского, то парень просто заорал о боли. Шестаков дал ему по затылку, отчего тот уткнулся лицом в тюк.
- Не ори, ты, шлюха долбаная! Будешь орать – ебало раскрошу, ты понял?
Миша стиснул зубы и стал сдерживать крики.
Матрос снова начал фрикции, а руками поглаживал тело парня. Его руки скользили по его бокам, по спине, по ягодицам, в то время, как член размашисто двигался в тесной норке. Иван закрыл глаза от наслаждения и только слышал, как его яйца шлёпаются об упругую попку мичмана.
К удаче Михаила, кончил матрос довольно быстро. Спустив всё до капли в попку своего командира, он вынул, наконец, член.
- Ух, заебись, как хорошо!... А ты далеко это собрался? – спросил он Дольского, который стал подниматься с тюков.
- А что? – растерянно пробормотал тот.
- Лежи, сейчас ещё разок выебу, тогда пойдёшь.
- Не надо…
- Чё это не надо? Столько давал, а теперь "не надо"?
- Вань, мне больно очень, - со слезами на газах тихо выговорил мичман.
Жалость вновь шевельнулась в холодном сердце Шестакова.
- Больно? Что, очко болит?
- Да.
- Ну-ка повернись. Дай посмотреть, - и Иван снова уложил мичмана на тюки.
Он развел в стороны половинки пухлой попки парня. Очко ещё не закрылось и выглядело так соблазнительно, что у Ивана закружилась голова. Оттуда вытекала сперма с явной примесью крови.
- Да, порвал я тебя немножко, паря, - он нежно погладил его попку. - Но это пройдёт скоро, вот увидишь. А ну-ка перевернись. Дай я тебя немножко поласкаю. Сразу про боль забудешь.
Он перевернул мичмана на спинку и стал его лапать. Везде. Он гладил его по плечам, мял ладонями грудь, целовал соски. Потом спускался ниже. Его ладони прошлись по бокам и спустились на бедра юного командира. Матрос покрывал поцелуями внутреннюю сторону этих бедер, всё ближе подбираясь к промежности.
Член у мичмана уже давно стоял, и парень постанывал от удовольствия. Он действительно совсем забыл о боли, когда матрос взял одной рукой его член и начал подрачивать, а второй захватил и стал массировать яички. Михаил застонал уже в голос.
- Что, нравится, сучка? – ухмыльнулся Шестаков. – Нравится, когда тебя мужик лапает? Приятно?
- Даааааа, - только и успел выдохнуть мичман, извергая сперму себе на живот и грудь.
- Ты чё так сразу-то? Давно не кончал, видать?
Покраснев от смущения, Дольский приподнялся на тюке и попытался растереть сперму по своей груди.
- Ну чего зря размазываешь, - остановил его Шестаков, и, нагнувшись к своим штанам, достал из кармана носовой платок, которым вытер сперму парня с его груди и живота, а заодно, раздвинув ножки, промокнул ещё влажное очко.
- Ну вот, теперь ты в порядке.
- Можно идти?
- Щас! Идти. Мне второй раз надо!.. Да не бойся, не трону я сегодня больше твою жопку, - добавил Шестаков, поймав встревоженный взгляд мичмана. - В рот возьмёшь, -добавил он, снова начиная поглаживать свой возбуждённый кол.
- Что?! - Дольский испуганно вскинул глаза на Ивана.
- Ой, да ладно, Миш, не ломайся. Всё равно придётся, так чего уж…
- Я не умею…
- Да чего там уметь-то? На колени становись, в рот бери да соси, - усмехнулся Шестаков.
Он совсем снял штаны, сел на тюки и, задрав рубаху, широко раздвинул свои мускулистые волосатые ноги. Его возбуждённое хозяйство открылось перед Мишей, и он даже невольно залюбовался этим огромным членом и столь же приличного размера яйцами. Дольский опустился на колени, приблизился и взял в руку твёрдый залупившийся хуй матроса. Он стал его поглаживать, потом целовать, с удивлением обнаружив, что это не вызывает у него никакого отвращения. Даже напротив, ему приятно трогать этот здоровенный член и слышать стоны удовольствия его обладателя.
- В рот бери, - простонал Шестаков, и мичман, лизавший в этот момент его бордовую головку, вобрал её в рот и стал посасывать.
- Даааа, вот так… Давай поглубже… Соси, соси мне хуй… - шептал Иван, извиваясь от наслаждения. Чуя приближение оргазма, матрос схватил парня за волосы и стал вгонять ему в глотку почти на всю глубину. У Миши глаза лезли на лоб, но вырваться не получалось. Ещё несколько фрикций – и рот мичмана заполнила сперма матроса. Он боялся, что Шестаков разозлится, если он её выплюнет, поэтому он всё проглотил.
- Ух, хорошо! - Иван расслабленно развалился на тюках. – Умеешь ты, парень, мужику удовольствие доставить, как специально учился. И попкой обслужил, и в ротик взял… Для первого раза хорошо, отличная соска из тебя получилась… Ладно, можешь одеваться, - улыбнувшись, Шестаков встал, нашёл на полу свои штаны и быстро надел их.
Дольский тоже поднялся с колен. Перед тем, как выйти, Иван притянул к себе голого мичмана, обнял его, погладил по спинке и попе. Потом, поцеловав под ушком, прошептал:
- Пока твоя задница не заживет, в рот тебя ебать буду. Чтобы каждый вечер после второй склянки ты был здесь. Иначе расскажу ребятам, и ты по кругу пойдёшь. Ясно?.. Не слышу!
- Ясно, - тихо ответил Михаил.
- Вот и умница!
Шлёпнув напоследок мичмана по попке, Шестаков вышел, а Дольский трясущимися руками поднял с пола одежду и стал одеваться.
***
Каждый вечер примерно через час после ужина мичман спускался в трюм, где его уже ждал матрос Шестаков. Надо отдать тому должное – он не нарушил данного Михаилу обещания и дал ему возможность подлечить порванную попку: в течение следующих пяти вечеров Шестаков трахал своего мичмана только в рот. Решив, наконец, что его попа уже достаточно зажила, он стащил с кухни немного оливкового масла и со смазкой снова выебал его в очко. На этот раз Мише было уже не так больно. Но и не приятно. И прошла ещё неделя их ежевечерних свиданий, прежде чем он почувствовал удовольствие от анального секса. В первый раз это его безумно удивило. Но на следующий день повторилось то же самое, даже ещё приятнее было. В третий раз он решил не терять зря времени и стал во время сношения подрачивать себе член. И кончил под Шестаковым так, как никогда ещё не кончал!
- Ну ты даёшь, мичман! – рассмеялся Иван. – Орёшь под мужиком, как баба!
А Дольский и вправду наслаждался их встречами, словно был бабой. Они стали ему так же необходимы, как и Шестакову. Одного ему только не доставало: Иван никогда не целовал его. Видимо, брезговал, считая шлюхой. А Мише так хотелось целоваться! По ночам, лежа в своём гамаке, он присасывался губами к своей собственной руке, воображая, что это губы Ивана. Во время секса он часто тянулся к его рту, но тот всегда отстранялся.
И ещё одна вещь его расстраивала – Шестаков не прекратил своих насмешек и всегда старался выставить его перед матросами полным идиотом. Почти каждый день он доводил его до слёз. Дисциплина в отделении была настолько плохой, что капитан вынужден был вызвать мичмана Дольского к себе и сделать ему строгое замечание. Михаил пообещал исправить ситуацию и добиться послушания, но на самом деле он понятия не имел, как это сделать. Он просто ждал окончания плавания, считал дни. Оставалось ещё четыре месяца. Эх, если бы Шестаков вместо издевательств встал бы на его защиту! Если бы в группе наладилась бы дисциплина! То он мог бы остаться на судне и дальше. Трахаться с Иваном каждый вечер. Это же и в его интересах! Почему он так себя ведёт? "За что? – думал мичман, выслушав очередную обидную колкость от Шестакова. – Почему он так со мной? Я же даю ему каждый день. А он вместо спасибо… За что?" Но в глубине души он знал, за что. Шестаков считал его шлюхой. И презирал. Ситуация была безнадёжной.
Гром среди этого и без того не слишком ясного неба грянул через два дня после выговора капитана.
Корабль, даже очень большой, похож на деревню. Здесь всё про всех знают. И даже если есть какие-то тайны, то это не надолго. Ежевечерние исчезновения Дольского и Шестакова не могли не обратить на себя внимания их сослуживцев. И однажды матросы из отделения Дольского решили за ними проследить.
Их застукали тёпленькими, прямо в трюме, когда мичман стонал под ебущим его Шестаковым.
- Так-так… - ехидно пропел Борзунов, первым спускаясь в трюм. – Что это у нас здесь?
За ним по лестнице спустились ещё четыре человека.
- Ой, мужики, - смущённо бормотал Иван, быстро поднявшись с мичмана и судорожно натягивая штаны; самому мичману даже натянуть было нечего – он был абсолютно голым. – А мы тут… - и Шестаков запнулся, не зная, как сформулировать то, что "они тут".
- Да уж мы видим, что вы тут, - усмехнулся Панин. – Так что же, Ваня, у вас любовь, так что ли?
Остальные заржали.
- Да какая любовь, мужики? Вы чего, охуели? Ну промял я зад этому пидору, и всего делов, - попытался оправдаться Шестаков.
- А ведь ты давно к нему по вечерам бегаешь, - вмешался Рыков, - а нам ничего не говорил. Если он просто пидор, которому ты зад промял, так чё ж ты его один пользуешь?
- Вот именно, - поддержал его Панин. – Один тут развлекается каждый вечер. А как же друзья?
- Да, Шестак, чё-то не сходится. Видно, ты в него втюрился, - снова захихикал Борзунов.
- Да ничего я не втюрился! Просто не говорил, думал, вам не нужно. Он же мужик всё-таки. Я думал, вы не захотите.
- Он – мужик?! – выступил вперёд Теняев. - Это он-то мужик?! Ща посмотрим!
И он шагнул к голому мичману, сидевшему на тюках и стыдливо прикрывающему себя руками между ног. Резким движением матрос подхватил его под колени, задрал и раздвинул в стороны его ноги. Дольский аж зашипел, как от ожога, но сопротивляться не стал.
- И это, по-твоему, мужик? Гляньте, ребят!
Матросы обступили мичмана. Его ярко-розовая дырка, ещё не закрывшаяся после ёбли, чуть поблескивала от смазки и выглядела чертовски возбуждающе. У всех в штанах сразу зашевелилось.
- Бля… - шепнул Панин. – Ну как пизда, точно! Давайте приложимся по разочку, а, мужики?
- Чур я первый, - быстро сказал Теняев, задрал рубаху и стал стягивать штаны.
В смазанное очко мичмана его член вошёл без проблем, тем более, что был он далеко не так велик, как орган Шестакова, который только что полировал Мишину норку.
Мичман не сопротивлялся, он смотрел на своего Ивана. Тот стоял в стороне, наблюдал за тем, как Теняев ебёт Мишу, и ничего не предпринимал. На Дольского снова напал ступор, как в первый раз. Он понимал, что его сейчас выебет всё отделение. Но ничего не чувствовал, ничего не говорил и ничего не делал.
Спустя несколько минут Теняев кончил командиру в попку, и его место сразу занял Панин. А Михаил, так и не дождавшись никакой реакции от Шестакова, в отчаянии подумал: "А, пох всё! Если он так… Пусть делают, что хотят. Пусть хоть всю ночь ебут. Только бы жопа выдержала". И он закрыл глаза, прижавшись виском к льняной поверхности тюка.
Его ебали долго. Матросы пускали Мишу по кругу снова и снова. Секса у них не было с самой земли, так что сейчас они были просто ненасытны. В его попе было уже столько спермы, что во время ёбли там уже всё хлюпало, как в болоте. Но это не смущало трахающих его мужиков. Кто-то попробовал засадить ему в рот. Это получилось, и оказалось, что парень здорово сосёт. Тогда его стали ебать уже с двух сторон.
Миша сперва долго не реагировал. Но такой длинный секс не мог, в конце концов, не завести и его тоже. Он кончил один раз, потом через некоторое время второй. Мужики ржали над ним, когда он кончал. И ебали ещё жёстче.
Только через два часа его отпустили, и то лишь потому, что пора было выходить на вечернюю поверку.
- Отличный из нашего командира спермосборник получился, - сказал Теняев, и мужики, заржав, покинули трюм.
Дольский, который уже почти не понимал, где он и что с ним, вдруг удивился отсутствию звуков. Приподнявшись, он сел на полу и огляделся. Матросы ушли, в том числе и Шестаков. Мичман был один в пустом трюме. На полу под ним была просто лужа спермы. Михаил даже не помнил, когда его спустили на пол. Медленно он встал с пола и нашёл в углу свою одежду. Ходить было трудно. Он сел на тюк, но и сидеть тоже было больно. С трудом мичману удалось одеться и выползти на верхнюю палубу.
Ночью он лежал в своём гамаке, глядя в тёмный потолок, и пытался решить, что же теперь делать. Топиться? Или терпеть это ещё четыре месяца? Он не уверен был, что способен выдержать так долго. Да и потом, если его секс с одним человеком столь недолго оставался тайной, то уж с целым отделением… Что будет дальше? К ним присоединиться весь корабль? Значит, всё-таки топиться… Умирать совсем не хотелось. Что же делать? Беззвучные слёзы бежали по его щекам, пока он не провалился, сам того не заметив, в глубокий тяжёлый сон.
***
Утром мичман Дольский вышел на верхнюю палубу и жадно вдохнул влажный морской воздух. Он так ничего и не решил. Скоро утренний сбор, и ему пришлось идти к своему отделению. Ещё издали он увидел Шестакова, сидящего отдельно от остальных. Когда мичман подошёл, матрос поднял на него глаза, виноватые и жалкие. И тут Михаил почувствовал такую ненависть к этому человеку, что у него в глазах потемнело! Если бы только в ту минуту у него оказался заряженный пистолет, он бы убил его!
- О, смотрите, кто к нам пришёл! – протянул Борзунов, заметив подходящего мичмана. Дольский спокойно обвёл серьезным взглядом их сально ухмыляющиеся лица. Так спокойно, что у некоторых даже улыбки пошли на убыль. Но не у всех. Борзунов подскочил к нему:
- Милости прошу к нашему шалашу, - он сделал приглашающий жест и пропустил Дольского вперед, извиваясь перед ним, как угорь.
Михаил прямо посмотрел на него и чётко произнёс:
- Шут!
Борзунов, не ожидавший отпора, замер на месте, а потом нахально и громко сказал:
- А ты вообще опущенный пидор! - он подошёл сзади к мичману, и, прежде чем тот успел отстраниться, положил руку ему на задницу и пару раз сжал его булочку.
И в ту же секунду сзади раздался резкий окрик капитана:
- Мичман Дольский! Немедленно в мою каюту!
Белый, как полотно, Михаил направился вслед за ним.
Капитан Новиков, седой бывалый морской волк, всегда оставался невозмутим. Никто на корабле не помнит, чтобы он хоть раз повышал голос на подчинённых. До этого случая.
- Дольский, что вы тут устроили?! Что это ещё за гомосятина?!! – его просто трясло от ярости. – На моём корабле! Да как вы смеете! В первом же порту вон!!!
Капитан бегал по каюте взад-вперед, размахивал руками и от гнева говорил не совсем связно:
- С матросами!... На моём судне! Какой позор!.. Вон! С волчьим билетом!.. И никогда чтобы… В первом же порту! Вам ясно?!
- Ясно, - ровным голосом ответил Дольский.
Капитан осёкся, удивившись его спокойствию. Мичман стоял перед ним прямо. И невозмутимо и твёрдо смотрел ему в глаза. Он был бледен, но абсолютно спокоен.
Гнев капитана вдруг сразу угас, словно бы выключили горелку.
- Можете идти, - уже тише сказал он, - Но перед отъездом не трудитесь подавать мне руку. Я ни за что её не пожму.
Мичман Дольский, щелкнув каблуками, усмехнулся и вышел из каюты. Капитан не понял смысла этой усмешки. На самом деле, Михаил хотел было сказать положенное "честь имею", но подумал, что в его случае это было бы неправдой.
Почти весь оставшийся день Дольский провел на носу корабля. Просто стоял и смотрел куда-то вдаль, будто пытаясь заглянуть за горизонт. Он был спокоен, как никогда. Разговор с капитаном заставил его принять то единственное решение, на которое он не мог отважиться ночью. Вечер был всё ближе. Иногда, если никого не было поблизости, на глаза мичмана всё же наворачивались слёзы. Он их смаргивал, и они, скатившись по щекам, исчезали за тканью воротника. Он не хотел плакать, но это, как всегда у него, получалось непроизвольно. Ему почти совсем не было страшно. Просто он смотрел на закат. Закат был красивый. И умирать так не хотелось…
Поздней ночью, когда все уже глубоко спали, Дольский вышел из каюты и отправился на корму. Там он перелез за борт, спустился по вантам чуть ниже и осторожно прыгнул в воду. Он хотел, чтобы никто не слышал, чтобы не поднимали тревогу. Даже сейчас Михаил не хотел никому причинять беспокойства. Море этой ночью сильно разволновалось, и волны сразу подхватили его, завертели. Тут он услышал крик вахтенного – его всё-таки заметили. Раздался сигнал тревоги. Дольский развернулся и поплыл прочь от быстро удаляющегося корабля.
По тревоге сбежались проснувшиеся матросы. Вахтенный рассказал, что услышал всплеск и, подбежав к корме, увидел голову человека в воде. Кто именно это был, он не знает. Было в спешном порядке спущено две шлюпки. Судно остановили. Несколько часов они искали человека, силясь разглядеть его среди чёрных волн. Но ночью эти поиски были практически обречены на провал. Всё, что им удалось найти, это раскисшую в воде мичманскую фуражку.
Крики моряков и вспышки ракет всё больше удалялись от Дольского, плывущего в ночи прочь от своего корабля. "Теперь не найдут", - подумал он, в очередной раз обернувшись и увидев, что поисковые шлюпки совсем далеко от него.
Он плыл в темноте по чёрным волнам, и ему становилось страшно. Топиться оказалось не так просто, как ему представлялось. Он же не камень, чтобы просто упасть на дно и лежать. Миша пытался нырять, но рефлекторно всегда выплывал на поверхность. Он очень хорошо плавал, и сейчас это сыграло с ним злую шутку – он легко справлялся с небольшими волнами и тонуть, похоже, вовсе не собирался.
"Бля, я вообще чего сюда припёрся – чтоб топиться или чтоб плаваньем заниматься?" – пошутил он сам над собой. И нервно засмеялся. "Нет, ну вы полюбуйтесь! Я же просто образец неудачника! Смотрите и учитесь, жалкие любители! Утопиться хотел, и то не получается!" Неожиданно у него прямо в воде началась смеховая истерика – сказалось нервное напряжение. Он смеялся так, что чуть не захлебнулся. Пожалуй, это был единственный момент, когда он действительно был близок к смерти.
С трудом Дольский успокоился и подумал: "А вообще, нафига мне топиться? Весь этот плавучий бордель позади. Все считают меня мёртвым. Я, можно сказать, смыл свой позор кровью. Но, если продержусь до утра, то меня могут и подобрать. И мне даже не обязательно называть своё настоящее имя. Да и вообще… здесь берег не так уж далеко! Всего несколько миль. Чёрт знает, а может, и доплыву".
Внезапно Дольскому ужасно, до боли в сердце захотелось жить! Он оглянулся на удаляющуюся "Амфитриду", по её курсу прикинул, в какой стороне берег, и поплыл. Он стойко боролся с волнами, которые, к счастью, становились всё меньше, и с собственной усталостью. Когда заалело на востоке, ориентироваться и держать направление стало легче. К рассвету шторм совсем прекратился.
Но до берега Михаил доплыть не успел. Уже к полудню его подобрало небольшое рыболовецкое судно из Флориды.
Окончание рассказа.www.diary.ru/~RitaAfanasieva/p169690683.htm?oam...
2-я часть рассказа***
С той ночи на квартире Дениса наша жизнь потекла несколько по-новому. Мои друзья действительно не стали хуже ко мне относиться. Даже лучше. Но и сказать, что всё осталось по-прежнему, нельзя. Потому что они стали трахать меня почти каждый день.
Я почему-то думал, что когда выйдем на работу, пьяная блажь выйдет у них из головы, и вся эта история постепенно забудется. Но уже на следующий день вместо работы ребята позвали меня на пикник. Митька договорился на комбинате, чтоб нам всем дали отгулы – и айда в лес, благо он совсем рядом. Я согласился с радостью: хотел посмотреть, какими теперь будут наши отношения. И был счастлив убедился, что ничего не изменилось. Вернее, изменилось, но в лучшую сторону. Ребята относились ко мне даже более уважительно, чем раньше. Мы с удовольствием болтали, и ничего унизительного в их обращении со мной не появилось. Более того, они опекали меня, как ребёнка. Лучшее место у костра и первый кусочек шашлыка почему-то достались мне. Но на этом приятные сюрпризы не кончились. Потому что на этой же полянке они меня и отымели.
Начал это всё, конечно же, Андрей. Я сижу на травке, жую шашлык. Он подошёл, сел сзади и весь прижался ко мне – даже пожрать толком не дал, сволочь. Потом стал меня гладить, целовать в шейку под ухом. Шепчет:
-Женечка, малыш, я так ебаться хочу – не могу, - а сам руку мне на член положил и массирует через брюки. Я тоже завёлся, не железный ведь! Андрей говорит ребятам:
- Мы с Женькой пойдём прогуляемся во-он за тот кустик.
И тут Митька заявляет:
- А чем вам поляна не нравится?
- Точно, - поддакивает Дэн, - кого стесняться? Здесь все свои.
- Чего, будете смотреть? – растерянно спросил Андрей.
- Ну, почему же только смотреть? Мы бы с удовольствием приняли участие, - Дэн подошел и сел рядом со мной на корточки, - если, конечно, Женька не против. А? Женёк, ты как?
Я только смущённо улыбнулся.
- Тогда снимай штанишки, - ласково проговорил Митька, расстилая на траве свою куртку. Я встал и начал расстёгивать джинсы. Дэн и Андрей мне помогали. Трусы они стали стягивать вместе с брюками. Но до конца снять джинсы я не успел: как только я стянул их с задницы, меня крепко обхватил сзади Андрей, и я почувствовал, как его член трется об мою попку. Потом его пальцы проникли между половинками и он стал смазывать мне очко (смазку захватил, подготовился, гад). Через несколько секунд он уже вошёл в меня и стал прямо вот так, стоя, дрючить меня в зад. Денис тем временем расстегнул мою рубашку и стал гладить меня по груди, нежно касаясь сосков. В это время Андрей, одной рукой продолжая прижимать меня за талию к себе, вторую опустил ниже и стал мять мне яички, иногда поглаживая член. Я уже стонал в голос. Так приятно было!
Очень скоро Андрей вышел из меня и, задрав мою рубашку, кончил мне на спину. Потом они вытерли мне спину полотенцем, сняли, наконец, джинсы и уложили на расстеленную на земле куртку. Сверху на меня лег Митяй. Он попросил, чтоб я покрепче обнял его ногами и руками, и в такой позе хорошенько отъебал меня. Я кайфовал уже до крика, когда Митька спустил мне в зад.
Потом Денис попросил меня встать "рачком". Я встал на четвереньки. Он расположился сзади и стал сношать меня, как кобель сучку. А спереди ко мне подошел Андрей и стал засовывать свой уже вновь вставший член мне в рот. Я жадно лизал его, словно он был из сахара. Так долго я мечтал о том, как возьму мужской орган в рот, что теперь не мог насытиться этим вкусом. Мои действия были неумелыми, но я с такой жадностью покрывал этот сладкий член и яйца поцелуями, так старательно работал языком вокруг ствола, что Андрей кончил раньше Дениса. Я проглотил всю его сперму до капельки. А он в знак благодарности просунул руку под меня и потрогал мой член. Этого было достаточно для того, чтобы я взорвался. Я кричал и бился в сладких конвульсиях оргазма одновременно с Дэном, который кончал мне в попку.
Без сил я рухнул на траву. Ко мне наклонился Андрей и нежно поцеловал в губы.
- А сосать-то ты толком не умеешь, - с улыбкой прошептал он мне, ласково поглаживая по голове. – Ничего, научим.
Урок надолго откладывать не стали. После того, как мы немного отдохнули и подкрепились шашлыком, мужики сказали, что пора тренироваться. Они все втроём уселись на бревно, спустив штаны. А я должен был отсосать им всем по очереди. Я сосал, а каждый из них комментировал мои действия, подсказывал, что я должен делать, чтобы ему было приятнее. Так я узнал, что нужно зубы прятать под губами, что губы надо сжимать поплотнее, и хорошо бы активнее работать языком. Постепенно что-то стало получаться. Единственное, что у меня не выходило – это держать нужную скорость. Зато я узнал их индивидуальные вкусы: где и как я должен каждого из них потрогать и поцеловать, чтобы доставить удовольствие. Сам я тоже ловил кайф от этого процесса. Размеры у всех троих были внушительными (Денис немного больше остальных, но Андрей и Митя тоже ничего себе). Вкус у каждого немного отличался. Я заставлял их кончать одного за другим, и у меня просто голова кружилась от возбуждения. Я уже не мог оторваться – всё сосал, сосал… Когда, наконец, все они кончили, Андрей рывком поднял меня с земли, усадил к себе на колени и за полминуты руками довел до оргазма.
Это был наш первый урок. В последствии они меня ещё многому научили. Эти занятия были приятны как им, так и мне. Вне постели ребята относились ко мне с нежностью и по-доброму. Всё шло замечательно.
***
Но скоро идиллия в наших отношениях дала трещину. И виновником разлада стал тот, кто и заварил всю эту кашу – Андрей. Я не знаю, почему, что я ему плохого сделал, но он относился ко мне все хуже и хуже. Я не берусь определить, когда это началось. Всё было так постепенно. Но он стал очень грубым со мной. Иногда до откровенного хамства доходил. А трахал при этом всё чаще и чаще, иногда раз по пять-шесть за день. И даже не спрашивал меня, хочу ли я – драл, как шлюху уличную.
Может быть, это не так сильно меня бы ранило, если б это был не Андрей, а кто другой. Потому что именно он с первой же ночи вызывал у меня какие-то особо сильные чувства. Помню, где-то через неделю после той самой первой ночи мы все вместе пошли на пляж. И когда Андрей, загорая, лежал на песке, я вдруг увидел у него на спине два небольших почти симметричных шрама чуть выше лопаток.
- Что это? – спросил я, слегка погладив пальцем один из них.
Андрей обернулся на меня и усмехнулся:
- Он ещё спрашивает! Это же ты мне спину рассадил в ту ночь у Дэна, не помнишь? Когда кончать начал, так ногтями впился – до крови!
- Так я под тобой кончил?
- А ты не помнишь? Подо мной, - ответил Андрей, и отвернулся как ни в чём не бывало.
"Так я и думал", - улыбнулся я про себя, но вслух этого говорить не стал.
Дело в том, что я почти всегда кончал именно под ним. Он что-то невероятное со мной делал! Я сказал, что ребята меня всему научили, но было бы правильнее сказать, что это Андрей меня всему научил. Он раздобыл где-то ключи от кладовки в подвале, и мы иногда во время работы запирались там. Друзьям он об этом не рассказывал, я тоже. Он мне показывал новые позы, учил, как правильно сосать, где какие эрогенные зоны, да что там – я целоваться-то толком не умел, он меня научил. Целовался он потрясающе – я как-то даже один раз кончил только от его поцелуя. И вообще, он просто волшебник: мог меня из практически холодного состояния в пять минут до оргазма довести! Как ему это удавалось – не знаю. У меня никогда так не получится, сколько бы он меня не учил.
Я ужасно боялся в него влюбиться. Кто угодно – только не он! Мне казалось что не только в этой компании, а на всем комбинате не найти человека, с которым бы у меня было меньше шансов быть вместе, чем с ним. Он казался мне языческим богом, сошедшим на землю. Я боялся его. Боялся тех чувств, которые он во мне вызывает. Я старался лишний раз не смотреть в его сторону (мне казалось, что достаточно посмотреть на него подольше – и не влюбиться не возможно). Я боялся с ним разговаривать. Единственное, чего я никогда не избегал – это секса с ним: на это у меня не хватило бы сил, ни моральных, ни физических. Он не трудился меня уговаривать, а просто кидал мне на пейджер (мобильные тогда ещё были не в ходу): "Спустись в подвал". И я бежал по первому его зову в эту дурацкую кладовку, будь это хоть пятый раз за день. Я чувствовал, что пропадаю, но поделать ничего не мог. А может, и не хотел. Это странное чувство. Любовь – это как прыжок с парашютом: одновременно и страшно, и упоительно.
И тут он начинает меня поддевать ни за что, ни про что. Что я ни скажу – он: "Ты-то помолчи, мелкий!". Или: "Тебе-то откуда знать? Не дорос пока". Но это были ещё мелочи. Дальше стало хуже, его обращение со мной становилось все более хамским. Например, помню, как-то сидим мы, разговариваем о том, о сём. И вот зашла речь о Тунгусском метеорите. Я сказал, что есть вероятность того, что это был, собственно, не метеорит, а комета.
- Ты-то куда лезешь, мелочь! – выдает вдруг Андрей.
- Андрюх, ну ты полегче! – вступился за меня Митя.
- Да ну его, лезет, как будто может метеорит от кометы отличить.
У меня кровь в голову бросилась.
- Если Вам угодно, Андрей Борисович, я могу объяснить, чем отличается метеорит от кометы. Только боюсь, что на самом деле Вам всё равно, знаю я это или нет.
- Это тебе всё равно, под кого ложиться, понял?
- Так, Андрюх, хватит! Чего хамишь-то на ровном месте? – уже резко оборвал его Митя.
- Дрон, в самом деле, чего завёлся-то? – поддержал Денис.
- Ладно, проехали, - уже спокойнее проговорил Андрей.
- Мы это проедем, Андрей Борисович, - ледяным тоном продолжил я, - только после того, как я услышу Ваши извинения.
Меня просто трясло, но я старался смотреть ему в глаза как можно спокойнее. Андрей молча глядел в пол. Пауза становилась тягостной. Я ожидал, что извинений либо не будет вовсе, либо они будут формальными или снова на грани хамства. Бесился ужасно. И клялся про себя, что больше никогда не лягу под этого негодяя! И вдруг он поднял на меня грустные глаза и сказал удивительно искренне:
- Жень, ты извини меня, ладно?.. Прости, занесло. Не бери в голову, договорились?
И всё. Я растёкся. На следующий день снова стонал под ним в нашей кладовке. Вообще, он из меня веревки вить мог. И я никак не мог взять в толк, почему такие перепады. Уж если я его раздражаю, то хоть бы постоянно. А тут то плюс, то минус. Вечером гуляем, прохладно стало. Он заметил, что я ежусь от холода, молча снял куртку, подошёл и накинул ее мне на плечи. Я растерянно пробормотал: "Спасибо", - а он отвернулся и бросил через плечо: "Да чё там", - причём, таким тоном – типа "отвали".
На другой день в "Каракуме" – клубе, где мы иногда бывали – он, ничего не спрашивая, взял мне моё любимое пиво – помнит, что я люблю. А часов в одиннадцать, когда я начал клевать носом, то вдруг услышал голос Андрея, обращённого к Мите:
- Слушай, надо домой валить. А то Женька устал.
А ещё через пару дней всё на 180 градусов, он опять мне хамит. Более того – я оплеуху от него схлопотал! Мы во двор вышли покурить. Денис с Митяем какой-то разговор про карбюратор всё закончить не могли. Тут Андрюха ко мне подошел, стал напротив и что-то начал рассказывать. День был солнечный и тёплый – один из последних дней "бабьего лета". Андрей стоял в солнечных лучах, и его волосы сияли, как у златовласки. А я на него смотрю и чувствую, что меня прямо ведёт, голова начинает кружиться – он такой красивый! Я, хоть и с трудом, но заставил себя оторвать взгляд от его лица. Не хотел, чтоб он по моим глазам понял, что я в него… ну… по уши. Сделав над собой усилие, я повернул голову и стал смотреть на Митьку. И тут неожиданно получаю хорошую такую затрещину! Андрей рывком поворачивает моё лицо обратно к себе и злобно шипит:
- Чё ты отворачиваешься? Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Тут Денис подскочил, стал чего-то Андрею втирать, а тот отшвырнул в сторону сигарету, развернулся и ушёл.
Митя и Денис пытались его урезонить. Я догадываюсь, что в моё отсутствие с ним была не единожды проведена воспитательная беседа. После этого случая, видимо, его ребята так пропесочили, что он неделю вёл себя почти прилично.
Но через неделю произошёл взрыв.
Мы сидели в курилке на первом этаже (на улице курить было уже холодновато). Дело было к вечеру, и народу там, кроме нас, не было. Мы с Митяем обсуждали новую печку, которую купили в нашу лабораторию, а именно: нужно ли её обивать асбестовыми панелями? Митька считал, что опасности от неё никакой, а значит, асбест не нужен. А я считал, что пожарники обязательно к этому придерутся. Поэтому хрен с ней, с опасностью, надо обивать асбестом. Андрей какое-то время молча слушал наш разговор, а потом лениво процедил:
- По инструкции на этих печках асбест должен быть обязательно.
- Ну, вот и я говорю…- начал я радостно, но Андрей грубо оборвал меня.
- Ты говоришь? Да это в любой противопожарной инструкции написано! А чё там ты говоришь – это никому не интересно, блядь, ты понял?
- Андрей! – одёрнул его Митя.
Но тот не успокоился и добавил:
- И кстати, в этой фразе "блядь" – не междометие!
Меня как холодной водой окатили. Вот, значит, что он обо мне думает! А может, и не только он. Ну, конечно, а что им ещё обо мне думать, если я сплю с ними со всеми.
- Андрей, прекрати немедленно! – рявкнул на него Митя.
- Правда, Андрюх, замолкни, - добавил Денис. А Митя обернулся ко мне:
- Женька, не слушай ты этого идиота. Ты же знаешь – его иногда заносит.
А я посмотрел на Митьку и подумал: ведь и он наверняка тоже считает меня блядью, просто из вежливости молчит. И Денис считает. Все они. Молча я вскочил и вылетел из комнаты. Уже отбежав от дверей метров на двадцать, я вдруг услышал за своей спиной оклик Андрея:
- Женя, подожди! Женька!
Но я не стал ждать. Я бежал по коридору, как ненормальный, на всех парах. Мне хотелось только одного: вырваться, вырваться из этого здания на волю, уйти отсюда навсегда, никогда больше не видеть никого из этих людей! Я ненавидел это место! Ненавидел эти стены, эти большие окна, эти лавочки в коридоре. Я ненавидел всех, кто здесь работает. Я ненавидел даже дворовую собаку Шалку, которая жила на проходной. Но больше всего я ненавидел этих трёх человек. А из этих троих особенно сильно – одного!
Я слышал, что он бежит за мной. А я бежал от него. Со всех ног. Мне хотелось оказаться за миллион километров от него! Я с разбегу влетел в гардероб. Пытался найти свою куртку, но от волнения это у меня никак не получалось. На кой черт я вообще полез за этой курткой? – бежал бы так! Но в шоке я, видимо, плохо соображал и действовал рефлекторно. Тут-то меня и догнал Андрей.
- Женька! Женечка, ну прости меня, дурака!
Я резко развернулся к нему и процедил сквозь зубы:
- Не смей подходить ко мне!
На секунду это подействовало – он замер на месте. Но через секунду стал медленно наступать на меня, пока не прижал к подоконнику. Он просил прощения снова и снова. Пытался меня обнять, но я вырывался. И на этот раз вырывался не так, как тогда на кухне у Дениса – теперь я вырывался от души! Я брыкался, как жеребёнок, а когда Андрею всё же удалось обхватить меня и прижать к себе, я лупил кулаками по его груди и плечам со всей дури! Тут он сполз куда-то вниз – и вдруг бух! – упал на колени, обхватив мои ноги руками.
Я от неожиданности даже перестал вырываться. Пялюсь на него, как тупой, и вдруг слышу – он говорит:
- Женечка, не надо, я же люблю тебя!
Ну, всё. Тушите свет, гасите фары – мы, кажется, приехали! Парень, по ходу, заговаривается? Или мне просто послышалось? Главное – вокруг народу полно. Хорошо, что мы в глубине, и нас за чужой одеждой не видно. Но если кто-нибудь сейчас в эту секцию зайдет, то тут просто картина маслом! И я уже слышу какие-то женские голоса совсем близко.
- Андрей, вставай, пожалуйста! – пытаюсь его поднять, но силёнок не хватает. – Андрюха, ну вставай, увидят же!
Я тяну его вверх за подмышки, и он, наконец, тяжело поднимается, пошатываясь, словно у него ноги из ваты. Успели в последний момент – какие-то две кумушки нарисовались в проеме между вешалками и странно на нас посмотрели. Хм, появились бы вы на пару секунд раньше – вы бы ещё не так на нас вылупились!
- Женя, - тяжело дыша, Андрей повернулся ко мне, - надо поговорить.
- Ну, давай, - соглашаюсь я.
- Не здесь. Идём.
Он крепко схватил меня за руку и потянул за собой. Когда мы вышли в коридор, я попытался вырвать руку – не удобно же, люди кругом – но он крепко держал меня, словно боялся, что убегу. Дотащил до нашей кладовки и долго не мог трясущимися руками справиться с замком. Наконец, ему это удалось, и он втолкнул меня внутрь.
Я включил свет (тускловато, но сойдет), прошёл вглубь и присел на одну из стеллажных полок. Андрей подошёл и сел рядом.
- Женя… Женечка, я знаю, что часто достаю тебя. Но я не нарочно, я этого не хочу. Это само получается. Просто… понимаешь…
- Просто я тебя раздражаю, - подсказал я свою версию.
- Ты? Ты меня раздражаешь?! – он резко повернулся ко мне. – Да я люблю тебя до одури! Я только о тебе думаю круглые сутки! Меня трясёт, когда я к тебе прикасаюсь, неужели не видно?!
Я чуть с полки на пол не свалился! Теперь-то мне уж точно не послышалось! Может, это сон?
- Я не замечал…
- Ну, я старался сдерживаться, как мог. Только ни хрена не получается. И срываюсь я на тебя только по одной причине: не могу я тебя ни с кем делить! Я от ревности скоро совсем осатанею! Да и вообще… Я по тебе с ума схожу, а смотрю на тебя и вижу, что тебе-то я нафиг не нужен.
У меня глаза все больше на лоб вылезали. Так это, оказывается, он меня любит, а я его – нет! Как много нового узнаю о себе! Я-то всю дорогу думал, что наоборот!
Андрей вскочил с полки, опустился передо мной на колени и схватил за руки.
- Женечка, пожалуйста, выслушай меня. Я знаю, ты любишь Митьку. И… он классный парень, я не спорю, он этого заслуживает. Но послушай меня. Он ведь не голубой, пойми. Ты для него только эпизод. Потом он женится, нарожает детишек и тому подобное. А что будет с тобой?
Так, теперь я, значит, ещё и Митьку люблю, а не этого зеленоглазого сукиного сына! Ну, по-о-олный копец! Я открыл, было, рот, чтобы вставить несколько тёплых слов, но Андрей накрыл мои губы своей ладонью.
- Только не перебивай меня, малыш, пожалуйста. Выслушай меня, только выслушай, ладно?.. Я знаю, что я тебе не нравлюсь. Конечно, сердцу не прикажешь. Но пойми, я очень люблю тебя. Очень-очень сильно. Я всё для тебя сделаю, только б тебе было хорошо со мной. И, может быть, со временем ты сможешь меня полюбить. Я из кожи вон лезть буду, чтобы ты был счастлив! Пожалуйста, выбери меня. Не спи больше ни с кем, умоляю! Будь моим парнем. А я изменюсь, я стану таким, как ты хочешь! Буду читать больше, стану таким же умным, как Митяй, тоже выберусь в старшие научные. Что ещё надо сделать? Я сделаю. Только будь со мной, пожалуйста! – и Андрей стал целовать мне руки, а потом еле слышно добавил: - Ну, чем я тебе так неприятен? Вроде бы, не урод…
"Это уж точно", - шепнул я без звука одними губами. Всё! Дальше этот бред слушать я был не в состоянии. И решил озвучить ту единственную мысль, которая на тот момент оказалась в моей голове:
- Дурдом на выезде!!!
Андрей, услышав это, весь сразу как-то сник и пробормотал:
- Значит, нет?
Потом отошёл и сел на пол у стены напротив с таким видом, что с него в этот момент можно было скульптуру лепить под названием "Бездна отчаяния".
- Андрюша, золотой мой, ответь мне на несколько вопросов, будь столь любезен! – елейным тоном произнёс я. - Вопрос номер раз: слушай, ты всю дорогу вёл себя так, как будто я тебя безумно раздражаю. Скажешь – не было?
- Возможно. Но я не нарочно. Я действительно от ревности просто бесился. Думаешь, легко мне было видеть, как ты им даёшь обоим? Или как ты на Митьку смотришь влюбленными глазами? А со мной даже разговаривать не хочешь…
- Так. Угу. Это понятно. Вопрос номер два: слышь, ты, Отелло хренов, ты же меня сам на троих разложил, не помнишь?
- Да уж как не помнить! Если б ты знал, как я потом об этом жалел! Ты пойми, я ведь тогда ещё не был так в тебя влюблен – я тебя и не знал толком, мы без году неделя как познакомились. Но я на тебя запал, конкретно запал. И ужасно хотел тебя трахнуть. Только я тогда уже видел, что ты в Митяя втюрился, а на меня даже и не смотришь. Я подумал, что это мой единственный шанс – ну, за компанию… На пьяную голову идея казалась хорошей. Потом-то я себе локти кусал, да поздно было.
- Так, ладно, с этим тоже разобрались. И последний на сегодня вопрос. Андрюша, скажи мне, пожалуйста, а с чего ты взял, что я влюблён в Митяя?
Это был первый вопрос, который поставил его в тупик.
- Как "с чего"? – вылупился на меня Андрей.
- Ну, что тебя навело на эту мысль, попробуй припомнить, пожалуйста. Я ему цветы дарил, серенады пел?
- Нет, серенады не пел! Ты спал с ним, помнишь?
- Я спал с вами со всеми. И чаще всего с тобой. Дальше.
- Ты с первого дня смотрел на него влюблёнными глазами.
- Я на всех на вас смотрел влюблёнными глазами ещё до того, как мы познакомились, ты сам мне говорил.
- Но на Митьку…
- Митя – классный парень, умница, интеллигент, образец для подражания. Какими глазами я на него должен был смотреть – ненавидящими? Я им восхищаюсь, но и только. Ты как-то неверно истолковал мой взгляд.
- Постой… Погоди… Ты хочешь сказать, что ты в него не влюблён?
- Ну, по-моему, я это уже сказал, но если нужно повторить, то пожалуйста: да, я в него не влюблён!
- Выходит, зря я ему завидовал… Хотя, может, и не совсем зря – на меня-то ты вообще не смотрел. Даже хуже – шарахался, как чёрт от ладана.
- А знаешь, почему я на тебя не смотрел? Я тебя боялся. И разговаривать с тобой боялся.
- Боялся? Почему?
- Ну, во-первых, с тобой разговаривать – это ж все равно, что по минному полю ходить! От тебя ж неизвестно, чего ждать! Но дело даже не в этом... Влюбляться я в тебя не хотел. Думал, что ты меня презираешь, я тебя раздражаю. Старался держаться подальше, не разговаривать, не смотреть… Я ужасно боялся в тебя влюбиться. Да что толку? Все равно влюбился.
Теперь была очередь Андрея пребывать в шоке. Не буду описывать здесь, как долго он из него выходил, и какое количество открытий мы еще высыпали на головы друг друга в этот вечер. Нам обоим всё происходящее казалось нереальным – уж слишком резко все поменялось. Мы ещё долго перетирали эту тему, пытаясь убедить друг друга. Вспоминали отдельные случаи, которые раньше понимали неверно, и объясняли их друг другу по-новому. Наконец, перешли к тому, что будет дальше. Довольно быстро пришли к консенсусу по всем вопросам. В протоколе нашего заседания в графе "принятые решения" значилось бы следующее:
1. Я с сегодняшнего вечера – парень Андрея (а он, соответственно, мой).
2. В ближайшее время он снимает квартиру, и я переезжаю к нему.
3. С этой минуты я не должен заниматься сексом ни с кем, кроме него.
4. Нам нужно трахнуться прямо сейчас!
Ну, чем мы и занялись, собственно. Он меня на пол завалил и не отпускал до тех пор, пока не слил в меня три раза подряд. Под конец у меня там уже хлюпало всё, но кайф был такой, что я опять чуть сознание не потерял. Потом мы немного отлежались, оделись и выползли из кладовки. Вышли из подвала на первый этаж, коридоры пусты – все давно разошлись, на дворе уже сумерки. Мы забрали в гардеробе свою одежду (единственное, что там оставалось) и растолкали сонного вахтёра. Выпучив на нас удивленные глаза, он проверил пропуска и выпустил нас.
Когда я вдохнул прохладный воздух на дворе комбината, то вдруг понял, что просто обожаю это место. Люблю эти стены, большие окна, лавочки в коридоре. Я люблю всех, кто здесь работает. А дворовая собака Шалка – самое милое животное на свете. Но больше всего я люблю неких трёх парней. А из этих троих особенно сильно – одного!
***
Денис с Митяем были не в восторге от наших новостей. Мы сообщили им на следующий вечер. После работы зашли прогуляться по скверику и оккупировали одну из лавочек для серьёзной беседы. Рассказывал, в основном, Андрей, я только поддакивал.
- Ну, вот, я же тебе говорил! – обернулся Митька к Дэну, когда Андрей закончил свою речь.
- Бля, я ещё и полтинник проспорил плюс ко всему, - расстроено отозвался Денис.
- Проспорил? – удивился Андрей.
- Мы вчера поспорили, когда вы унеслись. Митяй утверждал, что ты всерьёз в Женьку влюбился, а я считал, что у тебя просто очередной приступ гомофобии. Облажался. Но теперь у меня есть только один вопрос: это точно ваше общее решение? Или только твоё?
- Конечно, общее! – взвился Андрей, но тут к Дэну присоединился Митька:
- Андрюх, ты извини, но мы хотели бы от Женьки это услышать.
Прежде, чем я успел ответить, Митяй сделал шаг ко мне, подошёл совсем близко и, нежно обхватив руками мое лицо, заглянул в глаза.
- Женечка, ты действительно этого хочешь?
- Да, - без раздумий ответил я.
- И никакого давления не было?
- Да нет же!
-…Ты счастлив? – чуть помедлив, спросил Митя.
Вместо ответа я лишь улыбнулся ему блаженной улыбкой.
- Ну, вот и хорошо, - он погладил меня по волосам и снова сел на лавку. – Если так… ну, что ж, я поздравляю вас ребята. Всё правильно, всё так и надо, вы молодцы… Совет да любовь. А сейчас вы идите, а мы тут посидим ещё немного, обдумаем услышанное.
- Мужики, но только без обид, ладно? – спросил Андрей.
- Без обид. Идите, идите.
Когда мы отошли немного от скамейки, я услышал, как Денис процедил сквозь зубы: "Чёрт!". Что ему на это ответил Митяй, мне расслышать уже не удалось.
Я бросил вопросительный взгляд на Андрея.
- Что, не думал, что они так сильно расстроятся?
Я кивнул.
- Они ведь тоже немножко в тебя влюблены, - вдруг выдал Андрей, - не так, как я, конечно, но тоже неравнодушны.
После этих слов я обернулся и посмотрел на ребят с таким сожалением, что Андрей взорвался:
- Что, так жалко их?! Может, вернёшься и скажешь, что передумал?! И снова будешь стлаться под них, как шлюха!
- Андрюш, ну не надо так, - тихо попросил я, и он сразу успокоился.
- Ладно, Женёк. Поедем ко мне. Запрёмся в моей комнате, и я тебя оттрахаю за всех троих.
Так он с тех пор и делает. Мы давно уже вместе, но этот балван по-прежнему ревнует меня к каждому фонарному столбу. Устраивает мне бурные сцены ревности (пару раз я даже с фингалами потом ходил), а после сам же вымаливает прощение. И трахает по нескольку раз в день. Откуда у парня столько сил – я не знаю. Мне сначала было тяжеловато, но потом привык. Теперь даже не представляю, как можно уснуть без секса или утром не перепихнуться перед завтраком.
Митька и Дэн, в конце концов, оба женились. Иногда, тайком от Андрея, я им все-таки давал. Правда, после женитьбы Митька перестал ко мне лезть, и мы остались только друзьями. А Денис и сейчас периодически меня затаскивает в какой-нибудь уголок. Да и не только Денис.
Ничего не подумайте, я очень люблю Андрея. Он – мой муж, он всегда будет самым главным человеком для меня, и я ни на кого его не променяю. Но его ревность в определенном смысле оправдана: уж кто-кто, а Андрюха-то знает, что я – не недотрога.
С той ночи на квартире Дениса наша жизнь потекла несколько по-новому. Мои друзья действительно не стали хуже ко мне относиться. Даже лучше. Но и сказать, что всё осталось по-прежнему, нельзя. Потому что они стали трахать меня почти каждый день.
Я почему-то думал, что когда выйдем на работу, пьяная блажь выйдет у них из головы, и вся эта история постепенно забудется. Но уже на следующий день вместо работы ребята позвали меня на пикник. Митька договорился на комбинате, чтоб нам всем дали отгулы – и айда в лес, благо он совсем рядом. Я согласился с радостью: хотел посмотреть, какими теперь будут наши отношения. И был счастлив убедился, что ничего не изменилось. Вернее, изменилось, но в лучшую сторону. Ребята относились ко мне даже более уважительно, чем раньше. Мы с удовольствием болтали, и ничего унизительного в их обращении со мной не появилось. Более того, они опекали меня, как ребёнка. Лучшее место у костра и первый кусочек шашлыка почему-то достались мне. Но на этом приятные сюрпризы не кончились. Потому что на этой же полянке они меня и отымели.
Начал это всё, конечно же, Андрей. Я сижу на травке, жую шашлык. Он подошёл, сел сзади и весь прижался ко мне – даже пожрать толком не дал, сволочь. Потом стал меня гладить, целовать в шейку под ухом. Шепчет:
-Женечка, малыш, я так ебаться хочу – не могу, - а сам руку мне на член положил и массирует через брюки. Я тоже завёлся, не железный ведь! Андрей говорит ребятам:
- Мы с Женькой пойдём прогуляемся во-он за тот кустик.
И тут Митька заявляет:
- А чем вам поляна не нравится?
- Точно, - поддакивает Дэн, - кого стесняться? Здесь все свои.
- Чего, будете смотреть? – растерянно спросил Андрей.
- Ну, почему же только смотреть? Мы бы с удовольствием приняли участие, - Дэн подошел и сел рядом со мной на корточки, - если, конечно, Женька не против. А? Женёк, ты как?
Я только смущённо улыбнулся.
- Тогда снимай штанишки, - ласково проговорил Митька, расстилая на траве свою куртку. Я встал и начал расстёгивать джинсы. Дэн и Андрей мне помогали. Трусы они стали стягивать вместе с брюками. Но до конца снять джинсы я не успел: как только я стянул их с задницы, меня крепко обхватил сзади Андрей, и я почувствовал, как его член трется об мою попку. Потом его пальцы проникли между половинками и он стал смазывать мне очко (смазку захватил, подготовился, гад). Через несколько секунд он уже вошёл в меня и стал прямо вот так, стоя, дрючить меня в зад. Денис тем временем расстегнул мою рубашку и стал гладить меня по груди, нежно касаясь сосков. В это время Андрей, одной рукой продолжая прижимать меня за талию к себе, вторую опустил ниже и стал мять мне яички, иногда поглаживая член. Я уже стонал в голос. Так приятно было!
Очень скоро Андрей вышел из меня и, задрав мою рубашку, кончил мне на спину. Потом они вытерли мне спину полотенцем, сняли, наконец, джинсы и уложили на расстеленную на земле куртку. Сверху на меня лег Митяй. Он попросил, чтоб я покрепче обнял его ногами и руками, и в такой позе хорошенько отъебал меня. Я кайфовал уже до крика, когда Митька спустил мне в зад.
Потом Денис попросил меня встать "рачком". Я встал на четвереньки. Он расположился сзади и стал сношать меня, как кобель сучку. А спереди ко мне подошел Андрей и стал засовывать свой уже вновь вставший член мне в рот. Я жадно лизал его, словно он был из сахара. Так долго я мечтал о том, как возьму мужской орган в рот, что теперь не мог насытиться этим вкусом. Мои действия были неумелыми, но я с такой жадностью покрывал этот сладкий член и яйца поцелуями, так старательно работал языком вокруг ствола, что Андрей кончил раньше Дениса. Я проглотил всю его сперму до капельки. А он в знак благодарности просунул руку под меня и потрогал мой член. Этого было достаточно для того, чтобы я взорвался. Я кричал и бился в сладких конвульсиях оргазма одновременно с Дэном, который кончал мне в попку.
Без сил я рухнул на траву. Ко мне наклонился Андрей и нежно поцеловал в губы.
- А сосать-то ты толком не умеешь, - с улыбкой прошептал он мне, ласково поглаживая по голове. – Ничего, научим.
Урок надолго откладывать не стали. После того, как мы немного отдохнули и подкрепились шашлыком, мужики сказали, что пора тренироваться. Они все втроём уселись на бревно, спустив штаны. А я должен был отсосать им всем по очереди. Я сосал, а каждый из них комментировал мои действия, подсказывал, что я должен делать, чтобы ему было приятнее. Так я узнал, что нужно зубы прятать под губами, что губы надо сжимать поплотнее, и хорошо бы активнее работать языком. Постепенно что-то стало получаться. Единственное, что у меня не выходило – это держать нужную скорость. Зато я узнал их индивидуальные вкусы: где и как я должен каждого из них потрогать и поцеловать, чтобы доставить удовольствие. Сам я тоже ловил кайф от этого процесса. Размеры у всех троих были внушительными (Денис немного больше остальных, но Андрей и Митя тоже ничего себе). Вкус у каждого немного отличался. Я заставлял их кончать одного за другим, и у меня просто голова кружилась от возбуждения. Я уже не мог оторваться – всё сосал, сосал… Когда, наконец, все они кончили, Андрей рывком поднял меня с земли, усадил к себе на колени и за полминуты руками довел до оргазма.
Это был наш первый урок. В последствии они меня ещё многому научили. Эти занятия были приятны как им, так и мне. Вне постели ребята относились ко мне с нежностью и по-доброму. Всё шло замечательно.
***
Но скоро идиллия в наших отношениях дала трещину. И виновником разлада стал тот, кто и заварил всю эту кашу – Андрей. Я не знаю, почему, что я ему плохого сделал, но он относился ко мне все хуже и хуже. Я не берусь определить, когда это началось. Всё было так постепенно. Но он стал очень грубым со мной. Иногда до откровенного хамства доходил. А трахал при этом всё чаще и чаще, иногда раз по пять-шесть за день. И даже не спрашивал меня, хочу ли я – драл, как шлюху уличную.
Может быть, это не так сильно меня бы ранило, если б это был не Андрей, а кто другой. Потому что именно он с первой же ночи вызывал у меня какие-то особо сильные чувства. Помню, где-то через неделю после той самой первой ночи мы все вместе пошли на пляж. И когда Андрей, загорая, лежал на песке, я вдруг увидел у него на спине два небольших почти симметричных шрама чуть выше лопаток.
- Что это? – спросил я, слегка погладив пальцем один из них.
Андрей обернулся на меня и усмехнулся:
- Он ещё спрашивает! Это же ты мне спину рассадил в ту ночь у Дэна, не помнишь? Когда кончать начал, так ногтями впился – до крови!
- Так я под тобой кончил?
- А ты не помнишь? Подо мной, - ответил Андрей, и отвернулся как ни в чём не бывало.
"Так я и думал", - улыбнулся я про себя, но вслух этого говорить не стал.
Дело в том, что я почти всегда кончал именно под ним. Он что-то невероятное со мной делал! Я сказал, что ребята меня всему научили, но было бы правильнее сказать, что это Андрей меня всему научил. Он раздобыл где-то ключи от кладовки в подвале, и мы иногда во время работы запирались там. Друзьям он об этом не рассказывал, я тоже. Он мне показывал новые позы, учил, как правильно сосать, где какие эрогенные зоны, да что там – я целоваться-то толком не умел, он меня научил. Целовался он потрясающе – я как-то даже один раз кончил только от его поцелуя. И вообще, он просто волшебник: мог меня из практически холодного состояния в пять минут до оргазма довести! Как ему это удавалось – не знаю. У меня никогда так не получится, сколько бы он меня не учил.
Я ужасно боялся в него влюбиться. Кто угодно – только не он! Мне казалось что не только в этой компании, а на всем комбинате не найти человека, с которым бы у меня было меньше шансов быть вместе, чем с ним. Он казался мне языческим богом, сошедшим на землю. Я боялся его. Боялся тех чувств, которые он во мне вызывает. Я старался лишний раз не смотреть в его сторону (мне казалось, что достаточно посмотреть на него подольше – и не влюбиться не возможно). Я боялся с ним разговаривать. Единственное, чего я никогда не избегал – это секса с ним: на это у меня не хватило бы сил, ни моральных, ни физических. Он не трудился меня уговаривать, а просто кидал мне на пейджер (мобильные тогда ещё были не в ходу): "Спустись в подвал". И я бежал по первому его зову в эту дурацкую кладовку, будь это хоть пятый раз за день. Я чувствовал, что пропадаю, но поделать ничего не мог. А может, и не хотел. Это странное чувство. Любовь – это как прыжок с парашютом: одновременно и страшно, и упоительно.
И тут он начинает меня поддевать ни за что, ни про что. Что я ни скажу – он: "Ты-то помолчи, мелкий!". Или: "Тебе-то откуда знать? Не дорос пока". Но это были ещё мелочи. Дальше стало хуже, его обращение со мной становилось все более хамским. Например, помню, как-то сидим мы, разговариваем о том, о сём. И вот зашла речь о Тунгусском метеорите. Я сказал, что есть вероятность того, что это был, собственно, не метеорит, а комета.
- Ты-то куда лезешь, мелочь! – выдает вдруг Андрей.
- Андрюх, ну ты полегче! – вступился за меня Митя.
- Да ну его, лезет, как будто может метеорит от кометы отличить.
У меня кровь в голову бросилась.
- Если Вам угодно, Андрей Борисович, я могу объяснить, чем отличается метеорит от кометы. Только боюсь, что на самом деле Вам всё равно, знаю я это или нет.
- Это тебе всё равно, под кого ложиться, понял?
- Так, Андрюх, хватит! Чего хамишь-то на ровном месте? – уже резко оборвал его Митя.
- Дрон, в самом деле, чего завёлся-то? – поддержал Денис.
- Ладно, проехали, - уже спокойнее проговорил Андрей.
- Мы это проедем, Андрей Борисович, - ледяным тоном продолжил я, - только после того, как я услышу Ваши извинения.
Меня просто трясло, но я старался смотреть ему в глаза как можно спокойнее. Андрей молча глядел в пол. Пауза становилась тягостной. Я ожидал, что извинений либо не будет вовсе, либо они будут формальными или снова на грани хамства. Бесился ужасно. И клялся про себя, что больше никогда не лягу под этого негодяя! И вдруг он поднял на меня грустные глаза и сказал удивительно искренне:
- Жень, ты извини меня, ладно?.. Прости, занесло. Не бери в голову, договорились?
И всё. Я растёкся. На следующий день снова стонал под ним в нашей кладовке. Вообще, он из меня веревки вить мог. И я никак не мог взять в толк, почему такие перепады. Уж если я его раздражаю, то хоть бы постоянно. А тут то плюс, то минус. Вечером гуляем, прохладно стало. Он заметил, что я ежусь от холода, молча снял куртку, подошёл и накинул ее мне на плечи. Я растерянно пробормотал: "Спасибо", - а он отвернулся и бросил через плечо: "Да чё там", - причём, таким тоном – типа "отвали".
На другой день в "Каракуме" – клубе, где мы иногда бывали – он, ничего не спрашивая, взял мне моё любимое пиво – помнит, что я люблю. А часов в одиннадцать, когда я начал клевать носом, то вдруг услышал голос Андрея, обращённого к Мите:
- Слушай, надо домой валить. А то Женька устал.
А ещё через пару дней всё на 180 градусов, он опять мне хамит. Более того – я оплеуху от него схлопотал! Мы во двор вышли покурить. Денис с Митяем какой-то разговор про карбюратор всё закончить не могли. Тут Андрюха ко мне подошел, стал напротив и что-то начал рассказывать. День был солнечный и тёплый – один из последних дней "бабьего лета". Андрей стоял в солнечных лучах, и его волосы сияли, как у златовласки. А я на него смотрю и чувствую, что меня прямо ведёт, голова начинает кружиться – он такой красивый! Я, хоть и с трудом, но заставил себя оторвать взгляд от его лица. Не хотел, чтоб он по моим глазам понял, что я в него… ну… по уши. Сделав над собой усилие, я повернул голову и стал смотреть на Митьку. И тут неожиданно получаю хорошую такую затрещину! Андрей рывком поворачивает моё лицо обратно к себе и злобно шипит:
- Чё ты отворачиваешься? Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Тут Денис подскочил, стал чего-то Андрею втирать, а тот отшвырнул в сторону сигарету, развернулся и ушёл.
Митя и Денис пытались его урезонить. Я догадываюсь, что в моё отсутствие с ним была не единожды проведена воспитательная беседа. После этого случая, видимо, его ребята так пропесочили, что он неделю вёл себя почти прилично.
Но через неделю произошёл взрыв.
Мы сидели в курилке на первом этаже (на улице курить было уже холодновато). Дело было к вечеру, и народу там, кроме нас, не было. Мы с Митяем обсуждали новую печку, которую купили в нашу лабораторию, а именно: нужно ли её обивать асбестовыми панелями? Митька считал, что опасности от неё никакой, а значит, асбест не нужен. А я считал, что пожарники обязательно к этому придерутся. Поэтому хрен с ней, с опасностью, надо обивать асбестом. Андрей какое-то время молча слушал наш разговор, а потом лениво процедил:
- По инструкции на этих печках асбест должен быть обязательно.
- Ну, вот и я говорю…- начал я радостно, но Андрей грубо оборвал меня.
- Ты говоришь? Да это в любой противопожарной инструкции написано! А чё там ты говоришь – это никому не интересно, блядь, ты понял?
- Андрей! – одёрнул его Митя.
Но тот не успокоился и добавил:
- И кстати, в этой фразе "блядь" – не междометие!
Меня как холодной водой окатили. Вот, значит, что он обо мне думает! А может, и не только он. Ну, конечно, а что им ещё обо мне думать, если я сплю с ними со всеми.
- Андрей, прекрати немедленно! – рявкнул на него Митя.
- Правда, Андрюх, замолкни, - добавил Денис. А Митя обернулся ко мне:
- Женька, не слушай ты этого идиота. Ты же знаешь – его иногда заносит.
А я посмотрел на Митьку и подумал: ведь и он наверняка тоже считает меня блядью, просто из вежливости молчит. И Денис считает. Все они. Молча я вскочил и вылетел из комнаты. Уже отбежав от дверей метров на двадцать, я вдруг услышал за своей спиной оклик Андрея:
- Женя, подожди! Женька!
Но я не стал ждать. Я бежал по коридору, как ненормальный, на всех парах. Мне хотелось только одного: вырваться, вырваться из этого здания на волю, уйти отсюда навсегда, никогда больше не видеть никого из этих людей! Я ненавидел это место! Ненавидел эти стены, эти большие окна, эти лавочки в коридоре. Я ненавидел всех, кто здесь работает. Я ненавидел даже дворовую собаку Шалку, которая жила на проходной. Но больше всего я ненавидел этих трёх человек. А из этих троих особенно сильно – одного!
Я слышал, что он бежит за мной. А я бежал от него. Со всех ног. Мне хотелось оказаться за миллион километров от него! Я с разбегу влетел в гардероб. Пытался найти свою куртку, но от волнения это у меня никак не получалось. На кой черт я вообще полез за этой курткой? – бежал бы так! Но в шоке я, видимо, плохо соображал и действовал рефлекторно. Тут-то меня и догнал Андрей.
- Женька! Женечка, ну прости меня, дурака!
Я резко развернулся к нему и процедил сквозь зубы:
- Не смей подходить ко мне!
На секунду это подействовало – он замер на месте. Но через секунду стал медленно наступать на меня, пока не прижал к подоконнику. Он просил прощения снова и снова. Пытался меня обнять, но я вырывался. И на этот раз вырывался не так, как тогда на кухне у Дениса – теперь я вырывался от души! Я брыкался, как жеребёнок, а когда Андрею всё же удалось обхватить меня и прижать к себе, я лупил кулаками по его груди и плечам со всей дури! Тут он сполз куда-то вниз – и вдруг бух! – упал на колени, обхватив мои ноги руками.
Я от неожиданности даже перестал вырываться. Пялюсь на него, как тупой, и вдруг слышу – он говорит:
- Женечка, не надо, я же люблю тебя!
Ну, всё. Тушите свет, гасите фары – мы, кажется, приехали! Парень, по ходу, заговаривается? Или мне просто послышалось? Главное – вокруг народу полно. Хорошо, что мы в глубине, и нас за чужой одеждой не видно. Но если кто-нибудь сейчас в эту секцию зайдет, то тут просто картина маслом! И я уже слышу какие-то женские голоса совсем близко.
- Андрей, вставай, пожалуйста! – пытаюсь его поднять, но силёнок не хватает. – Андрюха, ну вставай, увидят же!
Я тяну его вверх за подмышки, и он, наконец, тяжело поднимается, пошатываясь, словно у него ноги из ваты. Успели в последний момент – какие-то две кумушки нарисовались в проеме между вешалками и странно на нас посмотрели. Хм, появились бы вы на пару секунд раньше – вы бы ещё не так на нас вылупились!
- Женя, - тяжело дыша, Андрей повернулся ко мне, - надо поговорить.
- Ну, давай, - соглашаюсь я.
- Не здесь. Идём.
Он крепко схватил меня за руку и потянул за собой. Когда мы вышли в коридор, я попытался вырвать руку – не удобно же, люди кругом – но он крепко держал меня, словно боялся, что убегу. Дотащил до нашей кладовки и долго не мог трясущимися руками справиться с замком. Наконец, ему это удалось, и он втолкнул меня внутрь.
Я включил свет (тускловато, но сойдет), прошёл вглубь и присел на одну из стеллажных полок. Андрей подошёл и сел рядом.
- Женя… Женечка, я знаю, что часто достаю тебя. Но я не нарочно, я этого не хочу. Это само получается. Просто… понимаешь…
- Просто я тебя раздражаю, - подсказал я свою версию.
- Ты? Ты меня раздражаешь?! – он резко повернулся ко мне. – Да я люблю тебя до одури! Я только о тебе думаю круглые сутки! Меня трясёт, когда я к тебе прикасаюсь, неужели не видно?!
Я чуть с полки на пол не свалился! Теперь-то мне уж точно не послышалось! Может, это сон?
- Я не замечал…
- Ну, я старался сдерживаться, как мог. Только ни хрена не получается. И срываюсь я на тебя только по одной причине: не могу я тебя ни с кем делить! Я от ревности скоро совсем осатанею! Да и вообще… Я по тебе с ума схожу, а смотрю на тебя и вижу, что тебе-то я нафиг не нужен.
У меня глаза все больше на лоб вылезали. Так это, оказывается, он меня любит, а я его – нет! Как много нового узнаю о себе! Я-то всю дорогу думал, что наоборот!
Андрей вскочил с полки, опустился передо мной на колени и схватил за руки.
- Женечка, пожалуйста, выслушай меня. Я знаю, ты любишь Митьку. И… он классный парень, я не спорю, он этого заслуживает. Но послушай меня. Он ведь не голубой, пойми. Ты для него только эпизод. Потом он женится, нарожает детишек и тому подобное. А что будет с тобой?
Так, теперь я, значит, ещё и Митьку люблю, а не этого зеленоглазого сукиного сына! Ну, по-о-олный копец! Я открыл, было, рот, чтобы вставить несколько тёплых слов, но Андрей накрыл мои губы своей ладонью.
- Только не перебивай меня, малыш, пожалуйста. Выслушай меня, только выслушай, ладно?.. Я знаю, что я тебе не нравлюсь. Конечно, сердцу не прикажешь. Но пойми, я очень люблю тебя. Очень-очень сильно. Я всё для тебя сделаю, только б тебе было хорошо со мной. И, может быть, со временем ты сможешь меня полюбить. Я из кожи вон лезть буду, чтобы ты был счастлив! Пожалуйста, выбери меня. Не спи больше ни с кем, умоляю! Будь моим парнем. А я изменюсь, я стану таким, как ты хочешь! Буду читать больше, стану таким же умным, как Митяй, тоже выберусь в старшие научные. Что ещё надо сделать? Я сделаю. Только будь со мной, пожалуйста! – и Андрей стал целовать мне руки, а потом еле слышно добавил: - Ну, чем я тебе так неприятен? Вроде бы, не урод…
"Это уж точно", - шепнул я без звука одними губами. Всё! Дальше этот бред слушать я был не в состоянии. И решил озвучить ту единственную мысль, которая на тот момент оказалась в моей голове:
- Дурдом на выезде!!!
Андрей, услышав это, весь сразу как-то сник и пробормотал:
- Значит, нет?
Потом отошёл и сел на пол у стены напротив с таким видом, что с него в этот момент можно было скульптуру лепить под названием "Бездна отчаяния".
- Андрюша, золотой мой, ответь мне на несколько вопросов, будь столь любезен! – елейным тоном произнёс я. - Вопрос номер раз: слушай, ты всю дорогу вёл себя так, как будто я тебя безумно раздражаю. Скажешь – не было?
- Возможно. Но я не нарочно. Я действительно от ревности просто бесился. Думаешь, легко мне было видеть, как ты им даёшь обоим? Или как ты на Митьку смотришь влюбленными глазами? А со мной даже разговаривать не хочешь…
- Так. Угу. Это понятно. Вопрос номер два: слышь, ты, Отелло хренов, ты же меня сам на троих разложил, не помнишь?
- Да уж как не помнить! Если б ты знал, как я потом об этом жалел! Ты пойми, я ведь тогда ещё не был так в тебя влюблен – я тебя и не знал толком, мы без году неделя как познакомились. Но я на тебя запал, конкретно запал. И ужасно хотел тебя трахнуть. Только я тогда уже видел, что ты в Митяя втюрился, а на меня даже и не смотришь. Я подумал, что это мой единственный шанс – ну, за компанию… На пьяную голову идея казалась хорошей. Потом-то я себе локти кусал, да поздно было.
- Так, ладно, с этим тоже разобрались. И последний на сегодня вопрос. Андрюша, скажи мне, пожалуйста, а с чего ты взял, что я влюблён в Митяя?
Это был первый вопрос, который поставил его в тупик.
- Как "с чего"? – вылупился на меня Андрей.
- Ну, что тебя навело на эту мысль, попробуй припомнить, пожалуйста. Я ему цветы дарил, серенады пел?
- Нет, серенады не пел! Ты спал с ним, помнишь?
- Я спал с вами со всеми. И чаще всего с тобой. Дальше.
- Ты с первого дня смотрел на него влюблёнными глазами.
- Я на всех на вас смотрел влюблёнными глазами ещё до того, как мы познакомились, ты сам мне говорил.
- Но на Митьку…
- Митя – классный парень, умница, интеллигент, образец для подражания. Какими глазами я на него должен был смотреть – ненавидящими? Я им восхищаюсь, но и только. Ты как-то неверно истолковал мой взгляд.
- Постой… Погоди… Ты хочешь сказать, что ты в него не влюблён?
- Ну, по-моему, я это уже сказал, но если нужно повторить, то пожалуйста: да, я в него не влюблён!
- Выходит, зря я ему завидовал… Хотя, может, и не совсем зря – на меня-то ты вообще не смотрел. Даже хуже – шарахался, как чёрт от ладана.
- А знаешь, почему я на тебя не смотрел? Я тебя боялся. И разговаривать с тобой боялся.
- Боялся? Почему?
- Ну, во-первых, с тобой разговаривать – это ж все равно, что по минному полю ходить! От тебя ж неизвестно, чего ждать! Но дело даже не в этом... Влюбляться я в тебя не хотел. Думал, что ты меня презираешь, я тебя раздражаю. Старался держаться подальше, не разговаривать, не смотреть… Я ужасно боялся в тебя влюбиться. Да что толку? Все равно влюбился.
Теперь была очередь Андрея пребывать в шоке. Не буду описывать здесь, как долго он из него выходил, и какое количество открытий мы еще высыпали на головы друг друга в этот вечер. Нам обоим всё происходящее казалось нереальным – уж слишком резко все поменялось. Мы ещё долго перетирали эту тему, пытаясь убедить друг друга. Вспоминали отдельные случаи, которые раньше понимали неверно, и объясняли их друг другу по-новому. Наконец, перешли к тому, что будет дальше. Довольно быстро пришли к консенсусу по всем вопросам. В протоколе нашего заседания в графе "принятые решения" значилось бы следующее:
1. Я с сегодняшнего вечера – парень Андрея (а он, соответственно, мой).
2. В ближайшее время он снимает квартиру, и я переезжаю к нему.
3. С этой минуты я не должен заниматься сексом ни с кем, кроме него.
4. Нам нужно трахнуться прямо сейчас!
Ну, чем мы и занялись, собственно. Он меня на пол завалил и не отпускал до тех пор, пока не слил в меня три раза подряд. Под конец у меня там уже хлюпало всё, но кайф был такой, что я опять чуть сознание не потерял. Потом мы немного отлежались, оделись и выползли из кладовки. Вышли из подвала на первый этаж, коридоры пусты – все давно разошлись, на дворе уже сумерки. Мы забрали в гардеробе свою одежду (единственное, что там оставалось) и растолкали сонного вахтёра. Выпучив на нас удивленные глаза, он проверил пропуска и выпустил нас.
Когда я вдохнул прохладный воздух на дворе комбината, то вдруг понял, что просто обожаю это место. Люблю эти стены, большие окна, лавочки в коридоре. Я люблю всех, кто здесь работает. А дворовая собака Шалка – самое милое животное на свете. Но больше всего я люблю неких трёх парней. А из этих троих особенно сильно – одного!
***
Денис с Митяем были не в восторге от наших новостей. Мы сообщили им на следующий вечер. После работы зашли прогуляться по скверику и оккупировали одну из лавочек для серьёзной беседы. Рассказывал, в основном, Андрей, я только поддакивал.
- Ну, вот, я же тебе говорил! – обернулся Митька к Дэну, когда Андрей закончил свою речь.
- Бля, я ещё и полтинник проспорил плюс ко всему, - расстроено отозвался Денис.
- Проспорил? – удивился Андрей.
- Мы вчера поспорили, когда вы унеслись. Митяй утверждал, что ты всерьёз в Женьку влюбился, а я считал, что у тебя просто очередной приступ гомофобии. Облажался. Но теперь у меня есть только один вопрос: это точно ваше общее решение? Или только твоё?
- Конечно, общее! – взвился Андрей, но тут к Дэну присоединился Митька:
- Андрюх, ты извини, но мы хотели бы от Женьки это услышать.
Прежде, чем я успел ответить, Митяй сделал шаг ко мне, подошёл совсем близко и, нежно обхватив руками мое лицо, заглянул в глаза.
- Женечка, ты действительно этого хочешь?
- Да, - без раздумий ответил я.
- И никакого давления не было?
- Да нет же!
-…Ты счастлив? – чуть помедлив, спросил Митя.
Вместо ответа я лишь улыбнулся ему блаженной улыбкой.
- Ну, вот и хорошо, - он погладил меня по волосам и снова сел на лавку. – Если так… ну, что ж, я поздравляю вас ребята. Всё правильно, всё так и надо, вы молодцы… Совет да любовь. А сейчас вы идите, а мы тут посидим ещё немного, обдумаем услышанное.
- Мужики, но только без обид, ладно? – спросил Андрей.
- Без обид. Идите, идите.
Когда мы отошли немного от скамейки, я услышал, как Денис процедил сквозь зубы: "Чёрт!". Что ему на это ответил Митяй, мне расслышать уже не удалось.
Я бросил вопросительный взгляд на Андрея.
- Что, не думал, что они так сильно расстроятся?
Я кивнул.
- Они ведь тоже немножко в тебя влюблены, - вдруг выдал Андрей, - не так, как я, конечно, но тоже неравнодушны.
После этих слов я обернулся и посмотрел на ребят с таким сожалением, что Андрей взорвался:
- Что, так жалко их?! Может, вернёшься и скажешь, что передумал?! И снова будешь стлаться под них, как шлюха!
- Андрюш, ну не надо так, - тихо попросил я, и он сразу успокоился.
- Ладно, Женёк. Поедем ко мне. Запрёмся в моей комнате, и я тебя оттрахаю за всех троих.
Так он с тех пор и делает. Мы давно уже вместе, но этот балван по-прежнему ревнует меня к каждому фонарному столбу. Устраивает мне бурные сцены ревности (пару раз я даже с фингалами потом ходил), а после сам же вымаливает прощение. И трахает по нескольку раз в день. Откуда у парня столько сил – я не знаю. Мне сначала было тяжеловато, но потом привык. Теперь даже не представляю, как можно уснуть без секса или утром не перепихнуться перед завтраком.
Митька и Дэн, в конце концов, оба женились. Иногда, тайком от Андрея, я им все-таки давал. Правда, после женитьбы Митька перестал ко мне лезть, и мы остались только друзьями. А Денис и сейчас периодически меня затаскивает в какой-нибудь уголок. Да и не только Денис.
Ничего не подумайте, я очень люблю Андрея. Он – мой муж, он всегда будет самым главным человеком для меня, и я ни на кого его не променяю. Но его ревность в определенном смысле оправдана: уж кто-кто, а Андрюха-то знает, что я – не недотрога.
Название: «Трио, квартет, дуэт»
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, групповой секс, сомнительное согласие, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Три самых красивых парня на комбинате - ну как не восхищаться этой троицей со стороны? Как не любоваться, не следить за ними тайком? Женя был уверен, что они его не замечают. Но оказалось, что это не так.
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
1-я часть рассказа
Когда мне было 16, я, как и все, учился в 10 классе. Но закончить его, а уж тем более перевестись в 11 мне была не судьба. Школа-то – черт с ней. Но история, из-за которой я её бросил, до сих пор вспоминается мне как какой-то кошмар. Особенно родителей было жалко. Короче, в школе узнали, что я голубой. Я сам виноват: имел глупость запасть на одного старшеклассника, полез к нему, а он мало того, что избил – ещё и разболтал всей школе. На меня пальцами показывали. Почти все друзья здороваться перестали. Даже девчонки хихикали за спиной. Но самое поганое началось, когда дошло до директора, и он вызвал моих родителей в школу. У отца был шок, мама меня защищала, хотя ночами тоже плакала в подушку. Никогда не забуду вечер после их визита к директору. Отец сидел в кресле, мрачно уставившись в одну точку и не удостаивая меня взглядом. А мама плакала и всё повторяла: "Женечка, как же так, как же так?". Короче, устроил я и себе, и своей семье именины сердца – ничего не скажешь.
Из школы я ушёл – пошли они все на хрен! Хватит с меня аттестата о неоконченном среднем образовании. На работу возьмут – и ладно. Мать меня устроила на наш городской химкомбинат (у нее там знакомая в отделе кадров, вот меня и взяли младшим лаборантом, благо оценки по химии у меня всегда были отличные).
Вот тогда-то я и повстречался с ними.
Денис, Митя и Андрей. Эта троица повсюду появлялась вместе. Они втроём ходили на комбинатовские дискотеки, ездили вместе на какие-то рок-концерты, ходили в походы, даже девок клеили вместе (надеюсь, хоть спали с ними потом по отдельности). При этом работали они в разных лабораториях, но частенько забегали друг к другу в гости. Так случилось, что в лаборатории, куда меня направили, работал один из них – Митя. И в нашей лаборатории они тусовались чаще всего – у нас начальник был адекватный. Митя (или Митяй, как его называли друзья) был уже старшим научным сотрудником и, говорят, подавал большие надежды. А я всего лишь младший помощник старшего дворника, я и заговорить-то с ним боялся. Для меня он был Дмитрий Сергеевич. И никаких плоских мыслей на его счет, как и на счет его друзей, у меня не было. Я просто любил на них смотреть.
Они были старше меня – им было уже лет по 25, если не больше, а мне только 16. Спортивные, сильные, видно, качались где-то. Красивые все. Особенно Андрей. Красив, как бог: глаза миндалевидные, зелёные – обалдеть! – и волосы золотые, почти до плеч. Всегда завидовал людям с длинными волосами – мне-то самому только чёлку до глаз удалось отстоять, ничего более радикального в школе не допускалось. Короче, от Андрея невозможно было глаз отвести. Остальные немногим ему уступали. Я ни о чем не думал тогда, просто любовался ими и завидовал. Завидовал тому, какие они красивые, умные, а главное – завидовал их дружбе. Как бы мне хотелось хоть на денёк оказаться на месте любого их них! Просто ощутить себя частью такой компании, быть рядом с этими полубогами… Но я не смел об этом и мечтать. Просто пялился на них украдкой, а если встречался с кем-нибудь из них взглядом – сразу краснел и отводил глаза.
Постепенно это моё желание смотреть на них стало навязчивым. Я стал таскаться на дискотеки вслед за ними (я не танцевал, а просто усаживался в углу и любовался на них). Я садился поближе к ним в столовой, тихонько ходил за ними по коридорам комбината и т.д., и т.п.. Короче, вел себя как последний идиот. Самое интересное – я был уверен, что они меня не замечают. А с чего им меня замечать? Чтобы тебя заметили, нужно быть кем-то. А я – ноль, пустое место. Для таких, как они, я – невидимка. А то, что они часто на меня оборачиваться стали, так это случайность.
***
Шёл самый обычный рабочий день, когда я возился с горой грязных пробирок на своем столе. Вдруг Митя (то есть Дмитрий Сергеевич) окликнул меня:
- Евгений, ты сейчас очень занят?
- Да нет, ничего особенно важного, - ответил я, и сам смутился от этого ответа: как будто у меня когда-нибудь бывает что-то "особенно важное".
- Тогда можешь помочь? А то я не успеваю. Раствор один нужно приготовить. Только он сложный. Справишься?
- Попробую, - пожал я плечами в ответ.
Ну, я приготовил. Кстати, не особенно он и сложный был. Когда Митя забирал раствор, то спросил:
- Помогал кто? Или сам?
- Сам. Чего тут сложного-то? – небрежно ответил я, а сам аж покраснел от удовольствия. В химии-то я петрил действительно неслабо (особенно в последние месяцы, после того, как начитался здесь всяких комбинатских журналов и спецлитературы), и мне было приятно, что это кто-то заметил.
- Отлично. Тогда помоги мне ещё. Вот эта суспензия, - и он сунул мне в руки пробирку, - должна быть гуще, но соотношение между твёрдой дисперсной фазой и жидкостью менять нельзя. Гриша не мог добиться нужной консистенции. А сейчас у него уже другая работа, не успевает довести. Возьмёшься?
Я обалдел! Это было задание скорее для младшего научного сотрудника, а не для лаборанта, и уж тем более не для младшего его помощника, которому разрешают только пробирки мыть да кофе варить.
- Возьмусь, - вдруг ответил я, удивившись собственной наглости. – Только мне нужны записи Григория Николаевича. Я, конечно, мог бы и сам определить формулу. Но это же не вражеское топливо, и я не думаю, что на это не стоит тратить время.
Дмитрий усмехнулся.
- Сейчас принесу.
- Дмитрий Сергеевич, - окликнул я его, - и я попросил бы Вас указать там, какой консистенции я должен добиться. Конкретный показатель.
Он снова усмехнулся и чуть удивлённо посмотрел на меня.
- Ладно, орёл. Будет тебе конкретика.
Через пять минут он принёс мне все бумаги. И только открыв тетрадку, я понял, во что ввязался. Я ничего там не понимал! Ровным счетом!
Уйдя в угол лабораторки и загородившись от всех стойкой с пробирками, я уселся на колченогий стул и схватился за голову. На кой чёрт я в это полез! С чего я решил изображать из себя крутого химика? Кто меня за язык тянул? Так опозориться – и перед кем? Я и так при нём и его друзьях дышать боюсь! У меня холодный пот выступал на лбу, когда я пытался представить себе, какими глазами Митя посмотрит на меня, когда я скажу, что не разобрался с формулой. Ой, ужас!
Постепенно я немного успокоился. Нет, нельзя сдаваться! Я снова открыл тетрадь, и, проклиная себя за тупость, стал вчитываться в корявый почерк нашего старшего лаборанта.
Полчаса усилий и беззвучного битья тупой головой о стену – и кое-какая система в этой мешанине формул начала проглядываться. А еще через полчаса я ухватил логику, и нашёл эту чертову формулу! Пошел проверить. Смешал нужные компоненты. Она! Эта самая суспензия! Ох, просто камень с души! Я еле сдерживался, чтобы не начать пританцовывать на месте. Но это только полдела. Как сделать её гуще? Ах, ну почему нельзя просто муки добавить или крахмала, как на кухне? Я усмехнулся, представив, что бы было. Ладно, что-нибудь придумаем. И я вернулся в угол на свой колченогий стул.
Вечером я вернул Дмитрию Сергеевичу пробирку с суспензией нужной консистенции. Он внимательно рассмотрел её. Потом меня. Как будто хотел проверить, нужной ли я консистенции.
- Что добавил?
- Ничего. Разогрел до 90 градусов и быстро остудил.
- Ну, ты даёшь! И у тебя всего 9 классов?
- Да.
- Парень, да тебе учиться нужно. Иди в вечёрку, а то дальше лаборанта в жизни не продвинешься. А такие способности грех в землю зарывать.
- Хорошо, Дмитрий Сергеевич, я подумаю, - покраснев от удовольствия, ответил я и направился к своему столу.
- Женя, - окликнул меня Дима, - ну, какой я тебе "Сергеевич"? Я не почтенный старец какой-нибудь, заканчивай это. Я Дима. А еще лучше Митя, - и он слегка хлопнул меня по плечу.
С этого дня началось наше общение. Сначала только на химические темы. Потом разговоры стали касаться не только работы. А когда приходили Андрей и Денис, то Митя не уединялся с ними, а втягивал в общий разговор и меня. Самое удивительное, что его друзья как будто совсем не были против этого. Они охотно заговаривали со мной. Правда, поначалу это было нелегко, потому что я смущался, робел и молчал, как рыба об лёд. Но постепенно дело пошло проще. Разговоры начали клеиться. И не успел я оглянуться, как стал регулярно ходить вместе с ними на концерты, прогулки и дискотеки. И, вроде бы, стал у них четвёртым! Я не мог в это поверить!
Каждый новый день я ожидал, что они под каким-то предлогом отфутболят меня. Но этого не происходило. Я ничего не мог понять. Чувствовал себя дурацким "гадким утёнком", которого лебеди приняли в свою стаю безо всяких превращений. Вот они трое. А вот я. Рядом. Где логика?
Однажды мы вместе шатались по парку. Сели на скамейку. Митяй пошёл за мороженым, Денис решил составить ему компанию. Мы с Андреем остались на скамейке одни. И тогда я набрался наглости и спросил:
- Андрюха, а почему вы со мной общаетесь?
- Странный вопрос! – он удивлённо хмыкнул.
- Нет, правда… Вы все гораздо старше меня. И потом, вы такие…
- Какие "такие"?
Я не смог правильно подобрать слов, смутился и опустил голову. Андрей посмотрел на меня, улыбнулся и, ласково коснувшись пальцами моего подбородка, повернул к себе лицом.
- Вот поэтому и общаемся.
- То есть?
- Ты ведь несколько месяцев всюду за нами ходил и не сводил с нас влюблённого взгляда. Думаешь, мы не замечали?
- О, боже!
- Не смущайся. Все в порядке. Это было так трогательно!
- Так вы меня что – просто пожалели?
- Дурак ты, Женька. Нам хотелось, чтобы ты был с нами. Потому что… не знаю, как сказать. Смотри, вон наши идут с мороженым.
- "Потому что" что? – резко бросил я, боясь, что он не успеет ответить.
Андрей в задумчивости потер нос и обернулся ко мне:
- Напомню тебе одну общеизвестную истину: люди любят, когда их любят.
"Всё верно, я вас люблю", - беззвучным шёпотом произнёс я, но так, чтобы ни Андрей, ни подошедшие в этот момент ребята меня не слышали.
Этот разговор с Андреем на скамейке меня несколько успокоил. Но страх, что наши отношения с парнями однажды изменятся, все же совсем не отпускал. И однажды они изменились. Только вовсе не так, как я ожидал.
***
Долго ли, коротко ли время прошло, а сидели мы как-то ночью у Дениса дома на кухне и пили пиво. Родители его умотали на дачу на все выходные, и мы наслаждались свободой. Нет, в зюзю никто не напивался: в нашей компании любителей крепких спиртных напитков не было – так, пиво, и то в ограниченном количестве. "Свобода" выражалась, скорее, в трёх вещах: ночные бдения, курение в квартире и ооочень откровенные разговоры. Сидя на этой кухне, мы чувствовали какую-то камерность, интимность, и, изрядно разогретые пивом, обсуждать начали соответствующие темы. Парни много говорили о бабах. А мне что оставалось делать? Я в подобных обсуждениях совершенно бесполезен, а врать друзьям не хотелось. Оставалось одно – отмалчиваться. И я отмалчивался, пока не затронули тему, которая касалась и меня. Это случилось, когда все были уже довольно пьяные, и запретных тем не существовало вообще. Заговорили об анальном сексе.
- Не могу понять, почему девчонки идут на это, - сказал Митяй. – Я ещё понимаю гомосексуалистов: у них выбора нет, влагалище отсутствует, приходится совать куда ни попадя. Но девчонкам-то это зачем?
- А тебе это зачем? – отозвался Андрей. – Если есть альтернатива, зачем ты лезешь хуем ей в зад, а не туда, куда положено?
- Как грубо! - усмехнулся Митяй. – Мне-то это понятно зачем. Мне-то это нравится. Можно засунуть "куда положено", но там уже так все разъезжено – ощущения никакие даже без презерватива, а уж в резинке – и подавно. А в попке так узко… Совершенно особое ощущение.
- Что, правда? – тихо спросил Денис. – А я не пробовал никогда.
- Попробуй, - уверенно ответил Митяй, - очень рекомендую. Если, конечно, девка согласится. Потому что нам-то это в кайф, но вот им это зачем, повторяю – не пойму. Это ведь, наверное, больно.
- Больно только сначала, - вдруг не своим голосом произнёс я.
- А ты почем знаешь, Женёк? – с интересом обернулся ко мне Андрей. – Девки говорили? Или сам пробовал?
Я вдруг почувствовал острую необходимость рассказать правду. Не знаю, может, выпитое пиво язык развязало. А может, просто надоело врать и притворяться.
- А вы никому не расскажете? – серьёзно спросил я. – Дайте слово! – и я обвёл строгим взглядом их лица.
- Мы никому не скажем. Честно, - уверенно ответил Андрей за всех троих.
- Могила, - тихо подтвердил Митя.
- Ну, ладно… Я лет с 12 любил засовывать себе в попку разные предметы. Я даже не думал о сексе, просто было приятно чувствовать что-то внутри. Началось с шариковой ручки. Потом губная помада. Потом ещё что-то побольше. В конце уже флакон с дезодорантом туда пролезал. Сначала больно было. Но потом… потом такой кайф… не передать.
- Серьёзно? – Андрей аж нагнулся ко мне. – Ты кайфуешь от этого? А что ты делаешь? Просто засовываешь – и всё? Или двигаешь этим внутри себя?
Глаза у Андрея горели таким неподдельным интересом, что это должно было насторожить меня. Но не насторожило – слишком был увлечён своими откровениями.
- Я пытался двигать. Но дезодорант ведь гладкий, ровный. Двигай, не двигай – ощущений никаких почти. Если бы что-то с расширением на конце…
- Угу, как головка на члене, - усмехнулся Денис. – Ты настоящий-то анальный секс с кем-нибудь пробовал?
- Нет.
- А что так?
Я безумно смутился. Ну, как ответить на этот вопрос? Сказать, что я не голубой? Это откровенное враньё. А сказать правду, что не нашёл желающих – это уж вовсе как-то унизительно. Я стал жалеть о своей откровенности, и, весь съежившись на стуле, пробубнил:
- Зря я вам это рассказал.
- Так все-таки, почему не пробовал? – добивался ответа Денис. – Партнера не нашёл?
Я аж дернулся: он словно бы мои мысли прочитал! Потом бросил на него жалкий взгляд и покраснел до корней волос. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Окончательно вжавшись в стул, я опустил глаза, на которые предательски наворачивались слёзы, и упрямо молчал.
- Ребят, - вдруг каким-то томным и развязанным голосом обратился к своим друзьям Андрей, - а давайте мы Женьку выебем.
Я аж подпрыгнул на стуле!
- А что? Неплохая идея. В порядке дружеской услуги, - поддержал его Денис.
- Вы чего, ребята! – я полным ужаса взглядом обводил этих кобелей.
- Определенно, надо, - усмехнулся Митяй, - а то парень уже попку себе разработал, а выдрать его некому. Непорядок.
Андрей поднялся и стал приближаться ко мне. Я заметил, что в штанах у него уже нехило топорщилось. Мне стало по-настоящему страшно.
- Ребята, не надо! Что вы делаете! – я пятился от Андрюхи, к которому уже присоединились и Денис с Митяем, пока не уперся спиной в холодильник. Андрей рванул меня за руку к себе, и меня тут же подхватили Дэн и Митяй, скрутив руки у меня за спиной и лишив таким образом возможности сопротивляться. Больно не было – они руки не выкручивали, а просто крепко держали. Но вырваться я не мог, ведь каждый из них был вдвое сильнее меня. А Андрей тем временем начал расстегивать на мне джинсы. Я извивался, пытаясь выкрутиться, но всё было безуспешно. И лишь когда он, расстегнув и приспустив на мне брюки, вдруг положил руку на мой полувставший член и стал тихонько массировать его через трусы, я перестал извиваться.
- Ну вот, молодец, - тихо проговорил Андрей, - не дергайся. У тебя же попка уже разработанная, тебе даже больно не будет. Расслабься. Ребят, положите его на стол.
Денис и Митя, которые всё ещё держали мои руки, толкнули меня в направлении стола. Андрюха убрал оттуда все бутылки и остатки закуски, а парни нагнули меня, заставив грудью опустили на деревянную поверхность. Теперь они стояли слева и справа от стола, придерживая меня за руки и плечи, не давая подняться, а сзади ко мне подошел Андрей. Он немножко помацал мои булочки через трусы, а потом спустил их.
- Теперь давай рассмотрим твою попку, - он ещё немного её полапал, а потом опустился на корточки и широко раздвинул половинки. – Очко-то всё же довольно узкое. Маловато ты его разработал. Или специально сжал? Дэн, смазка нужна.
- Сейчас. Митяй, удержишь его один?
- Не вопрос, - ответил Митя и перехватил меня так, чтобы держать обе руки. – Тем более, он и не вырывается. Ты ведь сам не против, малыш? – он наклонился ко мне и стал тихонько целовать меня в шею. Андрей тем временем гладил мою попку, и я даже немного поплыл. Тут вернулся Денис с каким-то тюбиком и передал его Андрюхе. Тот стал смазывать мне очко. От холодного крема дырочка ещё больше сжалась.
- Да что ж ты так напрягся-то? Расслабься, я буду очень осторожен, обещаю. Больно не будет, - и он стал тихонько массировать мне очко круговыми движениями, отчего у меня сразу закружилась голова и загудело в паху. Я расслабился и открылся ему навстречу.
- Вот так, молодец. Хороший мальчик, - и он ласково погладил меня по попе. Потом я почувствовал, как головка его члена упирается в меня и почти сразу проникает внутрь. Я старался не зажиматься, поэтому все произошло очень быстро. Если бы не мои игры с разными фаллообразными предметами, то наверняка было бы больно. Но сейчас боли я не чувствовал. Было лишь несколько непривычное ощущение оттого, что предмет не просто находится внутри меня, но ещё и двигается там. Но это было приятное ощущение. Очень приятное.
- Ну, вот, я уже целиком в тебе. Слышь, Жень, ты уже не целочка. Ох, парни, а какой он там внутри горячий! Улёт!
И он начал потихонечку двигаться во мне. Сначала медленно, потом всё быстрее. Руками он гладил меня по бокам и спине, потом нагнулся, поцеловал между лопаток и прошептал:
- Ну вот, малыш, я тебя ебу. Как ощущения? Тебе не больно?
Я лишь отрицательно мотнул головой. Говорить не хотелось. Да, мне приятно, но как ни крути – он меня все же насилует. И двое остальных тоже собираются это сделать следом за ним.
А Андрей тем временем уже двигался во мне, словно паровой молот. Его яйца шлепались о мой зад, а он стонал, целовал мне спинку и иногда приговаривал:
- Ох, блядь, какая у тебя классная норка, малыш – такая узкая, горячая… Ммммм!.. Женечка, как приятно тебя ебать… Улёт просто!… Я так давно тебя хотел, малыш… Ааааа! Сейчас кончу… сейчас кончу тебе в попочку… ммммм – и со стоном он стал спускать, уткнувшись носом мне в спину. Я чувствовал внутри тёплые волны наполнявшей меня спермы.
"Так, - подумал я, - одного удовлетворил. Осталось ещё двоих обслужить". И вдруг я почувствовал, что эта мысль здорово возбуждает меня. Меня возбуждает то, что я обслуживаю своей попкой трёх мужиков. Что меня, как шлюху, трахают в жопу мои же друзья. И когда Андрей вынул из меня член, мне уже не терпелось, чтобы следующий скорее занял его место.
В порядке живой очереди ко мне стал подходить Денис. Но вдруг Андрюха остановил его и серьёзно сказал:
- Слушай, Дэн. Он ведь девственник… ну, был до сегодняшнего дня. Я его трахал без резинки только потому, что на сто процентов уверен, что я ничем не болен. У тебя как с этим?
- Та же фигня: на сто процентов! – фыркнул в ответ Денис.
- Уверен? – ещё раз настойчиво спросил Андрей.
- Да гадом буду!
- Митяй, к тебе тот же вопрос.
- И тот же ответ, - услышал я голос справа.
- Ну, ладно, - и Андрей разрешающе хлопнул друга по спине.
Дэн приблизился ко мне, но не сразу стал трахать, а присел на корточки и развел в стороны половинки моей попы.
- Дрон, кинь полотенце. Тут твоя сперма из него течёт… А вообще, зрелище что надо! Заводит потрясно!
И я почувствовал, как он пальчиком водит по краешкам моей только что выебаной дырочки. Я тихонько застонал и прогнулся, подаваясь к нему попкой.
- Глядите, парни, как наша шлюшка хочет ебаться! – усмехнулся Денис. – Сейчас, девочка, не переживай, десять сек – и я буду в тебе.
Он стал вытирать меня там полотенцем. Потом смазал кремом свой член и вошёл сразу на полную длину. Я услышал, как тихонько шлёпнулись об меня его яйца.
Дэн ебал меня без комментариев, просто тяжело дыша, иногда даже издавая какой-то рык. Его движения становились все быстрее и быстрее. Я совершенно улетал. Ах, если бы я только мог дотронуться до своего члена, я бы кончил в несколько движений. Но увы, мои руки до сих пор держали с двух сторон (место Дениса слева от меня тут же занял Андрей), а кончать только от анальных фрикций я ещё тогда не умел.
Вдруг Дэн прекратил двигаться во мне и остановился.
- Ты чего? – спросил его Андрей. – Кончил или нет?
- Да нет ещё. Просто чувствую, что вот-вот кончу. А я хочу растянуть удовольствие. Хочу немножко остыть и ещё его поебать. Ты прав, Андрюш, охуительная у него попочка! Лучше всякой девки.
Он подождал ещё несколько секунд и продолжил меня трахать. Но надолго растянуть удовольствие ему не удалось: какие-то полминуты – и он взорвался во мне фонтаном спермы. Немного его сока попало мне внутрь, но потом он выдернул член из меня и остальное излил мне на жопу и спину. После того, как он перестал стонать и немного отдышался, шлёпая своим чуть обмякшим членом меня по попке, Денис взял полотенце, вытер мне обспусканную спину и попу, промокнул очко – типа, подготовил меня своего друга. Теперь была очередь Митяя.
Ё-моё, ещё недавно я называл его Дмитрием Сергеевичем! А сейчас он подходит ко мне сзади с намерением выебать в жопу! Я слышу, как вжикнула расстегнутая ширинка, и вот Митяй уже приставил головку члена к моей дырочке. Но его тормознул Андрей:
- Митяй, смажься. Не надо на сухую.
- Ладно, - неохотно отвечает тот и берёт из рук своего друга тюбик с кремом.
Смазанный член входит в меня легко. Прежде чем начать двигаться, Митька наклоняется ко мне и шепчет:
- Эй, ну ты там как?
Этот сукин сын ещё интересуется!
- Нормально, - шепчу я в ответ.
- Только нормально – и всё? Это непорядок. Давай-ка я тебя немного пощупаю.
И он запускает руку вниз к моему паху. Когда он дотрагивается до моего члена, я весь выгибаюсь и даже вскрикиваю!
- Какой горячий! Ты только сразу-то не кончай – я ж тебя ещё ебать не начал.
И Митяй убрал руку от моего паха. Зато начал двигаться внутри. И периодически шлёпал меня по заднице, приговаривая:
- Классная ты шлюшка, малыш! Всех троих обслужил, всем удовольствие доставил. И сам кайф ловишь. Ну, давай, давай, кайфуй подо мной, голубок…
Мне безумно хотелось дотронуться до своего члена и получить, наконец, долгожданный оргазм. Но сделать этого я не мог. И вот, в этой ситуации, когда, казалось бы, разочарование неизбежно, я вдруг почувствовал внутри какое-то особое ощущение. Пока Митяй дрючил меня в задницу, по телу стало разливаться какое-то особое тепло. Поднималась волна какого-то небывалого возбуждения. Ничего подобного я раньше не испытывал. Причем я был уверен, что это возбуждение не заставит меня кончить (по крайней мере, не сразу, не сейчас). Но само по себе оно было… трудно объяснить… оно было, может быть, даже более приятным, чем обычный оргазм.
Теперь я не стал бы дрочить себе член, даже если бы смог дотянуться до него. Не хотел упускать возможность насладиться этим особым кайфом.
Когда Митяй, наконец-то, кончил мне в норку, я уже был в полувменяемом состоянии. И с удивлением поймал себя на мысли: "Жаль, что уже всё кончилось". Ха! Если бы я знал, как ошибаюсь!
Меня отпустили. Я почувствовал, что руки мои больше никто не держит и плечи к столу никто не прижимает. Медленно, словно под тяжёлым грузом, я оторвался от стола и выпрямился. В голове был какой-то туман, я с трудом понимал, где я и что со мной. Кто-то ухватил меня за плечо и развернул к себе. Андрей.
- Ну, как ты, малыш? Понравилось?
Я молчал.
- Да ладно! Скажешь "нет"? Ты на член-то свой посмотри. Стоит, как бравый солдатик, всю дорогу.
Опустив глаза, я уставился на свой вздыбленный член, но дурман в голове не отпускал, и я по-прежнему лишь молча и серьёзно уставился на Андрея.
- Так, парни, похоже, наш малыш не понял, понравилось ему или нет. Вообще-то, я тоже как-то не распробовал. Я бы ещё разочек… Или два…
- Поддерживаю! – ухмыльнулся Митяй.
- Идёт, - закивал в ответ Дэн.
Андрей подошел ко мне совсем-совсем близко, слегка обнял и чуть коснулся губами моих губ.
- Жень, теперь послушай меня. Мы не будем больше тебя держать. Но давай обойдёмся без беготни по квартире и попыток сопротивления. Ты сейчас пойдёшь с нами в спальню. Там ты ляжешь на постельку и раздвинешь ножки. А мы будем сношать тебя в очко столько, сколько захотим. Ты нам чертовски нравишься, малыш, - Андрей ещё раз легонько поцеловал меня, - и поэтому ебать будем, скорее всего, до самого утра. Попробуй словить кайф. Тебе ведь приятно было? Идём, мой сладкий.
И он повел меня в комнату, а я пошёл за ним, словно зомби. Я даже не попытался избавиться от штанов, которые еще болтались на мне где-то в районе колен и мешали идти. А по ногам текла сперма (наверное, Митяя, хотя, может быть, всех троих, уже не знаю).
То, что происходило дальше, я не смог бы описать в подробностях, если бы даже захотел. Смутно помню, что меня полностью раздели, вытерли от спермы. Дальше меня действительно положили на кровать, и я действительно раздвинул ножки. Все остальные события тонут в сладком угаре.
Я не помню, кто из них был первым, кто вторым и так далее. Я не помню, сколько раз они овладели мной в эту ночь, не помню, в какие позы они меня загибали. Я даже не осознавал, кто меня ебёт в данный конкретный момент. Лишь кое-что, отдельные позы, отдельные фразы запомнились. Помню, что я все время стонал. И что пот тёк с меня ручьями. Из поз помню, что меня очень долго имели сверху, то есть я лежал на спине, подтянув колени к груди и разведя их широко в стороны. А они ложились сверху и драли меня, прижимая к кровати всем телом. Потом помню, что я раком стоял на постели. А ещё лежал на боку, закинув одну ногу на плечо тому, кто сношал меня в этот момент.
Кто из них что говорил, я тоже не смог бы определить. Я уже не различал, где чей голос. Помню, что меня часто называли шлюхой. Говорили, что у меня самая сладкая попочка на свете. И как я классно доставляю удовольствие своим друзьям, и что мне это должно быть приятно – ну, то, что мои друзья получают столько кайфа со мной. И ещё говорили, что я теперь буду каждый день удовлетворять их своей попочкой, потому что такую горячую попку обязательно надо ебать почаще. Я бы, может, что и ответил, но плохо соображал. Правда, иногда кайф слегка откатывал, и тогда я начинал немножко ориентироваться в пространстве. Но это длилось недолго, и вновь жаркое тепло разливалось по телу, и сносило крышу.
Сколько они меня там дрючили голого во всех позах – трудно сказать, я потерял счёт времени. Они потом говорили, что часа полтора – не меньше. И вот, наконец, эта жаркая волна накрыла меня окончательно. И начался ОРГАЗМ. Такой, какого у меня никогда не было – ни до этого случая, ни после! Меня трясло и выкручивало от наслаждения, я орал так, что им пришлось зажать мне рот. Под руки мне попалась подушка, и я вцепился в неё так, что разорвал. И длилось это безумно долго! А когда всё схлынуло, я просто вырубился. В смысле, вообще. Потерял сознание.
***
Очнулся я не сразу, а минут через пять-семь (как мне потом рассказали). Сижу на коленях у Андрея, он меня укачивает и поглаживает по спине. Митьки и Дениса не видно. Голова кружится. Я хотел что-то сказать, дать понять, что я очнулся. Но сил не было даже на то, чтобы языком пошевелить.
Сижу я вот так и думаю: что же произошло, твою мать? Меня отымели по-всякому мои новые друзья. А друзья ли они мне вообще? Может, они меня за этим в компанию и взяли? Узнали, что я педик (слушок-то про меня наверняка из школы на комбинат уже переполз), и решили – чем по бабам бегать, лучше себя раз и навсегда обеспечить удобством подобного рода? Но с ними-то ладно. Это ещё полбеды. В конце концов, их моральный облик – не моя проблема. Я ведь могу с ними и не общаться. Хуже другое – это я сам. Куда я от себя-то денусь? Меня насилуют, используют, имеют как хотят, а я кричу от кайфа под ними! Что за извращение? Где мое чувство собственного достоинства? Хотя, откуда ему взяться, если я – такое ничтожество, что общаться со мной можно только ради того, чтобы потом выебать, а просто так я никому не нужен!
От отчаяния и обиды даже силы появились, и я дернулся, выпрямившись на коленках у Андрея и чуть оттолкнув от себя этого нахального красавчика.
- Женька, ты очнулся! – обрадовано выдохнул он. – Какое счастье! Мы перепугались все. Дэн и Митяй там аптечку перетряхивают – нашатырный спирт ищут. Хотели скорую вызвать, да в такой ситуации посторонних звать – сам понимаешь. Ух, как я рад, что ты очнулся! Как ты, малыш?
- Голова кружится, - на автомате ответил я, а сам в его лицо всматриваюсь. Взволнованное, заботливое. Неужели всё это ложь? А на самом деле я для них просто кукла резиновая?
- Голова скоро пройдёт, родной мой, - ласково выдохнул Андрей. – Прислонись ко мне, так меньше кружиться будет, - и он притянул меня обратно к своей груди.
И тут меня прорвало. Я уткнулся носом ему в ключицу и разревелся. Хочу остановиться – и не могу.
- Эй, ты что, малыш? – испугано вылупился на меня Андрей. – Женечка, ты чего, дурачок?
А я ответить не могу. Он меня обнимает, успокаивает. Я прижимаюсь к нему и реву, реву. Слезы рекой текут, дыхания уже не хватает – истерика натуральная. Андрюха ребят кликнул. Митя с Дэном прибежали. Он им говорит:
- Ребята, нашатырный спирт нам уже не нужен, теперь нужна валерьянка. Дэн из комнаты выскочил, а Митяй к нам подсел. Гладит меня по плечу:
- Женьк, не надо, успокойся. Андрюх, чего он ревет-то?
- Да не знаю, - удрученно бормочет Андрей, - что-то вот расстроился…
Даже сквозь слёзы я чуть не рассмеялся над этим "расстроился". Да мне удавиться хочется! Расстроился…
Денис валерьянку притащил и корвалол заодно. Влили в меня сначала одно, потом другое. Вроде, полегче стало. Успокоился я немножко, слёзы высохли.
- Ну, а теперь объясни, чего ревел-то? – это Митяй такой любопытный.
Я из Андрюхиных объятий вырвался, подальше на постель залез и покрывалом прикрылся – неловко стало перед ними голым сидеть. И оттуда уже спросил:
- За что вы так со мной?
Они переглянулись как-то очень серьёзно, взволновано, даже испуганно. Словно бы произошло то, чего они больше всего боялись. И тут Андрей рванулся ко мне, схватил в ладони моё лицо и заставил смотреть себе в глаза:
- Как "так", Женя? Как "так" мы с тобой? Да, сначала мы тебя держали. Но ведь могли бы и не держать. Ведь ты же хотел этого! Ты хотел этого, сукин сын малолетний! Если б я хоть на каком-то этапе увидел, что тебе не нравится то, что происходит, то ничего бы не было, клянусь!
- А когда я отбивался и кричал "не надо, что вы делаете" – тогда это было не заметно? – гневно выкрикнул я. Андрей оттолкнул меня, отвернулся и сел на край кровати.
- Нет, - рявкнул он оттуда, - тогда это было не заметно! Ты почти не сопротивлялся!... Просто… пришлось надавить, ты бы сам не решился, - уже тише добавил он. А потом совсем почти шёпотом: - Если я ошибся – прости, - и закрыл лицо руками.
- Да нет, не ошибся, - грустно усмехнулся я, - всё правильно. Я этого хотел. И мне это понравилось. Я, вообще-то, не об этом говорил.
- А о чём?
Я замялся, не зная, как это сформулировать, и лишь смущённо улыбнулся.
- Что не так, Женька? – взволновано спросил Митя, подсев ко мне поближе.
- Да я вот… всё думаю… - я горько рассмеялся и, наконец, решился закончить фразу: - Я всё думаю, неужели я так плох, что со мной общаться можно только ради секса?
- В смысле? – недоумённо нахмурился Дэн.
- Вы же меня только за этим к себе взяли, правда?
Андрей вскинул руки в беспомощном жесте и, всплеснув ими, повернулся ко мне:
- Ну, кто тебе сказал?!! – потом повернулся к своим друзьям и сделал жест, обозначающий, видимо, примерно следующее: "Я не знаю, что делать с этим идиотом!".
- Жэк, да ты чего? – Митяй откровенно смеялся над моим предположением.
- Может, вы хотите сказать, что даже не думали об этом? – злобно выкрикнул я.
- Так и есть, не думали, - помотав головой, ответил Дэн.
- Я думал, - резко повернулся ко мне Андрей. – Да, я думал! Но думал про себя. Мы никогда ни о чём таком с ребятами не разговаривали. И ни о чём не договаривались! Они тут вообще ни при чём! И общались мы с тобой не ради того, чтобы дождаться момента и отыметь – как тебе только такое в голову взбрело! Неужели мы похожи на таких сукиных детей?!
- Но… даже если вы этого не планировали, вы ведь все равно не сможете после этой ночи относиться ко мне так же, как раньше, - добавил я упавшим голосом.
- Ещё одна оригинальная идея, - усмехнулся Митяй. - Ну, а это ты откуда взял?
- Из жизни, - хрипло ответил я.
Андрей подвинулся на кровати ко мне поближе и провел рукой по моим волосам:
- Тебя кто-то обидел?
Я вздохнул, и на одном дыхании выпалил:
- Митяй, ты спрашивал, почему у меня только девять классов. Так вот как раз по этому! Они узнали. Вся школа пальцами тыкала.
- …А родители тоже знают?
- Их в школу вызвали, рассказали всё…
- Гады какие! – выдохнул Андрей. – Ну, теперь, по крайней мере, понятно, откуда у тебя комплексы.
- А у него есть комплексы? – удивился Денис.
- Ты не поверишь: он считает себя хуже нас, - ехидно выдал Андрей. – Например, он считает, что мы красивые, а он нет!
- Ты шутишь? – вскинул брови Дэн.
- Женёк, ну ты даешь! – присоединился Митяй. - Ты себя в зеркало давно видел?
- А что там? – в тон им спросил я.
- А там… - Денис поцеловал сомкнутые кончики пальцев, - вот такой красавчик!
- Да ну вас! – я смущённо нырнул с головой под покрывало. Не очень-то я верил таким комплементам, потому что самому себе с детства казался похожим на какого-то маленького большеглазого индуса. Я слышал ещё в школе, что многие считали меня смазливым, но никогда не мог этого понять.
Андрюха выудил меня из-под покрывала.
- Ну, как, реветь больше не будешь?
- Реветь не буду. Только не очень представляю себе, что дальше у нас будет.
- А что будет? – Андрей пожал плечами. – Всё то же самое и будет! …Ну, разве что маленькая просьбочка к тебе…
- Какая?
- Жэк, слушай… Ты наш друг, и это не меняется. Но если ты нам иногда давать будешь… Ну, хоть изредка… Было бы здорово. Мы тебя не меньше уважать будем, честно! Просто… Сегодня ночью было так классно… Обидно было бы, если больше никогда… Ну, а если не хочешь – не надо. Без вопросов!
- Серьезно? Не меньше уважать будете? Разве такое бывает?
- А то! Ну, а женщины, с которыми мы спим? Думаешь, мы их потом ни в грош не ставим, что ли? Брось! Секс человеческим отношениям не помеха. Если классный человек, да ещё и удовольствие в постели доставить может – так это ж просто здорово! У нас будет только одна проблема: не влюбиться бы в тебя!
Мы рассмеялись над этим заявлением. Хотя, как ни странно, ребятам было не так смешно, как мне. А Андрей и вовсе не смеялся.
- Ладно, - окончил дискуссию Митяй, - этот вопрос обдумаешь на досуге. А сейчас давайте спать. Мы с Дэном ляжем в гостиной – там диван можно разложить. А вы с Андрюхой оставайтесь здесь. Постель достаточно широкая.
- Ты не против? – обернулся ко мне Андрей.
Я замотал головой в ответ и тут же стал устраиваться спать – глаза слипались. И как только коснулся головой разорванной мною же подушки, в тот же миг провалился в сон.
Утром я проснулся оттого, что лежу в неестественной позе, раздвинув ноги, словно цыпленок табака, а Андрей аккуратно и нежно трахает меня в попку. Увидев, что я проснулся, он прижался губами к моему уху и прошептал:
- Прости, малыш, не мог удержаться. Так хотелось!.. Потерпи немножко, я скоро кончу.
Когда мы выползли в поисках завтрака, оказалось, что не один Андрей хотел воспользоваться моей помощью для борьбы с утренним стояком.
Окончание рассказа.www.diary.ru/~RitaAfanasieva/p169687895.htm?oam...
Автор: RitaAfanasieva
Рейтинг: NC-21
Жанр: слэш (эротический рассказ гомосексуальной тематики).
Предупреждения: гомосексуальные отношения, групповой секс, сомнительное согласие, нецензурная лексика.
Статус: завершен.
Аннотация: Три самых красивых парня на комбинате - ну как не восхищаться этой троицей со стороны? Как не любоваться, не следить за ними тайком? Женя был уверен, что они его не замечают. Но оказалось, что это не так.
Размещение: пожалуйста, спрашивайте разрешения.
1-я часть рассказа
Когда мне было 16, я, как и все, учился в 10 классе. Но закончить его, а уж тем более перевестись в 11 мне была не судьба. Школа-то – черт с ней. Но история, из-за которой я её бросил, до сих пор вспоминается мне как какой-то кошмар. Особенно родителей было жалко. Короче, в школе узнали, что я голубой. Я сам виноват: имел глупость запасть на одного старшеклассника, полез к нему, а он мало того, что избил – ещё и разболтал всей школе. На меня пальцами показывали. Почти все друзья здороваться перестали. Даже девчонки хихикали за спиной. Но самое поганое началось, когда дошло до директора, и он вызвал моих родителей в школу. У отца был шок, мама меня защищала, хотя ночами тоже плакала в подушку. Никогда не забуду вечер после их визита к директору. Отец сидел в кресле, мрачно уставившись в одну точку и не удостаивая меня взглядом. А мама плакала и всё повторяла: "Женечка, как же так, как же так?". Короче, устроил я и себе, и своей семье именины сердца – ничего не скажешь.
Из школы я ушёл – пошли они все на хрен! Хватит с меня аттестата о неоконченном среднем образовании. На работу возьмут – и ладно. Мать меня устроила на наш городской химкомбинат (у нее там знакомая в отделе кадров, вот меня и взяли младшим лаборантом, благо оценки по химии у меня всегда были отличные).
Вот тогда-то я и повстречался с ними.
Денис, Митя и Андрей. Эта троица повсюду появлялась вместе. Они втроём ходили на комбинатовские дискотеки, ездили вместе на какие-то рок-концерты, ходили в походы, даже девок клеили вместе (надеюсь, хоть спали с ними потом по отдельности). При этом работали они в разных лабораториях, но частенько забегали друг к другу в гости. Так случилось, что в лаборатории, куда меня направили, работал один из них – Митя. И в нашей лаборатории они тусовались чаще всего – у нас начальник был адекватный. Митя (или Митяй, как его называли друзья) был уже старшим научным сотрудником и, говорят, подавал большие надежды. А я всего лишь младший помощник старшего дворника, я и заговорить-то с ним боялся. Для меня он был Дмитрий Сергеевич. И никаких плоских мыслей на его счет, как и на счет его друзей, у меня не было. Я просто любил на них смотреть.
Они были старше меня – им было уже лет по 25, если не больше, а мне только 16. Спортивные, сильные, видно, качались где-то. Красивые все. Особенно Андрей. Красив, как бог: глаза миндалевидные, зелёные – обалдеть! – и волосы золотые, почти до плеч. Всегда завидовал людям с длинными волосами – мне-то самому только чёлку до глаз удалось отстоять, ничего более радикального в школе не допускалось. Короче, от Андрея невозможно было глаз отвести. Остальные немногим ему уступали. Я ни о чем не думал тогда, просто любовался ими и завидовал. Завидовал тому, какие они красивые, умные, а главное – завидовал их дружбе. Как бы мне хотелось хоть на денёк оказаться на месте любого их них! Просто ощутить себя частью такой компании, быть рядом с этими полубогами… Но я не смел об этом и мечтать. Просто пялился на них украдкой, а если встречался с кем-нибудь из них взглядом – сразу краснел и отводил глаза.
Постепенно это моё желание смотреть на них стало навязчивым. Я стал таскаться на дискотеки вслед за ними (я не танцевал, а просто усаживался в углу и любовался на них). Я садился поближе к ним в столовой, тихонько ходил за ними по коридорам комбината и т.д., и т.п.. Короче, вел себя как последний идиот. Самое интересное – я был уверен, что они меня не замечают. А с чего им меня замечать? Чтобы тебя заметили, нужно быть кем-то. А я – ноль, пустое место. Для таких, как они, я – невидимка. А то, что они часто на меня оборачиваться стали, так это случайность.
***
Шёл самый обычный рабочий день, когда я возился с горой грязных пробирок на своем столе. Вдруг Митя (то есть Дмитрий Сергеевич) окликнул меня:
- Евгений, ты сейчас очень занят?
- Да нет, ничего особенно важного, - ответил я, и сам смутился от этого ответа: как будто у меня когда-нибудь бывает что-то "особенно важное".
- Тогда можешь помочь? А то я не успеваю. Раствор один нужно приготовить. Только он сложный. Справишься?
- Попробую, - пожал я плечами в ответ.
Ну, я приготовил. Кстати, не особенно он и сложный был. Когда Митя забирал раствор, то спросил:
- Помогал кто? Или сам?
- Сам. Чего тут сложного-то? – небрежно ответил я, а сам аж покраснел от удовольствия. В химии-то я петрил действительно неслабо (особенно в последние месяцы, после того, как начитался здесь всяких комбинатских журналов и спецлитературы), и мне было приятно, что это кто-то заметил.
- Отлично. Тогда помоги мне ещё. Вот эта суспензия, - и он сунул мне в руки пробирку, - должна быть гуще, но соотношение между твёрдой дисперсной фазой и жидкостью менять нельзя. Гриша не мог добиться нужной консистенции. А сейчас у него уже другая работа, не успевает довести. Возьмёшься?
Я обалдел! Это было задание скорее для младшего научного сотрудника, а не для лаборанта, и уж тем более не для младшего его помощника, которому разрешают только пробирки мыть да кофе варить.
- Возьмусь, - вдруг ответил я, удивившись собственной наглости. – Только мне нужны записи Григория Николаевича. Я, конечно, мог бы и сам определить формулу. Но это же не вражеское топливо, и я не думаю, что на это не стоит тратить время.
Дмитрий усмехнулся.
- Сейчас принесу.
- Дмитрий Сергеевич, - окликнул я его, - и я попросил бы Вас указать там, какой консистенции я должен добиться. Конкретный показатель.
Он снова усмехнулся и чуть удивлённо посмотрел на меня.
- Ладно, орёл. Будет тебе конкретика.
Через пять минут он принёс мне все бумаги. И только открыв тетрадку, я понял, во что ввязался. Я ничего там не понимал! Ровным счетом!
Уйдя в угол лабораторки и загородившись от всех стойкой с пробирками, я уселся на колченогий стул и схватился за голову. На кой чёрт я в это полез! С чего я решил изображать из себя крутого химика? Кто меня за язык тянул? Так опозориться – и перед кем? Я и так при нём и его друзьях дышать боюсь! У меня холодный пот выступал на лбу, когда я пытался представить себе, какими глазами Митя посмотрит на меня, когда я скажу, что не разобрался с формулой. Ой, ужас!
Постепенно я немного успокоился. Нет, нельзя сдаваться! Я снова открыл тетрадь, и, проклиная себя за тупость, стал вчитываться в корявый почерк нашего старшего лаборанта.
Полчаса усилий и беззвучного битья тупой головой о стену – и кое-какая система в этой мешанине формул начала проглядываться. А еще через полчаса я ухватил логику, и нашёл эту чертову формулу! Пошел проверить. Смешал нужные компоненты. Она! Эта самая суспензия! Ох, просто камень с души! Я еле сдерживался, чтобы не начать пританцовывать на месте. Но это только полдела. Как сделать её гуще? Ах, ну почему нельзя просто муки добавить или крахмала, как на кухне? Я усмехнулся, представив, что бы было. Ладно, что-нибудь придумаем. И я вернулся в угол на свой колченогий стул.
Вечером я вернул Дмитрию Сергеевичу пробирку с суспензией нужной консистенции. Он внимательно рассмотрел её. Потом меня. Как будто хотел проверить, нужной ли я консистенции.
- Что добавил?
- Ничего. Разогрел до 90 градусов и быстро остудил.
- Ну, ты даёшь! И у тебя всего 9 классов?
- Да.
- Парень, да тебе учиться нужно. Иди в вечёрку, а то дальше лаборанта в жизни не продвинешься. А такие способности грех в землю зарывать.
- Хорошо, Дмитрий Сергеевич, я подумаю, - покраснев от удовольствия, ответил я и направился к своему столу.
- Женя, - окликнул меня Дима, - ну, какой я тебе "Сергеевич"? Я не почтенный старец какой-нибудь, заканчивай это. Я Дима. А еще лучше Митя, - и он слегка хлопнул меня по плечу.
С этого дня началось наше общение. Сначала только на химические темы. Потом разговоры стали касаться не только работы. А когда приходили Андрей и Денис, то Митя не уединялся с ними, а втягивал в общий разговор и меня. Самое удивительное, что его друзья как будто совсем не были против этого. Они охотно заговаривали со мной. Правда, поначалу это было нелегко, потому что я смущался, робел и молчал, как рыба об лёд. Но постепенно дело пошло проще. Разговоры начали клеиться. И не успел я оглянуться, как стал регулярно ходить вместе с ними на концерты, прогулки и дискотеки. И, вроде бы, стал у них четвёртым! Я не мог в это поверить!
Каждый новый день я ожидал, что они под каким-то предлогом отфутболят меня. Но этого не происходило. Я ничего не мог понять. Чувствовал себя дурацким "гадким утёнком", которого лебеди приняли в свою стаю безо всяких превращений. Вот они трое. А вот я. Рядом. Где логика?
Однажды мы вместе шатались по парку. Сели на скамейку. Митяй пошёл за мороженым, Денис решил составить ему компанию. Мы с Андреем остались на скамейке одни. И тогда я набрался наглости и спросил:
- Андрюха, а почему вы со мной общаетесь?
- Странный вопрос! – он удивлённо хмыкнул.
- Нет, правда… Вы все гораздо старше меня. И потом, вы такие…
- Какие "такие"?
Я не смог правильно подобрать слов, смутился и опустил голову. Андрей посмотрел на меня, улыбнулся и, ласково коснувшись пальцами моего подбородка, повернул к себе лицом.
- Вот поэтому и общаемся.
- То есть?
- Ты ведь несколько месяцев всюду за нами ходил и не сводил с нас влюблённого взгляда. Думаешь, мы не замечали?
- О, боже!
- Не смущайся. Все в порядке. Это было так трогательно!
- Так вы меня что – просто пожалели?
- Дурак ты, Женька. Нам хотелось, чтобы ты был с нами. Потому что… не знаю, как сказать. Смотри, вон наши идут с мороженым.
- "Потому что" что? – резко бросил я, боясь, что он не успеет ответить.
Андрей в задумчивости потер нос и обернулся ко мне:
- Напомню тебе одну общеизвестную истину: люди любят, когда их любят.
"Всё верно, я вас люблю", - беззвучным шёпотом произнёс я, но так, чтобы ни Андрей, ни подошедшие в этот момент ребята меня не слышали.
Этот разговор с Андреем на скамейке меня несколько успокоил. Но страх, что наши отношения с парнями однажды изменятся, все же совсем не отпускал. И однажды они изменились. Только вовсе не так, как я ожидал.
***
Долго ли, коротко ли время прошло, а сидели мы как-то ночью у Дениса дома на кухне и пили пиво. Родители его умотали на дачу на все выходные, и мы наслаждались свободой. Нет, в зюзю никто не напивался: в нашей компании любителей крепких спиртных напитков не было – так, пиво, и то в ограниченном количестве. "Свобода" выражалась, скорее, в трёх вещах: ночные бдения, курение в квартире и ооочень откровенные разговоры. Сидя на этой кухне, мы чувствовали какую-то камерность, интимность, и, изрядно разогретые пивом, обсуждать начали соответствующие темы. Парни много говорили о бабах. А мне что оставалось делать? Я в подобных обсуждениях совершенно бесполезен, а врать друзьям не хотелось. Оставалось одно – отмалчиваться. И я отмалчивался, пока не затронули тему, которая касалась и меня. Это случилось, когда все были уже довольно пьяные, и запретных тем не существовало вообще. Заговорили об анальном сексе.
- Не могу понять, почему девчонки идут на это, - сказал Митяй. – Я ещё понимаю гомосексуалистов: у них выбора нет, влагалище отсутствует, приходится совать куда ни попадя. Но девчонкам-то это зачем?
- А тебе это зачем? – отозвался Андрей. – Если есть альтернатива, зачем ты лезешь хуем ей в зад, а не туда, куда положено?
- Как грубо! - усмехнулся Митяй. – Мне-то это понятно зачем. Мне-то это нравится. Можно засунуть "куда положено", но там уже так все разъезжено – ощущения никакие даже без презерватива, а уж в резинке – и подавно. А в попке так узко… Совершенно особое ощущение.
- Что, правда? – тихо спросил Денис. – А я не пробовал никогда.
- Попробуй, - уверенно ответил Митяй, - очень рекомендую. Если, конечно, девка согласится. Потому что нам-то это в кайф, но вот им это зачем, повторяю – не пойму. Это ведь, наверное, больно.
- Больно только сначала, - вдруг не своим голосом произнёс я.
- А ты почем знаешь, Женёк? – с интересом обернулся ко мне Андрей. – Девки говорили? Или сам пробовал?
Я вдруг почувствовал острую необходимость рассказать правду. Не знаю, может, выпитое пиво язык развязало. А может, просто надоело врать и притворяться.
- А вы никому не расскажете? – серьёзно спросил я. – Дайте слово! – и я обвёл строгим взглядом их лица.
- Мы никому не скажем. Честно, - уверенно ответил Андрей за всех троих.
- Могила, - тихо подтвердил Митя.
- Ну, ладно… Я лет с 12 любил засовывать себе в попку разные предметы. Я даже не думал о сексе, просто было приятно чувствовать что-то внутри. Началось с шариковой ручки. Потом губная помада. Потом ещё что-то побольше. В конце уже флакон с дезодорантом туда пролезал. Сначала больно было. Но потом… потом такой кайф… не передать.
- Серьёзно? – Андрей аж нагнулся ко мне. – Ты кайфуешь от этого? А что ты делаешь? Просто засовываешь – и всё? Или двигаешь этим внутри себя?
Глаза у Андрея горели таким неподдельным интересом, что это должно было насторожить меня. Но не насторожило – слишком был увлечён своими откровениями.
- Я пытался двигать. Но дезодорант ведь гладкий, ровный. Двигай, не двигай – ощущений никаких почти. Если бы что-то с расширением на конце…
- Угу, как головка на члене, - усмехнулся Денис. – Ты настоящий-то анальный секс с кем-нибудь пробовал?
- Нет.
- А что так?
Я безумно смутился. Ну, как ответить на этот вопрос? Сказать, что я не голубой? Это откровенное враньё. А сказать правду, что не нашёл желающих – это уж вовсе как-то унизительно. Я стал жалеть о своей откровенности, и, весь съежившись на стуле, пробубнил:
- Зря я вам это рассказал.
- Так все-таки, почему не пробовал? – добивался ответа Денис. – Партнера не нашёл?
Я аж дернулся: он словно бы мои мысли прочитал! Потом бросил на него жалкий взгляд и покраснел до корней волос. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Окончательно вжавшись в стул, я опустил глаза, на которые предательски наворачивались слёзы, и упрямо молчал.
- Ребят, - вдруг каким-то томным и развязанным голосом обратился к своим друзьям Андрей, - а давайте мы Женьку выебем.
Я аж подпрыгнул на стуле!
- А что? Неплохая идея. В порядке дружеской услуги, - поддержал его Денис.
- Вы чего, ребята! – я полным ужаса взглядом обводил этих кобелей.
- Определенно, надо, - усмехнулся Митяй, - а то парень уже попку себе разработал, а выдрать его некому. Непорядок.
Андрей поднялся и стал приближаться ко мне. Я заметил, что в штанах у него уже нехило топорщилось. Мне стало по-настоящему страшно.
- Ребята, не надо! Что вы делаете! – я пятился от Андрюхи, к которому уже присоединились и Денис с Митяем, пока не уперся спиной в холодильник. Андрей рванул меня за руку к себе, и меня тут же подхватили Дэн и Митяй, скрутив руки у меня за спиной и лишив таким образом возможности сопротивляться. Больно не было – они руки не выкручивали, а просто крепко держали. Но вырваться я не мог, ведь каждый из них был вдвое сильнее меня. А Андрей тем временем начал расстегивать на мне джинсы. Я извивался, пытаясь выкрутиться, но всё было безуспешно. И лишь когда он, расстегнув и приспустив на мне брюки, вдруг положил руку на мой полувставший член и стал тихонько массировать его через трусы, я перестал извиваться.
- Ну вот, молодец, - тихо проговорил Андрей, - не дергайся. У тебя же попка уже разработанная, тебе даже больно не будет. Расслабься. Ребят, положите его на стол.
Денис и Митя, которые всё ещё держали мои руки, толкнули меня в направлении стола. Андрюха убрал оттуда все бутылки и остатки закуски, а парни нагнули меня, заставив грудью опустили на деревянную поверхность. Теперь они стояли слева и справа от стола, придерживая меня за руки и плечи, не давая подняться, а сзади ко мне подошел Андрей. Он немножко помацал мои булочки через трусы, а потом спустил их.
- Теперь давай рассмотрим твою попку, - он ещё немного её полапал, а потом опустился на корточки и широко раздвинул половинки. – Очко-то всё же довольно узкое. Маловато ты его разработал. Или специально сжал? Дэн, смазка нужна.
- Сейчас. Митяй, удержишь его один?
- Не вопрос, - ответил Митя и перехватил меня так, чтобы держать обе руки. – Тем более, он и не вырывается. Ты ведь сам не против, малыш? – он наклонился ко мне и стал тихонько целовать меня в шею. Андрей тем временем гладил мою попку, и я даже немного поплыл. Тут вернулся Денис с каким-то тюбиком и передал его Андрюхе. Тот стал смазывать мне очко. От холодного крема дырочка ещё больше сжалась.
- Да что ж ты так напрягся-то? Расслабься, я буду очень осторожен, обещаю. Больно не будет, - и он стал тихонько массировать мне очко круговыми движениями, отчего у меня сразу закружилась голова и загудело в паху. Я расслабился и открылся ему навстречу.
- Вот так, молодец. Хороший мальчик, - и он ласково погладил меня по попе. Потом я почувствовал, как головка его члена упирается в меня и почти сразу проникает внутрь. Я старался не зажиматься, поэтому все произошло очень быстро. Если бы не мои игры с разными фаллообразными предметами, то наверняка было бы больно. Но сейчас боли я не чувствовал. Было лишь несколько непривычное ощущение оттого, что предмет не просто находится внутри меня, но ещё и двигается там. Но это было приятное ощущение. Очень приятное.
- Ну, вот, я уже целиком в тебе. Слышь, Жень, ты уже не целочка. Ох, парни, а какой он там внутри горячий! Улёт!
И он начал потихонечку двигаться во мне. Сначала медленно, потом всё быстрее. Руками он гладил меня по бокам и спине, потом нагнулся, поцеловал между лопаток и прошептал:
- Ну вот, малыш, я тебя ебу. Как ощущения? Тебе не больно?
Я лишь отрицательно мотнул головой. Говорить не хотелось. Да, мне приятно, но как ни крути – он меня все же насилует. И двое остальных тоже собираются это сделать следом за ним.
А Андрей тем временем уже двигался во мне, словно паровой молот. Его яйца шлепались о мой зад, а он стонал, целовал мне спинку и иногда приговаривал:
- Ох, блядь, какая у тебя классная норка, малыш – такая узкая, горячая… Ммммм!.. Женечка, как приятно тебя ебать… Улёт просто!… Я так давно тебя хотел, малыш… Ааааа! Сейчас кончу… сейчас кончу тебе в попочку… ммммм – и со стоном он стал спускать, уткнувшись носом мне в спину. Я чувствовал внутри тёплые волны наполнявшей меня спермы.
"Так, - подумал я, - одного удовлетворил. Осталось ещё двоих обслужить". И вдруг я почувствовал, что эта мысль здорово возбуждает меня. Меня возбуждает то, что я обслуживаю своей попкой трёх мужиков. Что меня, как шлюху, трахают в жопу мои же друзья. И когда Андрей вынул из меня член, мне уже не терпелось, чтобы следующий скорее занял его место.
В порядке живой очереди ко мне стал подходить Денис. Но вдруг Андрюха остановил его и серьёзно сказал:
- Слушай, Дэн. Он ведь девственник… ну, был до сегодняшнего дня. Я его трахал без резинки только потому, что на сто процентов уверен, что я ничем не болен. У тебя как с этим?
- Та же фигня: на сто процентов! – фыркнул в ответ Денис.
- Уверен? – ещё раз настойчиво спросил Андрей.
- Да гадом буду!
- Митяй, к тебе тот же вопрос.
- И тот же ответ, - услышал я голос справа.
- Ну, ладно, - и Андрей разрешающе хлопнул друга по спине.
Дэн приблизился ко мне, но не сразу стал трахать, а присел на корточки и развел в стороны половинки моей попы.
- Дрон, кинь полотенце. Тут твоя сперма из него течёт… А вообще, зрелище что надо! Заводит потрясно!
И я почувствовал, как он пальчиком водит по краешкам моей только что выебаной дырочки. Я тихонько застонал и прогнулся, подаваясь к нему попкой.
- Глядите, парни, как наша шлюшка хочет ебаться! – усмехнулся Денис. – Сейчас, девочка, не переживай, десять сек – и я буду в тебе.
Он стал вытирать меня там полотенцем. Потом смазал кремом свой член и вошёл сразу на полную длину. Я услышал, как тихонько шлёпнулись об меня его яйца.
Дэн ебал меня без комментариев, просто тяжело дыша, иногда даже издавая какой-то рык. Его движения становились все быстрее и быстрее. Я совершенно улетал. Ах, если бы я только мог дотронуться до своего члена, я бы кончил в несколько движений. Но увы, мои руки до сих пор держали с двух сторон (место Дениса слева от меня тут же занял Андрей), а кончать только от анальных фрикций я ещё тогда не умел.
Вдруг Дэн прекратил двигаться во мне и остановился.
- Ты чего? – спросил его Андрей. – Кончил или нет?
- Да нет ещё. Просто чувствую, что вот-вот кончу. А я хочу растянуть удовольствие. Хочу немножко остыть и ещё его поебать. Ты прав, Андрюш, охуительная у него попочка! Лучше всякой девки.
Он подождал ещё несколько секунд и продолжил меня трахать. Но надолго растянуть удовольствие ему не удалось: какие-то полминуты – и он взорвался во мне фонтаном спермы. Немного его сока попало мне внутрь, но потом он выдернул член из меня и остальное излил мне на жопу и спину. После того, как он перестал стонать и немного отдышался, шлёпая своим чуть обмякшим членом меня по попке, Денис взял полотенце, вытер мне обспусканную спину и попу, промокнул очко – типа, подготовил меня своего друга. Теперь была очередь Митяя.
Ё-моё, ещё недавно я называл его Дмитрием Сергеевичем! А сейчас он подходит ко мне сзади с намерением выебать в жопу! Я слышу, как вжикнула расстегнутая ширинка, и вот Митяй уже приставил головку члена к моей дырочке. Но его тормознул Андрей:
- Митяй, смажься. Не надо на сухую.
- Ладно, - неохотно отвечает тот и берёт из рук своего друга тюбик с кремом.
Смазанный член входит в меня легко. Прежде чем начать двигаться, Митька наклоняется ко мне и шепчет:
- Эй, ну ты там как?
Этот сукин сын ещё интересуется!
- Нормально, - шепчу я в ответ.
- Только нормально – и всё? Это непорядок. Давай-ка я тебя немного пощупаю.
И он запускает руку вниз к моему паху. Когда он дотрагивается до моего члена, я весь выгибаюсь и даже вскрикиваю!
- Какой горячий! Ты только сразу-то не кончай – я ж тебя ещё ебать не начал.
И Митяй убрал руку от моего паха. Зато начал двигаться внутри. И периодически шлёпал меня по заднице, приговаривая:
- Классная ты шлюшка, малыш! Всех троих обслужил, всем удовольствие доставил. И сам кайф ловишь. Ну, давай, давай, кайфуй подо мной, голубок…
Мне безумно хотелось дотронуться до своего члена и получить, наконец, долгожданный оргазм. Но сделать этого я не мог. И вот, в этой ситуации, когда, казалось бы, разочарование неизбежно, я вдруг почувствовал внутри какое-то особое ощущение. Пока Митяй дрючил меня в задницу, по телу стало разливаться какое-то особое тепло. Поднималась волна какого-то небывалого возбуждения. Ничего подобного я раньше не испытывал. Причем я был уверен, что это возбуждение не заставит меня кончить (по крайней мере, не сразу, не сейчас). Но само по себе оно было… трудно объяснить… оно было, может быть, даже более приятным, чем обычный оргазм.
Теперь я не стал бы дрочить себе член, даже если бы смог дотянуться до него. Не хотел упускать возможность насладиться этим особым кайфом.
Когда Митяй, наконец-то, кончил мне в норку, я уже был в полувменяемом состоянии. И с удивлением поймал себя на мысли: "Жаль, что уже всё кончилось". Ха! Если бы я знал, как ошибаюсь!
Меня отпустили. Я почувствовал, что руки мои больше никто не держит и плечи к столу никто не прижимает. Медленно, словно под тяжёлым грузом, я оторвался от стола и выпрямился. В голове был какой-то туман, я с трудом понимал, где я и что со мной. Кто-то ухватил меня за плечо и развернул к себе. Андрей.
- Ну, как ты, малыш? Понравилось?
Я молчал.
- Да ладно! Скажешь "нет"? Ты на член-то свой посмотри. Стоит, как бравый солдатик, всю дорогу.
Опустив глаза, я уставился на свой вздыбленный член, но дурман в голове не отпускал, и я по-прежнему лишь молча и серьёзно уставился на Андрея.
- Так, парни, похоже, наш малыш не понял, понравилось ему или нет. Вообще-то, я тоже как-то не распробовал. Я бы ещё разочек… Или два…
- Поддерживаю! – ухмыльнулся Митяй.
- Идёт, - закивал в ответ Дэн.
Андрей подошел ко мне совсем-совсем близко, слегка обнял и чуть коснулся губами моих губ.
- Жень, теперь послушай меня. Мы не будем больше тебя держать. Но давай обойдёмся без беготни по квартире и попыток сопротивления. Ты сейчас пойдёшь с нами в спальню. Там ты ляжешь на постельку и раздвинешь ножки. А мы будем сношать тебя в очко столько, сколько захотим. Ты нам чертовски нравишься, малыш, - Андрей ещё раз легонько поцеловал меня, - и поэтому ебать будем, скорее всего, до самого утра. Попробуй словить кайф. Тебе ведь приятно было? Идём, мой сладкий.
И он повел меня в комнату, а я пошёл за ним, словно зомби. Я даже не попытался избавиться от штанов, которые еще болтались на мне где-то в районе колен и мешали идти. А по ногам текла сперма (наверное, Митяя, хотя, может быть, всех троих, уже не знаю).
То, что происходило дальше, я не смог бы описать в подробностях, если бы даже захотел. Смутно помню, что меня полностью раздели, вытерли от спермы. Дальше меня действительно положили на кровать, и я действительно раздвинул ножки. Все остальные события тонут в сладком угаре.
Я не помню, кто из них был первым, кто вторым и так далее. Я не помню, сколько раз они овладели мной в эту ночь, не помню, в какие позы они меня загибали. Я даже не осознавал, кто меня ебёт в данный конкретный момент. Лишь кое-что, отдельные позы, отдельные фразы запомнились. Помню, что я все время стонал. И что пот тёк с меня ручьями. Из поз помню, что меня очень долго имели сверху, то есть я лежал на спине, подтянув колени к груди и разведя их широко в стороны. А они ложились сверху и драли меня, прижимая к кровати всем телом. Потом помню, что я раком стоял на постели. А ещё лежал на боку, закинув одну ногу на плечо тому, кто сношал меня в этот момент.
Кто из них что говорил, я тоже не смог бы определить. Я уже не различал, где чей голос. Помню, что меня часто называли шлюхой. Говорили, что у меня самая сладкая попочка на свете. И как я классно доставляю удовольствие своим друзьям, и что мне это должно быть приятно – ну, то, что мои друзья получают столько кайфа со мной. И ещё говорили, что я теперь буду каждый день удовлетворять их своей попочкой, потому что такую горячую попку обязательно надо ебать почаще. Я бы, может, что и ответил, но плохо соображал. Правда, иногда кайф слегка откатывал, и тогда я начинал немножко ориентироваться в пространстве. Но это длилось недолго, и вновь жаркое тепло разливалось по телу, и сносило крышу.
Сколько они меня там дрючили голого во всех позах – трудно сказать, я потерял счёт времени. Они потом говорили, что часа полтора – не меньше. И вот, наконец, эта жаркая волна накрыла меня окончательно. И начался ОРГАЗМ. Такой, какого у меня никогда не было – ни до этого случая, ни после! Меня трясло и выкручивало от наслаждения, я орал так, что им пришлось зажать мне рот. Под руки мне попалась подушка, и я вцепился в неё так, что разорвал. И длилось это безумно долго! А когда всё схлынуло, я просто вырубился. В смысле, вообще. Потерял сознание.
***
Очнулся я не сразу, а минут через пять-семь (как мне потом рассказали). Сижу на коленях у Андрея, он меня укачивает и поглаживает по спине. Митьки и Дениса не видно. Голова кружится. Я хотел что-то сказать, дать понять, что я очнулся. Но сил не было даже на то, чтобы языком пошевелить.
Сижу я вот так и думаю: что же произошло, твою мать? Меня отымели по-всякому мои новые друзья. А друзья ли они мне вообще? Может, они меня за этим в компанию и взяли? Узнали, что я педик (слушок-то про меня наверняка из школы на комбинат уже переполз), и решили – чем по бабам бегать, лучше себя раз и навсегда обеспечить удобством подобного рода? Но с ними-то ладно. Это ещё полбеды. В конце концов, их моральный облик – не моя проблема. Я ведь могу с ними и не общаться. Хуже другое – это я сам. Куда я от себя-то денусь? Меня насилуют, используют, имеют как хотят, а я кричу от кайфа под ними! Что за извращение? Где мое чувство собственного достоинства? Хотя, откуда ему взяться, если я – такое ничтожество, что общаться со мной можно только ради того, чтобы потом выебать, а просто так я никому не нужен!
От отчаяния и обиды даже силы появились, и я дернулся, выпрямившись на коленках у Андрея и чуть оттолкнув от себя этого нахального красавчика.
- Женька, ты очнулся! – обрадовано выдохнул он. – Какое счастье! Мы перепугались все. Дэн и Митяй там аптечку перетряхивают – нашатырный спирт ищут. Хотели скорую вызвать, да в такой ситуации посторонних звать – сам понимаешь. Ух, как я рад, что ты очнулся! Как ты, малыш?
- Голова кружится, - на автомате ответил я, а сам в его лицо всматриваюсь. Взволнованное, заботливое. Неужели всё это ложь? А на самом деле я для них просто кукла резиновая?
- Голова скоро пройдёт, родной мой, - ласково выдохнул Андрей. – Прислонись ко мне, так меньше кружиться будет, - и он притянул меня обратно к своей груди.
И тут меня прорвало. Я уткнулся носом ему в ключицу и разревелся. Хочу остановиться – и не могу.
- Эй, ты что, малыш? – испугано вылупился на меня Андрей. – Женечка, ты чего, дурачок?
А я ответить не могу. Он меня обнимает, успокаивает. Я прижимаюсь к нему и реву, реву. Слезы рекой текут, дыхания уже не хватает – истерика натуральная. Андрюха ребят кликнул. Митя с Дэном прибежали. Он им говорит:
- Ребята, нашатырный спирт нам уже не нужен, теперь нужна валерьянка. Дэн из комнаты выскочил, а Митяй к нам подсел. Гладит меня по плечу:
- Женьк, не надо, успокойся. Андрюх, чего он ревет-то?
- Да не знаю, - удрученно бормочет Андрей, - что-то вот расстроился…
Даже сквозь слёзы я чуть не рассмеялся над этим "расстроился". Да мне удавиться хочется! Расстроился…
Денис валерьянку притащил и корвалол заодно. Влили в меня сначала одно, потом другое. Вроде, полегче стало. Успокоился я немножко, слёзы высохли.
- Ну, а теперь объясни, чего ревел-то? – это Митяй такой любопытный.
Я из Андрюхиных объятий вырвался, подальше на постель залез и покрывалом прикрылся – неловко стало перед ними голым сидеть. И оттуда уже спросил:
- За что вы так со мной?
Они переглянулись как-то очень серьёзно, взволновано, даже испуганно. Словно бы произошло то, чего они больше всего боялись. И тут Андрей рванулся ко мне, схватил в ладони моё лицо и заставил смотреть себе в глаза:
- Как "так", Женя? Как "так" мы с тобой? Да, сначала мы тебя держали. Но ведь могли бы и не держать. Ведь ты же хотел этого! Ты хотел этого, сукин сын малолетний! Если б я хоть на каком-то этапе увидел, что тебе не нравится то, что происходит, то ничего бы не было, клянусь!
- А когда я отбивался и кричал "не надо, что вы делаете" – тогда это было не заметно? – гневно выкрикнул я. Андрей оттолкнул меня, отвернулся и сел на край кровати.
- Нет, - рявкнул он оттуда, - тогда это было не заметно! Ты почти не сопротивлялся!... Просто… пришлось надавить, ты бы сам не решился, - уже тише добавил он. А потом совсем почти шёпотом: - Если я ошибся – прости, - и закрыл лицо руками.
- Да нет, не ошибся, - грустно усмехнулся я, - всё правильно. Я этого хотел. И мне это понравилось. Я, вообще-то, не об этом говорил.
- А о чём?
Я замялся, не зная, как это сформулировать, и лишь смущённо улыбнулся.
- Что не так, Женька? – взволновано спросил Митя, подсев ко мне поближе.
- Да я вот… всё думаю… - я горько рассмеялся и, наконец, решился закончить фразу: - Я всё думаю, неужели я так плох, что со мной общаться можно только ради секса?
- В смысле? – недоумённо нахмурился Дэн.
- Вы же меня только за этим к себе взяли, правда?
Андрей вскинул руки в беспомощном жесте и, всплеснув ими, повернулся ко мне:
- Ну, кто тебе сказал?!! – потом повернулся к своим друзьям и сделал жест, обозначающий, видимо, примерно следующее: "Я не знаю, что делать с этим идиотом!".
- Жэк, да ты чего? – Митяй откровенно смеялся над моим предположением.
- Может, вы хотите сказать, что даже не думали об этом? – злобно выкрикнул я.
- Так и есть, не думали, - помотав головой, ответил Дэн.
- Я думал, - резко повернулся ко мне Андрей. – Да, я думал! Но думал про себя. Мы никогда ни о чём таком с ребятами не разговаривали. И ни о чём не договаривались! Они тут вообще ни при чём! И общались мы с тобой не ради того, чтобы дождаться момента и отыметь – как тебе только такое в голову взбрело! Неужели мы похожи на таких сукиных детей?!
- Но… даже если вы этого не планировали, вы ведь все равно не сможете после этой ночи относиться ко мне так же, как раньше, - добавил я упавшим голосом.
- Ещё одна оригинальная идея, - усмехнулся Митяй. - Ну, а это ты откуда взял?
- Из жизни, - хрипло ответил я.
Андрей подвинулся на кровати ко мне поближе и провел рукой по моим волосам:
- Тебя кто-то обидел?
Я вздохнул, и на одном дыхании выпалил:
- Митяй, ты спрашивал, почему у меня только девять классов. Так вот как раз по этому! Они узнали. Вся школа пальцами тыкала.
- …А родители тоже знают?
- Их в школу вызвали, рассказали всё…
- Гады какие! – выдохнул Андрей. – Ну, теперь, по крайней мере, понятно, откуда у тебя комплексы.
- А у него есть комплексы? – удивился Денис.
- Ты не поверишь: он считает себя хуже нас, - ехидно выдал Андрей. – Например, он считает, что мы красивые, а он нет!
- Ты шутишь? – вскинул брови Дэн.
- Женёк, ну ты даешь! – присоединился Митяй. - Ты себя в зеркало давно видел?
- А что там? – в тон им спросил я.
- А там… - Денис поцеловал сомкнутые кончики пальцев, - вот такой красавчик!
- Да ну вас! – я смущённо нырнул с головой под покрывало. Не очень-то я верил таким комплементам, потому что самому себе с детства казался похожим на какого-то маленького большеглазого индуса. Я слышал ещё в школе, что многие считали меня смазливым, но никогда не мог этого понять.
Андрюха выудил меня из-под покрывала.
- Ну, как, реветь больше не будешь?
- Реветь не буду. Только не очень представляю себе, что дальше у нас будет.
- А что будет? – Андрей пожал плечами. – Всё то же самое и будет! …Ну, разве что маленькая просьбочка к тебе…
- Какая?
- Жэк, слушай… Ты наш друг, и это не меняется. Но если ты нам иногда давать будешь… Ну, хоть изредка… Было бы здорово. Мы тебя не меньше уважать будем, честно! Просто… Сегодня ночью было так классно… Обидно было бы, если больше никогда… Ну, а если не хочешь – не надо. Без вопросов!
- Серьезно? Не меньше уважать будете? Разве такое бывает?
- А то! Ну, а женщины, с которыми мы спим? Думаешь, мы их потом ни в грош не ставим, что ли? Брось! Секс человеческим отношениям не помеха. Если классный человек, да ещё и удовольствие в постели доставить может – так это ж просто здорово! У нас будет только одна проблема: не влюбиться бы в тебя!
Мы рассмеялись над этим заявлением. Хотя, как ни странно, ребятам было не так смешно, как мне. А Андрей и вовсе не смеялся.
- Ладно, - окончил дискуссию Митяй, - этот вопрос обдумаешь на досуге. А сейчас давайте спать. Мы с Дэном ляжем в гостиной – там диван можно разложить. А вы с Андрюхой оставайтесь здесь. Постель достаточно широкая.
- Ты не против? – обернулся ко мне Андрей.
Я замотал головой в ответ и тут же стал устраиваться спать – глаза слипались. И как только коснулся головой разорванной мною же подушки, в тот же миг провалился в сон.
Утром я проснулся оттого, что лежу в неестественной позе, раздвинув ноги, словно цыпленок табака, а Андрей аккуратно и нежно трахает меня в попку. Увидев, что я проснулся, он прижался губами к моему уху и прошептал:
- Прости, малыш, не мог удержаться. Так хотелось!.. Потерпи немножко, я скоро кончу.
Когда мы выползли в поисках завтрака, оказалось, что не один Андрей хотел воспользоваться моей помощью для борьбы с утренним стояком.
Окончание рассказа.www.diary.ru/~RitaAfanasieva/p169687895.htm?oam...
Здравствуйте!
Сегодня - первый день существования моего дневника! Как с ним управляться, я пока толком не знаю, так что просьба тапками не кидаться, а лучше помочь дельным советом!
Или же просто зайдите через месяц-другой, когда я хоть немного разберусь с этой штуковиной.
Спасибо за понимание!
Рита.
Сегодня - первый день существования моего дневника! Как с ним управляться, я пока толком не знаю, так что просьба тапками не кидаться, а лучше помочь дельным советом!
Или же просто зайдите через месяц-другой, когда я хоть немного разберусь с этой штуковиной.
Спасибо за понимание!
Рита.